Нормандская лазурь
Шрифт:
– Mon Dieu! Простите! – Она зажала рот рукой, однако смех все равно прорывался наружу. – Когда я расскажу, мне никто не поверит! О!
– Мадемуазель, возможно, вы и нам все объясните, чтобы и мы могли посмеяться вместе с вами? – предложил Никита.
– Сначала скажите мне – вы прошли весь путь? Без подсказок?
– Да, так и было, но...
– Mon Dieu! А мне говорили, это невозможно и я плохо написала. Говорили, что запутанно...
– Так, – сказал Никита, ставя злополучный чемоданчик на землю, – похоже, я начинаю догадываться, что найти сегодня сокровище нам не удастся. Вы кто?
Софи наконец перестала смеяться, но в уголках ее глаз блестели слезинки.
– Простите. Я не объяснила...
– Кажется, ребята, – торжественно произнес Никита по-русски, – наша вилла в Довиле только что накрылась медным тазом.
Ольга, не в силах больше сдерживаться, всхлипнула:
– А мне... жалко...
– Чего тебе жалко? – спросил Никита, обнимая ее за плечи.
– Жулика Анто-о-на, – прорыдала Ольга сквозь смех. – Он же... он же... даже лопату припас!
В огромном саду, полном экзотических растений и являвшемся гордостью замка Беллено, мерцали огоньки – светлячки, свечи в гротах, крохотные фонарики... Стол стоял посреди полянки, не очень далеко от замка, чтобы удобно было бегать на кухню. В отдельном крыле, как и предполагал Никита, располагался отель, где для приехавших русских туристов, доставивших Софи Ламарре потерянный чемоданчик, конечно же, нашлись комнаты. А так как Софи непременно желала возблагодарить русских за услугу, по ее просьбе стол для ужина накрыли в саду, и за ним устроились гости, сама Софи, ее помощница Франсуаза, управляющие поместьем – Лиза Матц и Люси Вильямс, а также их друг, высоченный бретонец Жильдас.
История о том, как Никита, Ольга и Женя прошли предназначенный для школьников квест, не сбившись с пути, уже была известна всем, и французы пребывали в полном восторге от русской смекалки. Потерянный в отеле близ Кана чемоданчик упоминался через слово. Жильдас уверял, что маршруты Софи обычно сочиняет непростые, школьникам приходится просить подсказки, и то, что русские не заплутали и приехали в конечную точку – замок Беллено, – достойно уважения. Женька сидел рядом с Софи, непрерывно о чем-то с ней говорил по-французски – похоже, языковой барьер был окончательно преодолен. Если Ильясов и спотыкался, то тут же подбирал другое слово и шпарил дальше. С лица его не сходила блаженная улыбка, с которой Женька обычно обхаживал девушек.
Это все было похоже на волшебство. Цветочные токи поднимались от прогретой за день земли, упоительно трещали цикады, подмигивали огоньки в фонариках. Освещенный ими стол казался золотистым озером в черных берегах подкатившей ночи. Блики плясали на столовых приборах, бокалах и хрустальных вазочках; красное вино, которым запивали мясо по-бургундски, сладко кружило голову. Ольга сидела рядом с Никитой, его рука покоилась на спинке ее стула, и Ольга лопатками ощущала это живое тепло. Оно было надежным – таким, как будто ей прикрыли спину. Наверное, так и есть?..
Поданные блюда не портило даже большое количество картошки фри, которую, как заметила Ольга, в Нормандии ели в огромных количествах, разве что в десерт не накладывали. Разговор не утихал ни на минуту и оставался весьма оживленным, так как все присутствующие в той или иной степени понимали английский язык – эсперанто для путешествующих. Иногда в глубинке эти знания не помогают, помогают жесты и деньги, но служащие отелей, как правило, могут изъясняться на нормальном уровне.
– Не жалеешь, что не нашли сокровища? – спросил у Ольги Никита.
– Не-а. – Она лениво потянулась, довольная и сытая. – Жили мы как-то раньше без них и дальше проживем. Зато можно больше не беспокоиться о трупе несчастного племянника, убитого неизвестной преступной группировкой.
– Обо всех ты беспокоишься. За жулика переживала...
– Ну, его правда жалко, Никит. Он ведь нам не поверил, что мы не гоняемся за деньгами.
– Ты про него забудь. Хочешь завтра в Мон-Сен-Мишель?
– Хочу. Наконец-то.
– Поедем.
Софи (Ольга, конечно, вспомнила, что ее имя значилось в распечатке, которую выдала Коринн в отеле) весело рассказывала, как строила путешествие за сокровищами для «племянников господина Левассёра» – от найденной в архивах реальной истории о французском мальчике, ухаживавшем за раненым пленным немцем, до изучения списков погибших, сопоставления имен и мест. Все это требовало громадной работы, одно сопоставление имен на могилах и названий населенных пунктов, замков и прочих объектов – титанический труд. Женька вслух выразил восхищение тем, как Софи знает местность и историю. Никита ввязался в спор о каких-то фактах, касавшихся высадки, но Ольга почти не слушала, что он говорит. Ей достаточно было смотреть, как он доказывает, жестикулирует, смеется, как подносит к губам бокал с вином и останавливается, слушая собеседника, а потом словно бы вспоминает о вине – и отпивает.
Все эти жесты были Ольге знакомы, появилось несколько новых, и она надеялась, что ей удастся их изучить.
Она была права, согласившись на эту поездку в Нормандию. Может быть, дело не только в том, что давно нужно было побеседовать с Никитой или просто, без слов, понять друг друга. Может, дело еще и в этой земле, на которой они оказались. Здесь, где много вспоминали о прошедшей войне, память о которой саднила для целого мира, все вдруг сошлось в одну точку, все сплелось в единый и понятный узор. И остатки орудийных батарей, и ковер, который Матильда приказала вышить для Вильгельма, потому что любила, и прохладные кресты на кладбище Коллевиля, и шторм, пришедший с моря, и старые стены, и чемоданчик господина Левассёра, и эти фонарики в саду, похожие на спящих бабочек... Ольга не могла объяснить словами, какая именно между ними связь – между ними и нею с Никитой, но связь определенно была, жесткая, прочная, которая больше никуда не исчезнет.
Может быть, любовь и есть приключение, подумала Ольга. Самое большое и главное приключение на свете, которое никогда не надоест.
Никита постучался к ней почти сразу после того, как разошлись по номерам. Ольга открыла ему, он шагнул вперед, закрыл за собой дверь, обнял Ольгу, и так они стояли минут пять, просто дыша друг в друга.
Затем Никита сказал в Ольгину почти блондинистую макушку:
– Вспомнила, из-за чего мы поссорились?
– Из-за принципов.
– Нет, Оль. Мы поссорились потому, что оба были упертые, как бараны. – Он немного отодвинул ее от себя, чтобы заглянуть в лицо. – Я думал потом. Мы ведь друг друга знали с детства и привыкли, что мы всегда – один за всех, все за одного...
– И что втроем мы – Портос, – закончила Ольга.
– И это тоже, – согласился Никита. – Но, наверное, мы с тобой перестали в какой-то момент различать, где из нас кто. Мы слишком много бывали вместе. Потому взрыв оказался таким сильным. Каждому нужно личное пространство, а мы как-то сразу от него отказались.
– Малиновский, – сказала Ольга, трогая родинку у него на шее, – ты пьян и потому говоришь много-много правды.
– А ты со мной соглашайся, соглашайся, – предложил Никита. – Это пойдет на пользу делу.