Норне-Гест
Шрифт:
Гест был доволен своими удочками; недаром он сделал крючки из рыбьих костей: рыбу надо ловить с помощью рыбы, да и само по себе забавно, что рыба давится собственной костью!
Пиль сидела на своем конце челна спиной к Гесту и ела мелкую рыбку, которую сама наловила. Девочка была уже настолько воспитана, чтобы не есть на виду. Ни одна из женщин Становища не позволяла себе этого; все они, конечно, перехватывали в течение дня по кусочку-другому, но всегда украдкой, никогда не присаживаясь за общую трапезу. Никто никогда не видел, например, чтобы матушка Гро ела.
Рыбы тут было вдоволь, и она билась, как бешеная, стремясь попасть на крючок. Гест с подругой скоро насытились, свернули свои лески и отправились дальше, освежившись несколькими пригоршнями пресной
Гребли они весь этот день и весь следующий, плывя по извилинам реки. Она текла им навстречу широким спокойным потоком; мимо мелькали чужие берега в тростниках, заслонявших вид. В узких местах, с более быстрым течением, водная поверхность слегка вспучивалась и волновалась, а в широких и глубоких заводях лежала гладким зеркалом; кое-где над глубиной кружились водовороты, слышалось журчанье и плескание струй, потихоньку подмывавших берега; у реки свои тайны, это всякий знает. Если челн, особенно быстро обогнув какой-нибудь мыс, вдруг выскакивал из-за поворота, то он непременно пугал какое-нибудь существо, которое мигом ныряло перед его носом в глубину, разводя большие круги на воде, – не то крупная рыба, не то выдра, а может быть, и морской зверь. Часто откуда-нибудь поблизости вспархивала цапля и летела, тяжело махая крыльями, изогнув шею и болтая ногами. Ласточки словно кувыркались в воздухе, на лету хватая мошек с поверхности воды; у берега слышались глухие всплески – это бултыхались в воду лягушки или водяные крысы; уж переплывал реку с берега на берег, подняв над водой голову с двумя желтыми пятнами на затылке. Стаи диких уток снимались с места задолго до приближения челна; лысуха пряталась в тростник или ныряла; в одном месте, где открывался вид на берег, путники увидели стадо ланей, прыгавших по траве и словно застывавших на миг в воздухе с поднятыми ногами. По обеим сторонам реки в отдалении вздымались лесные своды.
Как у самого своего устья, так и на дальнее расстояние вверх река извивалась между обширными моховыми болотами, порослями кустов и непроходимыми трясинами, но мало-помалу речная долина сузилась, леса по обоим берегам стали придвигаться ближе друг к другу, и местность приняла вид настоящей долины с луговинами, кустарниками и рекой посередине и сплошными стенами леса по краям.
На другой день Гест с Пиль забрались уже так далеко, что могли считать себя совсем затерявшимися в чужих краях, поглощенными тишиной и одиночеством дикой безлюдной местности; изгиб реки подвел их к самому лесу; берег здесь был отлогий, и высокие деревья, росшие свободно и не слишком густо, подходили близко к воде. Место понравилось путникам. Солнце стояло уже довольно низко над долиной у них за спиной. Тростники расступались как раз у берега, образуя широкую бухту, так и манившую путников; у самого берега было совсем мелко, дно покрыто песком и галькой; многочисленные звериные следы на берегу указывали, что тут было место водопоя, и Гест решил высадиться тут. Они вытянули из воды челн, чтобы он не уплыл, и осмотрелись кругом.
Перед ними стоял лес, они очутились с ним лицом к лицу и чувствовали, что надо познакомиться: что бы он ни таил в себе, им предстояло жить в нем и с ним. Они взялись за руки и медленно пошли между деревьями; лесная тень накрыла их, они слышали звуки своих собственных шагов; пусто, гулко и уединенно было вокруг.
В кустах что-то хрустнуло, они замерли на месте, вздрогнув всем телом, и насторожились, но ничего не было видно; только листва орешника в нескольких шагах подальше трепетала: верно, какой-нибудь зверек шмыгнул туда. Они переглянулись, кивнули друг другу и открыли было рот, но не нашлись что сказать.
Осторожно и тихо ступая по земле, они исследовали окрестности. Лес был расположен на длинном покатом холме, вдававшемся в речную долину сбоку; с обеих сторон к нему примыкали луговые долины; великий неведомый лес как будто протягивал здесь руку реке. На пришельцев успокоительно подействовало осознание того, что этот участок леса открыт с трех сторон, и они решили пока остаться здесь.
В одной из боковых долин они нашли ручеек,
Ключ бил между камнями и узловатыми корнями большого дерева, вокруг которого росли другие высокие деревья. Здесь был прохладный глубокий овражек с дном, усыпанным мелким белым песком, а в песке удивительная ямка, словно живая, похожая на рот, выдувающий из себя песок, взбалтывающий его языком, округляющийся, выплескивающий воду, то открываясь, то закрываясь совсем беззвучно; да и вода вытекала не только бесшумно, но и незаметно для глаз – такая она была прозрачная, – и только по движению песка в ямке можно было догадаться, что вода все время вытекает: песок вспучивало и взмывало светлой прозрачной влагой, которую рождала какая-то подземная сила и неустанно гнала из глубины наверх; ямка наливалась до краев, затем вода переливалась и текла дальше ручьем.
Высокие деревья охраняли величавый сумрак этого места, смыкая над ручьем свои густолиственные кроны, ведущие разговор с небом. Дальше лес сливался в темную массу; дерево за деревом, держась корнями за землю, возносили вершины к небу; воздушная стена дальних деревьев уходила во мрак, и оттуда веяло какою-то торжественной тайной. Но с другой стороны, в просветы между деревьями виднелись луга, залитые солнцем, прорезанные голубыми извивами зеркально-синей реки. Под сенью деревьев, там, где сумрак был всего гуще, и бил ключ…
Гест с Пиль, набравшись храбрости, наклонились к источнику. Он отразил в своем зеркале их лица, и, приняв это как знак приветствия, они прильнули устами к устам молчаливого поильца и стали большими глотками пить воду – напиток, приветливо поднесенный гостям новым миром, насыщенный живительными соками земли, чистый и прохладный.
Напившись, они омыли и освежили себе лица и встали, обновленные духом и телом. И оба рассмеялись, почувствовав, как всякий гнет слетел с них, развеянный словно чудом. Они как будто возродились; по всем жилам разливались свежие соки – так живительна была вода источника. И сразу после этого они почувствовали себя здесь как дома, почти забыли и свое Становище у бухты, и все прочее, оставленное позади, хотя и провели в пути всего два дня. Все прошлое стало каким-то нереальным, уступив место новой действительности. Вот какой силой обладала вода источника!
Поэтому, напившись и освежившись, они решили, что должны как-нибудь отблагодарить источник. У Пиль не было ничего, кроме ожерелья из волчьих зубов, подаренного ей матерью как талисман от диких зверей; тяжело ей было расстаться с этим единственным своим достоянием, а в данную минуту и одеянием, но она решилась пожертвовать им и бросила в источник. Подарок был принят благосклонно и прочно лег на песчаное дно. Гест явился в новую страну таким же нагим, как Пиль; и на нем не было ничего, кроме талисмана с огарком, подаренного матерью; пожертвовать этим никак было нельзя. Но он пошарил у себя в густых кудрях и выудил оттуда длинное шило из кости, пощупал в других местах и вытащил вместе с клоками волос несколько рыболовных крючков, моток жил, несколько кремневых осколков и еще кое-какие необходимые предметы; все это он принес в жертву источнику, который благосклонно принял и эти дары. Теперь отношения с духом источника были налажены, и они чувствовали, что могут остаться около него, пока не подружатся также с лесом.
Здешний лес был выше и крупнее, чем знакомый им с детства, и был, по крайней мере, столь же грозен и недоступен. Пока, однако, не видно было, чтобы он относился к ним неприязненно, – он только долго бормотал что-то про себя, следуя привычке всех лесов и стариков; но ведь и они вовсе не собирались поступать бесцеремонно, задевать видимые и невидимые силы этого нового края.
Гест провел свой челн вверх по ручью, насколько это было возможно, чтобы спрятать понадежнее. Под вечер они опять наловили в реке рыбы и вдоволь наелись форели; крупная рыба сама гнала прочь мелкую, чтобы схватить приманку.