Ноука от Горького Лука
Шрифт:
***
Завтра на кафедре выходной, или шубботник. Письма, техническое, уборка в ноучном батискафе «Садко» и все такое, если ничего не поменяется.
Инквизишн и франчайзинг
Шалом, бендеры. Опять шуббота, и кто не прыгает — тот гой.
Мой внутренний бендера отправился гулять Масляну с друзьями-правасеками из Хунты, и велел жыду написать лекцию самостоятельно. Придет — проверит. Но, поскольку он придет (почти наверняка) пьяный, то этот некультурный гуцул опять начнет ругаться, стрелять из машиненпистоля
Так что будет лекция от жыда, и лекция будет историческая. С точки зрения жыда, естественно.
***
Все жыды знают и уважают Инквизицию. Эта серьезная контора никогда не халтурила в работе. И, в отличие от простых погромщиков, бивших жыдов по пьяни, Инквизиция с жыдами работала серьезно и вдумчиво.
Вообще, понимание об Инквизиции у большинства обывателей сформировано двумя информационными векторами. Первый — это, конечно же, кино и литература. Мрачные подземелья, суровые инквизиторы в капюшонах и нечеловеческие пытки обнаженных девственниц, растянутых за руки-ноги на дубовых скамьях, под вкрадчивый шепот: «Отдайся чистосердечно… то есть, признайся чистосердечно, прекрасная юная ведьма… Твои страдания сразу закончатся, и мы тебя совсем не больно сожжем заживо…»
Этот аспект я даже обсуждать не хочу, потому шо он хуйня. Полная. Во-первых, пытки дело сугубо регламентированное, где под протокол фиксируется каждый гвоздь, забитый в жопу подследственного, потому что все это затевается не для развлечения, а чтобы нарисовать вменяемый объебон для суда… ну, сотрудники и брадяги меня поймут. Сто лет оно им всралось, следователю, писцу и палачу — гореть сверхурочно на такой работе. Отбарабанил рабочий день — и, слава Богу, пора домой, к жене и бобовой похлебке.
Во-вторых, пытки — это даже где-то хорошо, это значит, что твое дело в производстве, и тебя, по крайней мере, не забудут года на три в какой-нибудь угловой камере.
Естественно, ни писатели, ни Голливуд мимо такой мякотки, как юные девственницы, сладострастно извивающиеся под кнутом на дыбе, пройти не смогли, а посему и прокачали тематику до художественного уровня, который мы и воспринимаем как истину в последней инстанции.
Второй вектор — это мрачноватое отношение европейского населения к Инквизиции в целом. Вот тут надо объяснить подробнее, потому что народная память на ровном месте не появляется, а значит, ее что-то породило, взрастило и подпитывало.
***
Инквизиция, как я уже говорил, была серьезной конторой, и кого попало туда не брали. Как минимум, требовалось уметь читать, что в то дикое время приравнивалось к умению офисного работника в наши дни сесть на шпагат и подтянуться на турнике двенадцать раз.
Людей там работало немного, в основном пользовались услугами светских аутдорсеров — если кого-то надо винтить, волочь на кичу и палить на костре, то приглашались специалисты со стороны. А от инквизиции, собственно, приезжал следователь («инквизитор» — это и есть «следователь», кстати, а вовсе не «мучитель девственниц»).
Учитывая транспорт и расстояния (например, полгода жуткой дороги из Рима во Вроцлав, там год-полтора неспешной работы, и полгода обратно), становится понятно, что делами селюков они не занимались. Вы можете себе представить, чтобы комиссия в составе генпрокурора, двух академиков и замминистра, поехала из Киева, на велосипедах, разбираться с карманной кражей в Кицмани?
Самые любознательные кадеты могут ознакомиться с резонансными делами тех мохнатых лет — Галилея, Джордано Бруно и Жиля де Реца. Дедушку Галилео мурыжили не занюханные районные попы, а кардиналы с университетскими образованиями. Причем, кандидатура каждого кардинала согласовывалась на высшем уровне, и допросы были больше похожи на коллоквиумы.
На простое население Европы четкая работа Инквизиции, естественно, наводила оторопь. Подробностей селяне и мещане не знали, но слухи доносились. Еще бы, если такого серьезного пацана, как Жиля де Реца, грозу провинции, графа и маршала, сподвижника самой святой Девы Жанны Орлеанской, пакуют какие-то инквизиторы, то что же они могут сделать с тобой, валух ты деревенский? Да просто испепелят одним взглядом! Примерно такой страх селяне испытывали перед грозой с молнией — понятно, что не по твою душу гремит, но все равно боязно.
Так что костры с нищими деревенскими ведьмами до Реформации — это, по большей части, самодеятельность местных властей, а после — протестантский комсомольский фанатизм. Вот тогда да, вечеринку с девками они зажгли лютую. Когда каждый малограмотный деревенский пастор назначал сам себя одновременно прокурором, адвокатом и судьей. В том числе апелляционным. Ну, что было — то было. Будет всем суд, и самозванным судьям тоже.
Ориджинал же Инквизиция делами меньше чем за пять миллионов евро не занималась в принципе.
В целом, участие Инквизиции в жизни простого населения тогдашних времен было сопоставимо с участием ЦРУ и Моссада в вашей жизни. Поверьте, им совершенно нет дела до того, по каким порносайтам вы лазите. Если вы не Президент, конечно.
***
Но существовала еще одна инквизиция, к которой мой жыд питает особые чувства.
Испанская инквизиция и римский Санктум Оффициум, хоть и назывались по документам одинаково, были связаны друг с другом примерно как дог и хот-дог. Времена в Испании были славные, но непростые. Свой дамбас они у мавров отжали, Реконкисту практически завершили, второй официальный испанский язык ввели, и даже планировали новые свершения — типа запуска Колумба на орбиту Америки. Но денег на все у Короны фатально не хватало.
В это же время, перед носом испанских властей мельтешили богатые выкресты, всякие марраны и мориски, которые еще вчера ходили в синагоги и мечети, а сегодня, перекрестившись правой рукой, левой держали в кармане дулю. И деньги. Дуля в кармане — то ладно, пусть держат, за то Бог спросит лично. А вот деньги из карманов надо было вынимать немедленно.
Испанская инквизиция — франчайзинговая. В 1478 году они выпросили у Рима право создать свой филиал Святого Оффициума («Нет-нет, какие деньги? Славы ради Господней, ибо еретики числом преумножились!») Рим подумал, решил что дела в Испании сложные, фактически — фронтир католического мира против безбожных сарацынов, и разрешение на создание филиала выдал.