Новая эпоха
Шрифт:
— А как насчёт обычных неювелирных бериллов? — поинтересовался я.
— Так и знал, что спросишь, — хмыкнул Серёга, — Есть, конечно, и много. Вот, зацени, — он показал мне хорошую горсть камушков, даже отдалённо не претендующих на статус драгоценных или хотя бы полудрагоценных, но вполне себе бериллистых и на нашу фирменную бериллиево-алюминиевую бронзу вполне пригодных, — Таких можно и прямо тут наменять хоть мешок, хоть два…
— Вот с этого бы и начинал. А то заладил — изумруды, изумруды. Нехрен перед финиками их засвечивать. Будем брать обычные бериллы, которые нам тоже нужны, а фиников хрен заинтересуют, а если среди них вдруг — ага, совершенно случайно — и эти изумруды
— Месторождение Эль-Серрехон. Это возле полуострова Гуахира, который мы обогнули, когда плыли сюда от Маракайбо. Есть ещё Хагуа-де-Иберико, но это в глубине материка, а Эль-Серрикон почти у самого побережья, так что удобнее для нас получается. А зачем тебе ЗДЕСЬ каменный уголь?
— Лучше бы на Кубе, конечно.
— Вот уж чего на Кубе нет, того нет. Есть немного бурого угля на Гаити, но ты же представляешь себе его качество как топлива?
— Ага, говённое, как и его цвет, — схохмил Володя, — Уж лучше древесный уголь. Так что, отсюда каменный возить будем?
— Да нет, это я уж до кучи разбирался, а так — прикидывал, как половчее ТУТ на разделение золота и платины плавкой фиников нацелить, когда они повыбирают из песка врукопашную все хорошо заметные на глаз золотины, и их задавит жаба из-за мелких и малозаметных.
— Проще древесный на месте заготовить, чем ради такого количества каменным заморачиваться, — хмыкнул спецназер, — Не парься, как задавит их жаба — они и сами всё в лучшем виде сделают, только методику им подсказать. Жадность у этих торгашей, млять — как у евреев, — он взял кифару, забренчал характерные траурные аккорды и загнусавил, подделываясь под оригинальное исполнение Новикова:
— По улице жмуром несут Абрама,
В тоске идет за ящиком семья,
Вдова кричит сильней, чем пилорама,
И нет при нем ни денег, ни "рыжья".
Сочетание тематики с соответствующим гнусавым голосом и характерными местечковыми словечками у Новикова вышло убойнейшее, и сдаётся мне, что он и сам сумел исполнить эту песню далеко не с первого раза, а с первого — наверняка ржал, как ржём сейчас и мы…
— Тоскливо покидая синагогу,
Завернутый в большую простыню,
Абрам лежит в сатин на босу ногу,
Руками налегая на мотню…
В общем, суть там в том, что копил этот скряга Абрам добро всю жизнь, а для кого копил? Скопытился, хоронят, он вдруг оживать вздумал — ага, щас! Наследство всё уж поделено, за похороны заплачено — кто ж теперь назад отыгрывать-то станет, гы-гы!
К тому моменту, как финикийцы перебрали более-менее крупный песок и поняли, что перебрать аналогичным же манером и совсем мелкий пишется исключительно с мягким знаком, у нас как раз закончился обжиг керамического "противня".
— Сыпь песок сюда, — предложил я главному финику.
— Это ещё зачем? — подозрительно спросил он, явно ожидая от меня очередной хитрожопой пакости.
— Ты предпочитаешь ломать глаза, перебирая эту пыль вручную? Я, конечно, могу дать тебе на время увеличительное стекло, — наши заржали, включая и турдетан, которым перевёл один из бастулонов.
— Разве есть какой-то другой способ?
— Есть, и именно его я тебе и предлагаю. Плавим эту пыль так, как плавили бы и нормальный золотой песок. Правильное жёлтое золото расплавится, неправильное белое — нет. То, что расплавится, мы сольём, оно остынет, и ты его заберёшь, а неправильный металл, который тебе не нужен, так и останется
— Еще наши прадеды пробовали так делать — не получается, — возразил финик.
— А в чём они плавили?
— В нормальном тигле, конечно. В чём же ещё?
— Вот поэтому и не получается. Нельзя в обычном тигле — он высокий и узкий, а нужен вот такой, как этот, — я указал ему на наш "противень", — При плавке мы установим его с небольшим наклоном, и правильное золото будет стекать сразу в его уголок и не смешается с крупинками неправильного.
Союзник несколько секунд посверлил меня подозрительным взглядом, но так и не сумев ни пробуравить во мне дырку, ни въехать, в чём я нагрёбываю его на этот раз, заценил уже заметно перевалившее через полдень солнце и с тяжким обречённым вздохом согласился на моё предложение. А я, пока металл греется, чтобы не стоять столбом и не скучать понапрасну, двинулся к торгующим всякой всячиной гойкомитичам, к которым меня уже подманивали Володя с Серёгой.
— Ну-ка, Макс, продегустируй! — спецназер протянул мне ломтик какого-то большого фрукта с желтоватой мякотью, — Только не подглядывать, сперва попробуй.
— Гм… Млять! Или у меня уже вкусовые глюки начались, или это ананас!
— Ага, он самый! — Володя отошёл в сторону, не загораживая от меня больше импровизированный прилавок торгующего местным ништяком красножопого.
— Так, забираем всё оптом! — я уже заценил и вкус, не сильно уступавший тому, что запомнился по супермаркетовской экзотике прежнего мира, и отсутствие жёстких косточек, вместо которых было нечто, не сильно контрастирующее с мякотью и вполне съедобное, — А верхушку с листьями куда дели? Не вздумайте выкинуть на хрен! И, это самое — где тут, млять, горшками торгуют?
— Обижаешь, начальник! — хохотнул Серёга, показывая горшок, уже с землёй и с посаженной в неё верхушкой, — Щас ещё польём, и будет всё чин чинарём.
— Что вы тут ещё нашли? — подозрительно спросил главный финик, нагнав меня уже возле посудной лавки, — Зачем вы раскладываете их по одному в маленькие горшки?
— Делай, как мы, и ты не пожалеешь об этом! — посоветовал я ему, сунув в руки пару ананасов, — На вот, пробуй, — ломтик ананаса я сунул ему уже в зубы, поскольку его руки были заняты целыми фруктами.
— Гм… Всемогущий Баал! Он вкуснее наших! А зачем вы их в горшки суёте?
— У этого нет семян, и сажать в землю надо верхушку, пока она не засохла, — разжевал я ему, — Потом, когда вырастишь всё растение целиком уже на нашем острове, будешь сажать и отростки от корней, а пока у тебя их нет — только вот так, верхушку…
Разобрались с ананасами, перекурили, а нас уже обратно к импровизированной печи зовут — золото начало плавиться. В смысле — именно золото, а платина так и осталась кучкой в виде песка, только уже не сероватого, а раскалённого до ярко-оранжевого цвета, начинающего переходить в жёлтый. И сам "противень" уже жёлтый и пышущий жаром, и по нему от кучки желтеющего платинового песка стекает в уголок тоненький ручеёк то ли белесо-желтоватого, то ли вообще слегка зеленоватого цвета, судя по уже скопившейся в уголке лужице. И этот цвет нашего финикийского союзника заметно обрадовал. Он тут же послал одного из своих людей к кораблям, и тот вскоре вернулся с небольшой литейной формой и железными кузнечными клещами. Форму подсунули под уголок "противня" с ярко светящейся бледно-зеленоватой лужицей, а два наших турдетана подсунули свои саунионы под противоположный край и приподняли, давая расплавленному золоту стечь тоненькой струйкой в форму. Оттащили, дали остыть, перевернули, выколотили из формы маленькую, но увесистую ноздреватую отливку.