Нормы в пространстве языка
Шрифт:
Норма
• Слабо осознается, представления расплывчаты.
• Намеренно эксплицируется нечасто.
Не-норма
• Осознается в полной мере.
• Имеет специальные средства выражения и регулярно становится содержанием высказывания.
В логике нашего исследования обнаруженную закономерность следует уточнить. На протяжении работы мы разграничиваем представления о норме и нормативные представления о различных объектах, с учетом этого разграничения положение дел видится следующим образом.
Предположение о слабом выходе нормы в лексику основывается на том, что русский язык, действительно, не располагает большим числом средств со значением нормы [55] . Иными словами, представления о норме, действительно, не имеют многообразных средств выражения. Впрочем, не приходится говорить и о многообразии общих номинаций отклонений от нормы (среди немногих – аномалия, нарушение, расстройство и т. п.).
Совершенно иначе обстоит дело с дифференцированным обозначением соответствия / несоответствия норме, т. е. с вербализацией нормативных представлений. Представления и о типичных проявлениях объекта, и о возможных отклонениях номинированы огромным репертуаром языковых единиц, однако репрезентируются в русском языке отлично друг от друга. Так, разнообразно обозначаются отклонения от нормы: параметрическая лексика фиксирует отклонения от нормы, имеются специальные словообразовательные средства для номинации аномалий, обстоятельства причины в основном указывают на девиации и проч.; настрой на ненормальность характерен и для этикетных формул типа Что случилось, Что нового и др. [9, с. 80–87]
55
Это слова норма, нормальный и их немногочисленные синонимы: квота, лимит, типичный и т. п. О словах норма, нормальный см. [179].
Значение соответствия норме не очевидно, так как оно, как правило, имплицитно, например, «собственно нормативные качества родов входят в значение таксономической лексики. Они из нее не выделены» [9, с. 83]. Однако понятно, что признание вхождения нормативных представлений в лексическое значение позволяет усмотреть значение соответствия норме у огромного числа русских слов. В таком случае имплицитность нормы – это ее невыделенность из лексического значения, и такая имплицитность вовсе не означает неважности нормативных представлений. Известно, что национальная система концептов складывается из концептов вербализованных и невербализованных, причем и те, и другие обеспечивают мыслительную деятельность носителей языка в равной степени [26, с. 8, 23].
В логике нашего исследования заметим, что лексическое значение, представляющее интериоризированный эталон объекта, может быть рассмотрено как результат сложившихся в социуме нормативных представлений об объекте. В связи с этим можно, по-видимому, утверждать, что в широком смысле нормативные представления, по А. В. Бондарко, являются фундаментальной когнитивной системой, находящей конкретную реализацию практически в каждом акте речи [22, с. 65].
Итак, тезис о пресуппозитивном характере нормативных представлений может быть уточнен в виде следующих утверждений:
– нормативные представления являются составляющей фоновых знаний, общей для говорящих на одном языке;
– скрытое присутствие в лексическом значении делает нормативные представления важным, но при этом несознаваемым элементом содержания практически любого высказывания.
Последнее утверждение соотносится с выстроенной ранее логической цепочкой: выбранная номинативная единица отражает результат категоризации нового объекта – условием успешной категоризации является наличие нормативных представлений – следовательно, выбранная в процессе актуального именования номинация отражает результат сопоставления объекта с нормативными представлениями о классе, к которому он относится. По А. А. Потебне, «мысли говорящего и понимающего сходятся между собою в слове» [130, с. 124]. И, хотя содержание мысли говорящего и мысли понимающего может значительно отличаться, существует некий общий для них обоих комплекс представлений: люди понимают друг друга потому, что, по утверждению Гумбольдта, «затрагивают друг в друге то же звено цепи чувственных представлений и понятий, прикасаются к тому же клавишу своего духовного инструмента, вследствие чего в каждом восстают соответствующие, но не те же понятия» (цит. по [130, с. 125]). В свете нашей концепции таким комплексом представлений, обеспечивающих возможность более или менее адекватного понимания друг друга участниками коммуникации, можно назвать комплекс нормативных представлений о том или ином объекте.
Сказанное определяет ту эмпирическую базу, которую необходимо привлечь для доказательства тезиса. Это прежде всего высказывания, эксплицирующие результаты метаречевой рефлексии говорящего / слушающего, т. е. раскрывающие подоплеку номинативных процессов, а также слов, для понимания значения которых особенно важны нормативные представления об объекте.
3.2.2. Нормативные представления как пресуппозитивный компонент процесса актуального именования
В этом параграфе обосновывается роль нормы в процессе актуального именования, предварительно охарактеризованная в предыдущем разделе работы. Выше мы указывали, что вслед за Т. Н. Ушаковой понимаем актуальное именование как такую речемыслительную операцию, которая направлена на нахождение адекватного слова или выражения для обозначения объекта мыслительного процесса. Мы также высказали предположение, что в процессе актуального именования реализуется селективная функция когнитивных языковых норм, заключающаяся в выборе адекватной ситуации номинативной единицы. В свою очередь, выбор номинативной единицы обусловлен нормативными представлениями об обозначаемом объекте.
Итак, выбранное словообозначение является своеобразным сигналом соответствия объекта нормативным представлениям о классе, к которому его причисляет говорящий. Возможность указать на соответствие объекта норме непосредственно связана со способностью полнозначного словесного знака служить наименованием не только предмета, но и класса, а также понятия. Можно предположить, что если объект соответствует нормативным представлениям о классе, то выбранная номинация не вызывает сомнений. И наоборот: ощущение несоответствия норме, манифестируемой той или иной лексической единицей, заставляет искать новое слово. Подобная ситуация может быть представлена на примере диалога из чеховских «Трех сестер».
Наташа. С именинницей. У вас такое большое общество, я смущена ужасно…
Ольга. Полно, у нас все свои. (вполголоса испуганно) На вас зеленый пояс! Милая, это не хорошо!
Наташа. Разве есть примета?
Ольга. Нет, просто не идет… и как-то странно…
Наташа (плачущим голосом). Да? Но ведь это не зеленый, а скорее матовый.
В последней реплике Наташа предлагает рассматривать цвет ее пояса, используя другую норму (не для зеленого, а для матового), следовательно, другое слово, и тем самым изменить оценку. Аналогичная ситуация обозначается рядом конструкций, отличающихся друг от друга степенью уверенности говорящего в неправильности выбора слова. Рассмотрим некоторые из этих конструкций.
• Это не Х (= существуют нормативные представления о Х, которым не соответствует номинируемый объект). Говорящий категорически отрицает верность выбора номинации, т. е. утверждает, что категоризация осуществлена неверно:
Пусть Зойка поживет у меня. Или у тебя. Нет, все-таки лучше у меня… – Это не выход! Мы должны… мы должны разобраться с Личутиным. (Т. Тронина, ruscorpora); Я не слишком стеснена в средствах, перепробовала множество сортов мгновенно готовящегося кофе и должна вам сказать: цена не слишком повлияла на его качество. Хоть какой купи, выходит бурда. Впрочем, если положить в чашку побольше сахара, налить молока или сливок, то еще куда ни шло, но все равно: это не кофе. Сколько ни крась мопса в рыже-коричневый цвет, сколько ни рисуй на его теле черные полосы, как ни поднимай ему уши, а никогда Хучику не стать тигром (Д. Донцова, ruscorpora).