Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С
Шрифт:
НИКОЛАЙ ИЗ ДАМАСКА (NiicoXaoc o AauaoTarvac) (род. ок. 64 до н. э.) — греческий философ-перипатетик, историк и видный политический деятель, воспитатель детей Клеопатры, друг Августа, приближенный Ирода Великого, царя Иудеи. Основное философское сочинение — «О философии Аристотеля» (не менее 13 кн.) частично сохранилось в сирийском переводе. В нем обнаруживается интерес исключительно к натурфилософии Аристотеля, материал излагается в следующем порядке: физика, космология, учение об элементах, метеорология, зоология, психология и ботаника (логика и этика отсутствуют). Первую философию Николай называет уже «Метафизикой» (слово впервые текстуально засвидетельствовано именно у него, т. к. тексты Андроника утрачены полностью), но рассматривает ее в рамках философии природы, что было характерно для ранней традиции (в компендии Николая «Метафизика» рассматривается после «Физики», но до «О небе»). Николай был известен также как автор всеобщей истории ('Iaropia ка0о>дкт|) в 144 кн., которая начиналась великими царствами Древнего Востока и заканчивалась событиями современной истории,— труд монументальный и во многом компилятивный (источники для истории Востока — Кте- сий и Ксанф, для греческой истории — Гелланик и Эфор); у Стобея как отдельное произведение цитируется сочинение Николая об обычаях разных народов. Составил также жизнеописание Августа и написал собственную биографию (сохранились фрагменты). От других его сочинении сохранились лишь названия: «О богах», «О природе» (или «О космосе», упомянуты Симпликием), «О прекрасных поступках». В словаре Суда Николаю посвящено целое эссе, в основном биографического содержания. Возможно, многие сочинения Николая носили пропедевтический характер — показательно цитируемое у Суды его сравнение образования (mitosia) с долгим путешествием: как после множества впечатлений от разных стран всегда возвращаешься домой, так и после изучения множества наук обращаешься к философии. Соч.: Nicolaus Damascenus. On the Philosophy of Aristotle, fragments of the first five books transi, from the Syriac with an introd. and comm. by H. J. Drossaart Lulofs, 2ed. Leiden, 1969; De Planus, ed., introd. by H. J. Drossaart Lulofs and E. Poortman. Amst, 1989; Jacoby F. Die Fragmente der Griechischen Historiker II A, 1926, N 90, S. 324-430. Jlirr.: Moraux P. Der Aristotclismus bei den Griechen, Bd. I. В., 1973, S. 445-478; Wacholder A Z Nicolaos of Damascus. В., 1962; Laqueur R. Nikolaos (20), RE XVII, 1936, col. 362-424. M. A. Солопова
НИКОЛАЙ ИЗ ОТРЕКУРА (Nicolas d'Autrecourt; Nicolaus de Ultricuria, Altricuria) (ок. 1300, Огрекур, ок. Вердена — после 1350, возможно, Мец) — французский
88
НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ денций) с очевидностью логического вывода не следует существование соответствующих им сущностей (субстанций). Установление же нами причинно-следственных и акцидента льно-субстанциальных зависимостей, как замечает Николай, связано с тем, что, создавая описания явлений, мы невольно включаем в них имплицитную или эксплицитную отсылку к предполагаемым субстанциям и причинам. Исходя из всего этого, Николай отрицал также соответствие между внешней действительностью и большим числом употребляемых понятий, не имеющих в ней своего референта (вещи или отношения). Термины же как объекты познания обладают одинаковой степенью реальности. Ввиду того что Николай не сомневается в существовании внешнего и внутреннего миров как таковых, он считает допустимым выделите различных степеней относительной достоверности нашего знания о них и, как следствие, утверждает, что аргументы квалитативной естественной философии Аристотеля и Аверроэса (континуализм, исходящая из понятий субстанциальных и акцидентальных форм теория возникновения и уничтожения) менее вероятны, чем противостоящие им и более приемлемые (probabilis) доводы в пользу демокри товско-эпикуровского атомизма. Последней получает у Николая не опытное (атомы не доступны чувствам), но теологическое обоснование: благодаря наличию в наших душах идеи божественного блага как нормы и критерия для суждений об отношениях между вещами и убеждению в том, что творение удовлетворяет этому критерию, мы можем сделать заключение о совершенстве универсума, во взаимосвязи всех вещей которого каждая вещь существует ради блага целого, полагающего, в свою очередь,— в силу своего неиерархизирован- ного совершенства — вечное (а значит, и неделимое) существование своих первичных составляющих (minima), т. е. атомов. Всякое природное различие и изменение (качественное, возникновение и уничтожение, возрастание и убывание) происходит вследствие изменения локального расположения и движения атомов (их сочетания, соединения и разъединения, уплотнения и разряжения). При этом свет также понимается как перемещение с определенной конечной скоростью особых атомарных частиц. Локальное же движение тел, разложимое на свои неделимые минимумы («движки», как своего рода атомы движения), также мыслится дискретным. И поскольку атомы неразрушимы, мир — по своим естественным законам — в целом вечен и обречен на постоянное возвращение к одним и тем же конфигурациям атомов в телах (в т. ч. и человеческих). Более того, Николай интерпретирует посмертное воздаяние как соединение души с лучшими сочетаниями атомов в качестве объектов ее познания. Несмотря на то что взгляды Николая из Огрекура, резко разводящие истины философии и теологии, подверглись церковному осуждению, им уделяли свое внимание Ж, Бу- ридан, Альберт Саксонским (критика понятий причинности и субстанции), Фома Страсбургский (атомизм), а также высоко ценивший его кардинал Петр д'Алш. Позднее основные моменты эпистемологии Николая из Огрекура были (вне всякой зависимости) воспроизведены в учении Д Юлю. Соч.: Exigit ordo executionis (Tractatus universalis). Quaeslio de qua respondet magjster Nicholaus de Ultricuria. — O'DonnellJ. R. Nicholas of Autrecourt («Medieval Studies» 1, 1939, 179—280); Epistola. — LappeJ. Nicolaus von Autrecourt. Sein Leben, seine Philosophie, seine Schriften (Beitrage zur Geschichte der Philosophie des Mittelalters, Bd. VI, Heft 1). Munster, 1908. Jim:: Зубов В. П. Николай из Огрекура и древнегреческие атомисты. — «Труды Института истории естествознания и техники АН
СССР» 10 (1956), с. 338-383; Chartularium Universitatis Parisiensis, И, Ed. H. Denifle & E. Chatelin. P., 1891, p. 576-587; Pra M. del. Nicola di Autrecourt. Mil., 1951; Weinberg J. R- Nicholas of Autrecourt: A Study in 14th Century Thought. Princeton (N. Y), 1948. A. M. Шишков
НИКОЛАЙ КАВАСИЛА, или Хамает (NucoXaoc Ka?aauou;, Хацдггос) (ок. 1322/23, Фессалоника — после 1391, Константинополь) — византийский писатель и богослов. Выходец из знатной семьи, принял, наряду с патронимом Хамает, фамильное имя матери — Кавасила. Учился в Фессалонике, затем в Константинополе. Был близок к учению Григория Палимы. В 1360-х гг. занял архиепископскую кафедру в Фессалониках. Главные богословские сочинения — «Объяснение божественной литургии» и «О жизни во Христе» в семи книгах. Мистика Кавасилы носит христоцентрический характер. Практика исихазлш лежит в основе его учения о молитве. Среди других сочинений — «Речь о незаконных делах властей против священных сокровищ» (против актов секуляризации), пояснения к книге пророка Иезекииля и др. Сочинения его получили известность в Сербии и на Руси. Соч.: Explication de la divine lituigie, ed. S. Salaville. P.—Lyon, 1943; в рус. пер.: Изъяснения Божественной литургии. — «Журнал Московской Патриархии», 1971, № 1, 3, 5; Enepekides P. Der Briefwechsel des Mystikers Nikolaos Kabasilas. — «Byzantinische Zeitschrift», 1953, Bd.46. Лит.: Поляковская M. А. Портреты византийских интеллектуалов: три очерка. СПб., 1998, с. 152—206; en. Алексий. Византийские церковные мистики XIV в. (преп. Григорий Палама, Николай Кавасила, преп. Григорий Синаит). Казань, 1906; Podskalsky G. Nikolaos Kabasilas: Meister und Lehrer des Gebets. — «Ostkirchliche Studien»,
НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ (Nicolaus Cusanus), Николай Кребс (Krebs) (1401, Куза на Мозеле, ок. Трира — 11 августа 1464, Тоди, Умбрия) — философ, церковный деятель, математик, ученый-практик. Учился в школе Братьев общей жизни (Цевентер), в университетах Гейдельберга (1416), Падуи (1417—23), Кёльна; с 1425 доктор канонического права. На Базельском соборе с 1432 сторонник соборного начала против папского авторитета, представил историософско-полити ческий трактат «О католическом согласии» (De concordantia catholica, 1433), проект замены юлианского календаря. С 1437 на стороне папы Евгения IV, с 1440 священник, затем епископ Бриксена (Брессаноне, Сев. Италия), кардинал и легат по всей Германии с 1450, генеральный викарий папы Пия II (гуманиста Энея Сильвио Пикколомини) в Риме. Работал для упорядочения социального и церковного организма вокруг единого духовного центра, строя планы соединения религий в свободном католичестве («Согласие веры» (De расе fidei), 1453). Сохранились его проповеди. Сочинения Николая Кузанского казались побочным занятием «для облегчения души от тяжких забот», философские и математические трактаты создавались им иногда за один день, вдохновение отставляет в них на второй план систему. Ренес- сансный ум со стремлением к художественно-философскому охвату целого мира, Николай Кузансклй синтезирует (возрожденческий синкретизм) традиционную патриотическую тематику (богопознание, учение о едином, христология, творение мира, иерархия бытия, Троица) с позднеантичным неоплатонизмом (Прокл, через Псевдо-Дионисия Ареояагита), со средневековой неофициальной схоластикой Иоанна Солсбе-
89
НИКОЛАЙ МЕФОНСКИЙ рийского, особенно Тьерри Шартрского и каталонского богослова н алхимика Р. Луллия (которого Николай Кузанский, по-видимому, собственноручно переписывал), с иудео-араб- ской мыслью. Он развертывает живую актуальность философских формул, рассматривая их через «увеличительное стекло» («Берилл», 1458) своего метода, тематизирует простейшие понятия «то же, что», «раньше», «неиное», «мочь». Глубина онтологической мысли, крайняя индивидуальность стиля, провинциальность латыни Николая Кузанского привели к тому, что ближайшие ученики мыслителя Дж, Бруно, Этьен Д'Этапль и его продолжатели Декарт, Лейбниц поняли его лишь частично. Так или иначе центральные для него понятия метода, априорного предвосхищения структур бытия, бесконечности, человеческого творчества оказываются в средоточии новоевропейской философии. Видя в единстве первопричины дело философского познания, Николай Кузанский искал все более «удобного» (facilis) пути к нему. В своих «конъектурах» он каждый раз новыми приемами описывал основной факт, сформулированный в названии его главной работы «Наука незнания» (De docta ignorantia, 1440): в осознании нашего исходного незнания всегда уже действует понимание того, каким должно быть истинное знание. В непознанном т. о. дает о себе знать исходно известное; отдельное свидетельствует о предсуществовании целого; разнообразие говорит о лежащем в его основе единстве. Пестрота чувственного отсылает к его рациональным закономерностям, сложность рациональности — к простоте ума (интеллекта), различие умов как единяще-собирающих начал — к простейшему единству. Отсюда универсальный прием философского восхождения: соединяй видимые противоположности в предшествующем им единстве. Внимание к методу сближает Николая Кузанского с Декартом, для которого, однако, первый божественный толчок раз навсегда обеспечивает человека достоверностью, тогда как для Николая достоверность всего конкретного каждый раз заново обеспечивается отнесением его к божественному началу. Оно просвечивает и «неосязаемо вкушается» во всем, оставаясь недостижимым именно потому, что все собой дов- ременно опережает. Этот источник всякого движения, естественной и человеческой истории, есть одновременно и цель. С приближением к бытийному средоточию идеальное смыкается с материальным, универсальное с индивидуальным, элементарное со сложным (поскольку элементы реально существуют только в составах, эти последние первичны, а элементы как заряженные составностью изначально сложны). В отличие от абсолюта универсум есть определившееся, стя- женное (contractum) целое и потому неизбежно ограничен не пределами, у мира невидимыми, а этой своей конкретностью. Всякий вещественный центр относителен (предко- перниканская космология), средоточием и пределом мира, не умеющего найти в самом себе своего конца, оказывается Создатель. В качестве единого мир надэмпиричен, т. е. определяется интеллигенцией (собирающим смыслом). Через принадлежность к универсуму каждая вещь пребывает в каждой. Максимальное различие вещей, когда нет того общего, на чьем фоне они разнились бы, совпадает с их минимальным (никаким) различием. В «Конъектурах» (1440—44), «Богосыновстве» (1446), диалоге «Простец об уме» (1450, «человек есть его ум») подобие Богу понимается не как развертывание или эманация первоначала, а как воспроизведение божественной творящей способности в доступной человеку сфере (ср. с монадологией Лейбница). Бог открывается человеку «на нем самом» как на возможности быть по-человечески всем. Высшие имена божественного начала у позднего Николая Кузанского — «возможность-бытие» («De possest», 1460), «неиное» («De non aliud», 1462) и в конце концов posse («De apice theoriae», 1464), безусловное свободное «могу», предшествующее всему и совпадающее с действительностью: Бог заранее уже есть все, что может быть. В многочисленных проповедях Николая Кузанского развертываются философские темы. Решение нравственных проблем он видит в просветлении сознания. Семь математических трактатов посвящены квадратуре круга, проблеме бесконечности, уточнению числа п. Геометрия и арифметика иллюстрируют философские понятия: круг — символ бесконечности, 103 — символ телесности и т. д. Для Николая Кузанского характерны пластические метаморфозы, фигуры оживают, тяготеют к предельным параметрам, зеркало, железо, воск, циркуль, портрет, монета представляются самодеятельными и разумными. Философ постоянно занят проблемой бесконечно малых, но в противоположность новоевропейскому математическому редукционизму подчеркивает абсолютную несводимость конкретных вещей и фигур друг к другу; абсолют присутствует в мире абсолютной невозможностью точного равенства вещей. Их несводимая индивидуальность позволяет надежно идентифицировать каждую путем опытных замеров («Об исправлении календаря», 1336; «Простец об опытах с весами», 1450); Николай Кузанский намечает тут грандиозную программу («опытная наука требует пространных исследований») табличной характеристики всех предметов, веществ и процессов. В своих ботанических разысканиях Николай Кузанский обратил внимание на атмосферное питание растений и планировал в связи с этим измерение веса воздуха. Он завещал большую библиотеку, включавшую новонайденные произведения античных авторов (комедии Плавта), основанному им благотворительному заведению в Кузе. Соч.: Opera. Parisii, 1514; Opera. Basileae, 1565; Научно-критическое издание Opera omnia. Lpz.—Hamb., 1932; в рус. пер.: Соч., т. 1—2. M, 1979-80; О мире веры.
– «ВФ», 1992, № 2. Лит.: Vansteenberghe E. Le cardinal Nicolas de Cues (1401—1464). L'action — la pensee. P., 1920; Fr./M., 1963 (unveranderter Nachdruck); Santinello G. 11 pensiero di Nicolo Cusano nella sua prospettiva estetica. Padova, 1958; Jaspers К. Nikolaus Cusanus. Munch., 1969; Senger H. G. Die Philosophie des Nikolaus von Kues vor dem Jahre 1440. — «Beitruge zur Geschichte der Philosophie und Theologie des Mittelalters», Neue Folge 6. Munster, 1971; Velthoven Th. Gottesschau und menschliche Kreativitat. Studien zur Erkenntnislehre des Nikolaus von Kues. Leiden, 1977. В. В. Бибихин
НИКОЛАЙ МЕФОНСКИЙ (Nucotaoc о Meecovnc) (ум. между 1157 и 1166) — византийский философ и церковный деятель. Во время христологических споров на соборах 1156 и 1157 выступил как защитник строгой ортодоксии против неоплатонических и западных влияний, выразившихся в христо- логии Сотириха Пантевгена, в полемике против которого Николай Мефонский отстаивал строго объективный онтологизм: «Мы говорим, что железо горячо, а лед холоден, потому, что они таковы на деле, а не потому, что мы мыслим их такими» (цит. по: Дмцг|трак07юиАос 'А., 'Eiadrjoiaorucri Вф>ло9г)кг|. Lpz., 1866, а. 232). При этом Николай Мефонский усматривал в концепции Сотириха возрождение платоновского учения об идеях и сам в полемических целях ссылался на критику этого учения Аристотелем. Систематическому сведению счетов с той
90
«НИКОМАХОВА ЭТИКА» опасностью, которую представлял для византийской ортодоксии возрожденный Михаилом Пселлом неоплатонизм, посвящено «Разъяснение на «Основы богословия» Прокла» («Contra Proclum», ed. Th. Vomel. Frankfurt, 1825). Кроме того, Николай Мефонский участвовал в полемике с богомилами, составил «Вопросы и ответы» ('Ерсохт|оец кш ?roKpiaEic, ed. J. Th. Vomel. — «Jahresbericht des Frankfurtischen Gymnasium», 1925—26, S. 1—39) — догматический трактат, пропагандировавший тринитарные идеи патриарха Фотия. Метод философской аргументации Николая Мефонского обнаруживал сильное влияние аристотелизма Иоанна Дамаскина. Co4.:MPG,t. 135. Лит.: Draseke J. Nikolaos von Methone. — «Byzantinische Zeitschrift», 1892, Bd. 1, S. 438-78; Idem. Nikolaos von Methone als Bestreiter des Proklos. — «Theologische Studien und Kritiken», 1895, Heft 3, S. 589—616; Pachali H. Soterichos Panteugenes und Nikolaos von Methone. — «Zeitschrift fur wissenschaftliche Theologies, 1907, Jg 50, Heft 3, S. 347-74; Takakis B. La philosophie byzantine. P., 1949, p. 219-21; Beck H.-G. Kirche und theologische Literatur irm byzantinischen Reich. Munch., 1959, S. 624-26. С. С Аверинцев
НИКОЛАЙ ОРЕМ (Nicole Oresme) (ок. 1325- 11 июля 1382, Лизье) — французский философ и математик, доктор богословия Парижского университета, епископ Лизье (с 1377). Своей «Книгой о небе и мирз» (Le livre du ciel et du monde), переводами на французский языке сочинений Аристотеля «Этика», «Политика», «О небе» положил начало научной литературе на национальном языке. Известен также как автор комментариев к сочинениям Аристотеля и нескольких трактатов по математике и механике. В естествознании придерживался в основном учения Аристотеля, но с существенными нововведениями. Так, в механике он развивает учение Буридана и Альберта Саксонского об импетусе как причине движения тел и придерживается учения о постепенности перехода тела от состояния покоя к состоянию движения. В «Книге о небе и мире» приводит любопытные доводы в пользу вращательного движения Земли вокруг своей оси и формулирует принцип относительности движения. Так, он пишет, что человек, находящийся в трюме корабля, движущегося равномерно, не сможет заметить движение корабля. Равно и обитатели Земли не смогли бы, согласно Орему, заметить движение Земли, если бы она двигалась. В своем «Трактате о конфигурации качеств» он предложил геометрический метод изображения интенсивности качества, благодаря которому средневековое учение о широте форм (см. Оксфордская школа) получило более наглядное представление. До нач. 20 в. труды Николая Орема были практически неизвестны; они были открыты П. Дюэмом. Соч.: Le Livre du ciel et du monde. Madison, 1968; Nicole Oresme and the Medieval Geometry of Qualities and Motions, A Treatise on the Uniformity and Difformity of Intensities Known as Tractatus de configura- tionibus qualiatum et motuum. Madison, 1968; De proportionibus popor- tionum and Ad pauca respicientes. Madison, 1966; в рус. пер.: О конфигурации качеств. — «Историко-математические исследования», вып. 11. М., 1958; Трактат о соизмеримости или несоизмеримости движений неба. — «Историко-астрономические исследования», вып. 6. М., I960. Лит.: Зубов В. П. Пространство и время у парижских номиналистов XIV века. — В кн.: Из истории французской науки. М., 1960; Meunier F. Essai sur la vie et les ouvrages de N. Oresme. P., 1857; Duhem P. Un precurseur francais de Copernic: Nicole Oresme (1377). — «Revue generale des sciences», 15 nov. 1909; Maier A. Vorlaufer Galileis im 14. Jahrhundert. Rome, 1949. И. В. Лупандин H И КОМАХ (Nucouaxoc) из Герасы (1-я пол. 2 в. н. э.) — греческий философ и математик, представитель среднего платонизма и неопифагореизма. Известен гл. о. как автор популярного «Введения в арифметику», латинский авторизованный перевод которого, принадлежащий Боэцию, широко использовался в учебных целях вплоть до Возрождения. Во «Введении» предъявляются достаточно простые арифметические конструкции, такие, как прогрессии и «многоугольные» числа, и формулируются их свойства и взаимные отношения. Доказательств в духе Евклида Никомах не дает, а демонстрирует общие утверждения о бесконечных совокупностях чисел (напр., прогрессиях) на примерах их конечных совокупностей, неявно пользуясь принципом математической индукции. Он также сопровождает свое изложение замечаниями философского характера, в которых кратко обрисовывает пифагорейскую числовую доктрину. Более подробно эта тема развита в комментарии на «Введение в арифметику Никомаха», принадлежащем Ямвлиху. Сохранилась также «Гармоника» Никомаха (трактат по теории музыки). От «Те- ологуменов арифметики» сохранился пересказанный фрагмент в одноименном трактате, традиционно приписываемом Ямвлиху. Не сохранилась составленная Никомахом «Жизнь Пифагора», ставшая источником для аналогичных сочинений Порфирия и Ямвлиха. Соч.: Nicomachi Geraseni Pythagorei Introductions Arithmeticae Li- bri II, rec. R. Hoche. Lipsiae, 1866, англ. пер.: Nicomachus of Gerase, Introduction to arithmetic, transi, by M. L. D'Ooge. N. Y., 1926 (repr. 1972); Enchiridion harmonici. — Musici scriptores Graeci, ed, K. Jan. Lipsiae, 1895, S. 235-282 (repr. Hildesheim, 1962), англ. пер.: Greek Musical Writings. Cambr, 1989, vol. 2, p. 245-269 (by A. Barker); Ямвлих. Теологумены арифметики, пер. В. В, Бибихина. — В кн.: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Последние века. кн. 2. М., 1988, с. 395-419. Лит.: Levin F. The Harmonics of Nicomachus and the Pythagorean Tradition. Philadelphia, 1975; Dillon J. The Middle Platonists. L, 1977,2ed. 1996, p. 352—361; O'Meara D. Pythagoras Revived. Mathematics and Philosophy in Late Antiquity. Oxf., 1989. А. В. Родин «НИКОМАХОВА ЭТИКА» ('Ибиса NiKoudxeia) - одно из трех (наряду с «Евдемовой этикой» и «Большой этикой») этических сочинений Аристотеля. От него до нас дошло три произведения по этике — единственный в своем роде случай, который до настоящего времени остается для исследователей загадкой. Возможно, они являются тремя прочитанными в разное время курсами лекций. Особой, также не имеющей объяснения проблемой является полное совпадение V—VII книг «Никомаховой этики» с IV—VI книгами «Евдемовой этики». Впервые название всех трех «Этик» Аристотеля встречается у стоика Аттика. Считается, что свое название она получила оттого, что впервые (ок. 300 до н. э.) была издана Никомахом — сыном Аристотеля; есть предположение, что сам Аристотель посвятил ее сыну или отцу, которого также звали Никомахом. Первое несомненное свидетельство о «Никомаховой этике» встречается у Цицерона (De fin., v. 12). Диоген Лаэртий в списке произведений Аристотеля называет только одно под названием «Этика»; он же говорит о сочинении сына Аристотеля Никомаха, имея в виду, по всей видимости, «Никомахову этику». Остается открытым вопрос о времени ее создания; аристотелеведы склоняются к мысли, что она яатл- ется самой поздней из трех этик и написана в зрелый период творчества философа. В подлинности «Никомаховой этики» существует больше уверенности, чем в подлинности двух
91
НИЛ СОРСКИЙ других этических произведений Аристотеля, хотя и по этому вопросу высказывались сомнения, в частности, Ф. Шлейер- махером. Древнейшая из известных рукописей «Никомахо- вой этики» относится к кон. 9 — нач. 10 в. «Никомахова этика» состоит из десяти книг. Их проблематика и внутренняя логика в интерпретации Ф. Дирльмайера (1969) выглядит следующим образом. Кн. I: Высшее из благ, осуществимых в поступках, есть счастье. Счастье — деятельность души в полноте добродетели. Следовательно, необходимо исследовать добродетели. Добродетели являются частью этическими, а частью дианоэтическими. Кн. II—V Формы этических добродетелей. Кн. VI: Формы дианоэти- ческих добродетелей. Кн. VII: Рассмотрение удовольствий и неудовольствий, поскольку в их сфере обнаруживается добродетельность и порочность характера. Кн. VIII—IX: Рассмотрение дружбы, т. к. она является добродетелью. Кн. X (1—5): Второе рассмотрение проблемы удовольствий. Книга X (6— 10): Анализ сущности счастья. По мнению Ф. Дирльмайера, структура «Никомаховой этики» представляет собой развертывание исходного определения счастья как деятельности души в полноте добродетели. Это сужает ее структуру до двух частей — учения о высшем благе и учения о добродетелях и не дает ответа на ряд вопросов: почему справедливость и дружба выделены среди прочих добродетелей и им посвящены особые трактаты и отдельные книги; почему тема удовольствия рассматривается дважды. Строение «Никомаховой этики» получает более адекватное объяснение, если исходить из того, что Аристотель свою этическую теорию сочетает с общеантичными представлениями о трех образах жизни: в первых шести книгах излагается этическая теория (учение о высшем благе; общее понятие этической добродетели; отдельно этические добродетели с выделением справедливости как обобщенной добродетели; дианоэти- ческие добродетели), в последних четырех анализируются чувственный (VII), деятельный (VIII и IX) и созерцательный образы жизни с точки зрения того, какой из них полнее воплощает представление о счастье как деятельности души в полноте добродетели. Аристотель выделяет соотношение счастья и добродетели в качестве основополагающей этической проблемы и дает ее решение, по отношению к которому последующие этические концепции стоицизма и эпикуреизма могут считаться крайними случаями: добродетель есть путь к счастью и одновременно само счастье в его существенном содержании, зависящее от самого человека. Влияние «Никомаховой этики» было незначительным в античности и огромным в Средние века. Сохранился античный комментарий к ней, а также многочисленные византийские и схоластические комментарии. Переведенная в 13 в. на латинский язык, «Никомахова этика» на столетия стала традиционным учебным каноном латинских университетов, чему способствовал аристотелизм Фомы А/свинского, также написавшего комментарий к ней. Рус. пер.: Э. Л. Радлова (1887,1908) и Н. В. Брагинской (1984), с комментарием. Лит.: Aristoteles. Nikomachische Ethik, ubersetzt und kommentiert von F. Dirlmeier В., 1969; Kenny A. The Aristotelian Ethics. A Study of the Relations between the Eudemian and Nicomachean Ethics of Aristotle. Oxf., 1978. А. А. Гусейнов