Нортланд
Шрифт:
Мне отчего-то захотелось плакать. Лиза и Ханс вели нас, петляя вокруг столиков, а я думала только о том, чтобы скорее остановиться и принимать происходящее всем своим существом.
Рейнхард и Маркус сидели за столиком вместе с красивой девушкой, одетой поистине безупречно. На ней был классический мужской костюм, скроенный так хорошо, что ее право обладать им не оспорило бы ни одно эстетическое чувство. Волосы девушки были распущены, а галстук завязан, и этот контраст имел какой-то прекрасный, сексуальный смысл.
Кожа, волосы и глаза ее несли
Рейнхард и Маркус встали при нашем приближении.
— О, мы не ожидали, что вы явитесь вовремя, — сказал Рейнхард. — Решили скоротать время за приятной беседой.
— Скоротать? И только-то? — спросила девушка. У нее был приятный голос, легко влившийся в музыку. Она вся имела некоторую гипнотическую природу, показавшуюся мне родной этому месту.
— Ни в коем случае, — сказал Маркус. — Рейнхард выразился таким образом исключительно от недостатка такта.
— И Рейнхард приносит свои извинения! Дорогие друзья, это Клаудия Келер. Затаите дыхание, потому что вы лицезреете автора этого грандиозного шоу. От крохотного шовчика до подбора музыки, это все она.
Клаудия улыбнулась. Мне показалось, что она смутилась. Это тут же сделало ее человечнее. Я заметила, что она посмотрела на всех нас, но взгляд ее обошел Отто и Лизу, как пустое пространство.
Значит Отто, как его и просили, не привлекал внимания раньше времени.
— Что ж, — сказал Рейнхард. — Прекрасная Клаудия, нам следует откланяться. Дела-дела-дела.
Клаудия сдержанно улыбнулась, а я вдруг не выдержала и сказала:
— Вы прекрасны. То, что вы делаете — волшебство!
Я не ожидала, что эти слова вырвутся из меня помимо воли, мне вдруг стало неловко, но что самое интересное, Клаудия, чьему искусству сегодня отдавал дань сам кениг, кажется, смутилась сильнее меня. Я не глядя прошла вперед, едва не столкнувшись с одной из моделей в платье цвета океана, подол которого укладывался волнами и двигался, словно прилив, облизывающий берег.
Рейнхард развернул меня.
— Не сюда, Эрика.
Я посмотрела на него. Он выглядел таким экзальтированным, Маркус же наоборот казался очень задумчивым.
— Странно, — вдруг сказал он. — Что мы не разучились отличать красивое от уродливого.
Это и вправду было странно, но вселяло надежду того теплого толка, что пришла ко мне после разговора с Рейнхардом.
— И что, в таком составе мы и пойдем к кенигу? — спросила Ивонн. Она говорила спокойно, но на самом деле нервничала, как и мы все. Ханс сказал:
— Полагаю, чем больше свидетелей будет у нашего разговора, тем лучше.
Кениг сидел за одним из столиков, положив ноги на белоснежную скатерть. Щуплый, всевластный человечек. Его одежда снова удивила меня — чуждый крой, слишком яркие цвета.
Кениг пил шнапс, подливая туда какой-то синий, яркий сироп.
— О, добро пожаловать. Великолепное шоу в этом году, не правда ли? Богиня превзошла саму себя. Рейнхард, неужели ты привел моих маленьких пленниц? А где же Кирстен Кляйн?
— Не могу знать, мой кениг, — ответил Рейнхард.
— Маркус? Ханс?
Они оба покачали головами.
— Интересно, — сказал кениг, задумался на минуту, а потом вдруг вскочил на ноги.
— Как я соскучился по этим прелестным дамам! — он кивнул на Лили. Кениг взял недостающие стулья у столика каких-то, явно польщенных такой честью, солдат. Он усадил за один из них Лили, приподнял ее волосы, словно чтобы осмотреть застежку ее жемчужного ожерелья. Мы тоже сели. Лиза и Отто остались стоять, никто не предложил Лизе стул. Никто ее не видел.
— Так вот, — сказал кениг. — Не хочется портить этот приятный вечер. Рад, что вы нашли беглянок. Вы, должно быть, продвинулись и в поисках герра Брандта?
— Более чем, — ответил Маркус. Он закурил, надолго засмотрелся на пламя зажигалки.
— А что здесь делает фройляйн Байер? Я думал, ее свобода оговорена.
Мне снова стало неловко, я каждой косточкой почувствовала взгляд Ивонн, хотя теперь, я была уверена, она смущала меня ради развлечения.
— Симметрия, — сказал Рейнхард. — Мы подумали, что вам понравится, если они все явятся сюда, чтобы свидетельствовать перед вами об одном деле.
— Дела! Опять дела!
Кениг проводил взглядом одну из моделей, а затем сделал глоток шнапса. Себби не казался мне напряженным. Он не видел Отто. Это значило, что Отто куда могущественнее него. Может быть, Себби уже обвинил Рейнхарда и его фратрию в похищении Кирстен Кляйн. Может быть, он думал, что выиграл.
Я испытала удовольствие, представив, как ему пустят пулю в голову. Я вспомнила, как прекрасно дернулся Карл, выстрелив в себя. Красота в один момент покинувшей тело жизни. Так же было и с Хельгой.
Я закрыла глаза, слушая искусственный океан.
— Фройляйн Байер!
— Да, мой кениг?
— Вы боитесь?
Я открыла глаза. Его лицо было так близко от меня, что я чувствовала его дыхание.
— Безумно, мой кениг.
— Августин, я же говорил называть меня так. Почему же? Разве я плохой правитель?
Он смеялся над нами. Что мы могли ответить?
— Я не могу представить себе правителя лучше вас, — ответила я. Это не было ложью. Я вправду не могла и помыслить о ком-то другом на его месте. Я услышала, как засмеялся Себби. Кениг отстранился, и я почувствовала заметное облегчение. Океан снова обрел свою целительную силу. От запаха цветов закружилась голова.