Ностальгия по истокам

Элиаде Мирча

Итак, аранда интересует именно эта земная и райская изначальность, составляющая одновременно историю и пропедевтику. Именно в это мифическое время человек стал тем, что он есть в настоящее время, и не потому, что он был «сформирован» и воспитан Предками, а прежде всего потому, что он обязан повторять то, что эти последние совершали in illo tempore. Мифы раскрывают и сохраняют сакральную историю творения. Более того: посредством инициации каждый юный аранда узнает не только то, что произошло in principle, но и окончательно обнаруживает то, что он уже был здесь, что в какой-то мере он принимал участие в этих решающий событиях. В действительности, его «вечная душа» есть частица «Жизни» Предка. Инициация осуществляет анамнезис. В конце церемонии непосвященному дают знать, что героем мифов, которые он только что узнал, является он сам. Ему показывают священный объект и говорят: это твое собственное тело! — так как этот объект представляет тело Предка. Драматическое раскрытие идентичности между вечным предком и тем

индивидуумом, который его воплощает, можно сравнить с tat tram asi Упанишад. Это свойственно не только верованиям аранда: на северо-востоке Австралии, например, когда житель племени Унапбал направляется к пещерам, где находятся рисунки wondjina (мифические существа, соответствующие тотемическим предкам), он объявляет: «Я хочу освежиться и укрепить себя, я буду вновь рисовать себя для того, чтобы пошел дождь»¹². Смерть, являющуюся результатом разрыва связей между Землей и Небом, аранда объясняют теорией трансмиграции, по которой предки, то есть они сами, — вечно возвращаются к жизни. Можно, следовательно, различать два вида изначальности, которым соответствуют два различных типа ностальгии: 1) изначальность, представляемая великим небесным Отцом и звездным бессмертием, недоступным обычному человеку и 2) баснословная эпоха Предков, во время которой возникает Жизнь вообще и человеческая жизнь в частности. И ностальгия аранда прежде всего ассоциируется с представлением о земном рае, связанным с этой второй изначальностью.

Два типа изначальности

Тот же процесс имеет место в других религиях, даже самых усложненных. Достаточно, к примеру, вспомнить об изначальности Тиамата в Энума элиш и о переходе к эпохе, представленной победой Мардука, эпохе космогонии, антропогонии и создания новой божественной иерархии. Мы можем также сравнить изначальность Урана с утверждением первенства Зевса или переход от небесного ведического почти забытого бога Диоса, к Варуна, и позднее, к Индра, Шиве, Вишну. Во всех этих случаях речь шла о создании нового Мира, даже когда речь не шла о собственно «космогонии». Но всегда возникал новый мир религии, более непосредственно связанный с человеком.

В этой замене «экзистенциальной» изначальности изначальностью скорее «спекулятивной» знаменателен тот факт, что этот процесс представляет собой более радикальное внедрение сакрального в жизнь и человеческое существование как таковое. Речь идет о достаточно известном процессе в истории религий, о процессе, не чуждом иудео-христианской традиции. В Боэнгоффере мы имеем последний пример внедрения сакрального в мирское существование исторического человека, так же как в более близкой к нам американской теологии, именуемой «смертью Бога» мы можем признать другой, секуляризированный вариант мифа об «отдыхающем боге».

Можно, следовательно, различить два типа изначальности: 1) пракосмический, доисторический, и 2) космологический или «исторический». Космологический миф открывает «священную историю», он является историческим мифом, хотя и не в иудео-христианском смысле этого слова, поскольку этот «исторический миф» не только служит моделью и примером, но и периодически возобновляется.

Можно также различать два вида религиозной ностальгии: 1) желание восстановить изначальную целостность, существовавшую до Творения (тип ностальгии даяков), и 2) Желание вернуть назад изначальное время, начинающееся непосредственно после Творения (тип ностальгии аранда). В последнем случае мы можем говорить о том, что речь идет о ностальгии священной истории племени.

Именно с этим мифом о священной истории, еще живым во многих традиционных обществах, должна сталкиваться иудео-христианская идея истории.

Глава VI

Рай и Утопия: мифическая география и эсхатология

Мода на мессианизм

Вот уже десять лет как не перестает увеличиваться число выходящих в свет трудов по проблемам различных течений милленаризма и всевозможных форм утопических учений. Речь идет не только об исследованиях пророческих и первобытных мессианистских движений, самым известным из которых можно назвать «каргокульт», но также о трудах, посвященных мессианизму, чьи истоки лежат в иудео-христианстве начала нашей эры и всего исторического периода вплоть до эпохи Возрождения и Реформации, о трудах, раскрывающих религиозные импликации, описывающих географические открытия и колонизацию, прежде всего колонизацию двух Америк. Наконец, в последние годы было издано несколько книг, осуществивших определенного рода синтез: историки, социологи, философы пытались сравнивать различные формы утопических учений и милленаризма и проводить внутренние связи в целях окончательного синтеза.

Не может быть и речи о том, чтобы представить здесь всю огромную библиографию недавно вышедших книг. Достаточно упомянуть о нескольких синтезирующих трудах: книга Нормана Кона о поисках миллениума, исследования Лантернари, Гварилье, Мюльмана о первобытном милленаризме, исследования Альфонса Дюпрона о духе, которым были проникнуты крестовые походы, монографии нескольких американских эрудитов об эсхатологических импликациях колонизации.¹

Интерес западных ученых к милленаристским движениям и утопиям знаменателен. Можно сказать, что он представляет собой характерную черту современной западной культуры, и причины такого интереса неоднозначны. Прежде всего, особое удивление вызывают мессианистские культы, потрясшие «первобытное» общество в последние десятилетия колониальной эпохи. Затем нужно упомянуть и о недавних исследованиях роли пророческих движений средневековой Европы, в первую очередь движения, возглавляемого Джоаккино де Фьоре и его последователей в трансальпийской Европе. Большое значение мы придаем последовательному анализу религиозных импликаций колонизации Америки, поскольку, как мы увидим в дальнейшем, открытие и колонизация Нового Света проходили под знаком эсхатологии.

Анализ подобных исследований, постановка перечисленных проблем обнаруживают существенное направление научной мысли, красноречиво говорящее нам о духовной ситуации современного западного человека. Отметим прежде всего, что в отличие от детерминистских схем объяснения истории, сегодняшняя мысль признает значение религиозного фактора и в особой мере — движений, характеризующихся экзальтацией, исступлением, пророческими, эсхатологическими и милленаристскими тенденциями. Но есть, на мой взгляд, нечто еще более значительное: интерес к истокам недавно возникнувших областей западного мира — то есть к истокам Соединенных Штатов и стран Латинской Америки — отражает существующее у интеллектуалов этого континента желание вернуться вспять, вновь окунуться в свою первоначальную историю, подойти к «абсолютному началу». Подобное стремление вернуться к истокам, восстановить первичную ситуацию обнаруживает в равной степени желание вновь начать историю, вновь пережить блаженство и творческую экзальтацию «начал», ностальгию по прошлому — ностальгию по земному Раю, в поисках которого предки современных американцев пересекли Атлантику. Правда, по поводу колонизации Америки не было опубликовано ни одного труда, в названии которого фигурировало бы слово «Рай». Можно перечислить несколько книг, вышедших в свет в последние десятилетия: «Видение Рая: эдемские мотивы, открытие и колонизация Бразилии» (Visao de Paraiso: os motivos edemicos no discobrimento et colonizacao do Brasil. Rio de Janeiro, 1959), автор Серджио Буарке де Холланда; «Поиски Рая» (The Quest for Paradise, 1961), автор Чарли Л. Сенфорд; «Пустыня и Рай в христианском мышлении» (Wilderness and Paradise in Christian Thought, 1962), автор Д. Г. Вильяме. Последняя работа имеет подзаголовок: «От Эдемского сада и Синайской пустыни до американской границы».

Во всем этом выражается желание недавно возникших по ту сторону Атлантики государств подойти к религиозным истокам, окунуться в первоначальную историю. Но смысл этого феномена оказывается еще более сложным. Здесь можно увидеть стремление наполнить новой жизнью устаревшие структуры и ценности, и ожидание радикальной реновации — точно так же, как можно расшифровать в последних опытах художественного искусства не только волю к разрушению любого уже использованного историей языка, но и надежду начать художественный опыт заново ab initio. Возвращаясь к нашей теме — Рай и Утопия — я выбрал для иллюстрации два ряда примеров. Я предлагаю к рассмотрению одновременно эсхатологические и парадизиакальные элементы колонизации пионерами Северной Америки и прогрессивную трансформацию «Американского рая», породившую миф о бесконечном прогрессе, послужившую основанием для американского оптимизма и культа юности и новаторства. Затем я перейду к анализу бразильского племени Тупи Гварани, которое в момент открытия Южной Америки уже находилось в поисках рая по ту сторону Атлантического океана, — и отдельные группы которого продолжают его искать и по сей день.

Поиски земного рая

Христофор Колумб не испытывал никаких сомнений в том, что он приближается к земному Раю. Он считал, что встреченные им в заливе Парна холодные течения, брали свое начало в четырех реках, орошающих Эдемский сад. Для Колумба поиски земного Рая не были химерой. Великий мореплаватель придавал эсхатологическое значение географическим открытиям. Новый Свет был не просто новым континентом, где могла бы получить дальнейшее распространение евангельская благая весть. Сам факт его открытия носил печать эсхатологической значимости. Колумб был уверен, что пророчество, касающееся распространения Евангелия по всему миру, должно

быть исполнено к концу света. Следовательно конец Света был близок. В своей «Книге Пророчеств» Колумб утверждал, что этому событию, то есть концу мира — будет предшествовать завоевание нового континента, обращение язычников и гибель Антихриста. Он возложил на себя одну из главных ролей в этой грандиозной, одновременно исторической и космической драме. В письме, адресованном принцу Яго, Колумб писал: «Волей Божией я стал предвестником нового неба и новой земли, о которых Господь говорил в Апокалипсисе устами святого Иоанна, и до него устами Исайи, и к которым он указал мне путь».²