Новая эпоха

Безбашенный Аноним

У самого выхода из пролива у них в натуре оказалась ещё одна флотилия, но поменьше той, которую мы отметелили, и как раз к ней ломанулись беглецы на каноэ, после чего и морской резерв чингачгуков тоже брызнул врассыпную, не дожидаясь от нас нашего "фу". Мы прикинули хрен к носу и обратили внимание, что больше всего — где-то десятка с полтора каноэ — удирают вдоль берега вправо, и туда же бегут пешие с правого берега. При заходе в лагуну мы видели в той стороне неподалёку дымки — там наверняка селение этих горе-разбойничков, которое тоже не мешало бы поучить хорошим манерам. Сворачиваем за ними — так и есть, виднеются за кустами какие-то халупы типа шалашей, но внушительных размеров, а толпа на берегу уже никуда не убегает, а явно намылилась родину защищать. Ну, раз уж тут так много героев нарисовалось, то по многочисленным просьбам трудящихся, как говорится…

На сей раз

мы этим героическим чудам в перьях осколочно-фугасными вмазали — дипломатия канонерок называется, просим любить и жаловать. И вот тут они почему-то вдруг попадали. В смысле — ВСЕ попадали, не одни только те, кого осколками посекло или ударной волной припечатало. Аналогия с громом и молнией дошла наконец до их дикарских мозгов, что ли? Мы ведь десантироваться не планировали, собирались только шугануть их как следует на берегу, пяток каноэ в щепы разнести, пару-тройку больших шалашей разворотить — работа для десятка или полутора самое большее снарядов, а там красножопые должны были по сценарию мужики с воплями, а бабы с визгом брызнуть врассыпную по зарослям, где ищи их свищи, и это в наши планы уж точно не входило. Нам ли не знать, что чем дальше в лес, тем толще партизаны? Тем более — уже к вечеру дело клонится, а создание колониальных империй не столь уж просто и даже у знатоков этого ремесла англичан за пару-тройку часов обычно не получалось. Но, раз уж тут такие расклады, то надо ковать железо, не отходя от кассы. В смысле — контакты нормальные устанавливать на будущее. Высаживаемся на берег, винтовки наготове, у лучников стрелы на тетивы наложены, некоторые из морпехов и мечи обнажили. Чего? Какие три статера? Ах о которых я перед проливом говорил? Так там речь о прорыве на оперативный простор шла, который как раз благополучно обошёлся без мечей, как я и предсказывал, и нехрен мне тут теперь демагогию разводить! Тем более, что и пари тогда, помнится, хрен кто принял, гы-гы!

Все гойкомитичи, кто жив, в гордой позе на четвереньках, а на многих при этом и золотые побрякушки поблёскивают, и наши бойцы тут же начали деловито снимать их с дикарей. Но разве ж тут угонишься за жадными финиками? Пришлось даже прикрикнуть на союзничков, когда они принялись ещё и пинать побеждённых, а один из них выдрал у красножопого из уха массивную серьгу прямо с мясом, и только после пары выстрелов в воздух инцидент был исчерпан. Их вождю, увешанному цацками особенно обильно, я приказал парочку мелких оставить — типа, из уважения к его почётному статусу. Тот — не будь дурак — милость и такт оценил и залопотал чего-то по-чингачгучьи, но разве ж его трескотню поймёшь без переводчика? Пока его искали, прочие дикари смелеть начали, а это ж разве дело? Мы так не договаривались! Рванули шумовую петарду, чуда в перьях снова мордами в песок уткнулись. То-то же! Встанете, когда велят! А то развели тут нам без спросу, млять, своё дикарское самовольство. Хрен вы угадали, орднунг юбер аллес!

В ожидании толмача я рассказал вождю по-русски его родословную, начиная от скотоложства его дальнего пращура в хрен знает каком поколении с андскими ламами и заканчивая такого же сорта шалостями евонной мамаши с кабанчиком пекари. Потом уже подошёл наконец переводчик, и я уже по-финикийски спросил их главное пернатое чудо, когда нам его засолить, чтоб не портился — до расстрела или после. Уж что там понял сам толмач, его спрашивайте, но что-то он таки вождю перевёл. Тот сбледнул, насколько это вообще реально для красножопого, растерянно осмотрелся по сторонам, а потом вдруг пополз вправо, перелезая через соплеменников, хвать одного за волосья, да каменным ножиком по кадыку. И лопочет чего-то, довольный и даже почти счастливый. Я к толмачу оборачиваюсь, а он переводит, что вождь глубоко сожалеет о случившемся, и вообще, он тут ни при чём, это всё вот этот, зарезанный им только что, и теперь он предлагает нам его зажарить и съесть в знак примирения. Мы прихренели от такого радушия, переглянулись и покачали головами, а главный дикарь, приободрившись от ловкого перевода стрелок и спасения собственной сановной задницы, подал знак бабам, чтоб спешили за закусью и приправами. Я объяснил этому миролюбивому людоеду, что мясом человекообразных обезьяньих говнюков мы не питаемся. Переводчик перевёл, как понял сам и сумел, вождь озадачился и зачесал загривок, но тут вернулись ихние бабы со снедью, и среди них оказалось несколько очень даже недурных.

Наши их тут же ухватили за выпуклости, ощупали, заценили и решили, что для этих такие красотки явно лишние, а тарквинейским колонистам они не в пример нужнее, я потребовал у вождя ещё, тот велел вообще всем бабам выстроиться в ряд и предложил нам выбирать,

мы упрашивать себя не заставили и добрали до двух десятков, а это чудо в перьях высокопоставленное, поняв нас в меру собственной испорченности, предложило нам помощь в их забое, разделке и зажарке. Покуда мы ржали, схватившись за животы, обезумевшие с перепугу бабы с визгом сиганули врассыпную. Я поведал вождю по-русски кое-какие дополнительные подробности его скотоложческой родословной, после чего по-финикийски велел вернуть беглянок. Тот распорядился, отрядил погоню, да и Володя с десятком наших турдетан тоже кинулся наперехват — а то, говорит, хрен их знает, этих красножопых, как они команду поняли, вдруг решат вернуть сбежавших в уже забитом и разделанном виде? У людоедов ведь с этим делом разве долго?

Пока погоня ловит разбежавшееся бабьё, финики пристали как банный лист — надо, говорят, хорошенько пошарить в халупах гойкомитичей, а на светлое будущее и вовсе постоянной данью их обложить. И золотом, и жемчугом, и бабами, и вообще рабами — типа, горе побеждённым. Ну вот каким отсеком спинного мозга думают, спрашивается? Это сейчас, при первом применении "грома и молний", дикари зашуганы до усрачки и на всё согласны, а пройдёт время, опомнятся — не с первого раза, так с очередного, и тогда к их берегу уже и ради честной торговли хрен причалишь. А нам и нашим колонистом разве это нужно? За выступление не по делу красножопые и отметелены, и оштрафованы по самое "не балуйся", тут всё по справедливости, а вот беспредельничать — уже нехорошо. Не будут "громы с молниями" прокатывать вечно, а посему — так не делается. Разжевал главному финику, что раз пройдёт номер, ну два пройдёт, а на третий сборщиков дани уж точно сожрут с солью и со специями, и хорошо ещё, если не живьём перед этим зажарят. В общем, меру надо знать в нагибаторстве слабых, потому как и их терпению есть предел, и нехрен его перехлёстывать. Вряд ли я его убедил принципиально, но по мелочи нагибать чингачгуков самому, без помощи наших испанцев и огнестрела, ему как-то расхотелось.

Тут возвращается Володя с бойцами и шестью пойманными бабами, вытирает пот со лба и докладывает:

— Ещё восемь красножопые поймали и ведут, одна в их ловчую яму, дурында, свалилась, и её колом насквозь проткнуло, а с пяток в речку сиганули, и одну из них там большая крокодила сцапала. Четыре речку переплыли, но их красножопые преследуют, должны поймать. А не поймают — и хрен с ними, не очень-то и хотелось…

— А что так? — поинтересовался Серёга, — Бабы колонии нужны…

— Да ну их на хрен! Кому нужны, те пущай сами себе и ловят, а я без крайней нужды людьми рисковать не подряжался.

— Чего-то случилость?

— Не случилось, но искать на свою жопу приключений, млять, у меня дураков нет. Нам там сразу же за бродом через речку чёрная кошка дорогу перебежала. Очень большая и очень чёрная…

— Кошка, говоришь, большая и чёрная? Гм… А, ясно! Вот такая, что ли? — я показал ладонью высоту примерно по пояс.

— Ну, поменьше маленько, но — мля буду, где-то вот так она была, — спецназер показал в районе причинного места.

— Ягуар? — дошло и до геолога.

— Ага, он самый. Небольшой, но сурьёзный — коренастенький такойй, лапы коротковаты, но крепенькие. И чёрный, зараза. На хрен, на хрен…

— А вообще — да, ягуары из всех больших кошаков какие-то для своих размеров перетяжелённые, — припомнил геолог, — Вот сравнить по фоткам — львы, тигры и леопёрды нормальные пропорции имеют, а ягуары — в натуре какие-то приземистые и толстолапые.

— И у них нормальные пропорции были, пока не измельчали, — пояснил я ему, — Нынешний ягуар — карликовый, можно сказать, а вот его плейстоценовый предок — вот то был всем кошакам кошак. В "Прогулках с чудиками" Би-Би-Сишных глядел ту серию про саблезубых кошаков?

— Ну, глядел.

— Броненосца оттуда помнишь с шипастой блямбой на хвосте?

— Ага, были там такие.

— Ну так без такой блямбы, но в остальном такие же — глиптодоны назывались — дожили до прихода гойкомитичей, и вот на них как раз тот здоровенный ягуар охотился…

Пока мы кошаков местных обсуждали, вернулись и чингачгуки с остальными беглянками, которых сумели поймать, доведя их число до восемнадцати штук, а вождь, перепуганный возможностью срыва с таким трудом заключённого мира, сам предложил нам выбрать двух взамен потерянных, что мы и сделали. Обеих красножопые сразу же связали — во избежание, и лишним это не оказалось, потому как одна тут же попыталась удрать, едва её только выпустили из рук. Видимо, наши гастрономические намерения в отношении отобранных баб сомнений у дикарей не вызывали, и дискутировалось лишь, сколько раз их пустят по кругу перед этим. Дикари-с!