Новая игра
Шрифт:
— Хватит уже и того, что написали её так называемые победители. — Фрау Эльза отпустила Зигфрида на длинный поводок. — Итак, приступим. Ты, надеюсь, не забыл Третье заклинание Альберта Великого? [75]
Обретая предельную концентрацию, она менялась на глазах. Зрачки сузились, щёки побледнели, голос стал вибрирующим, раскатистым и низким. Ни дать ни взять древняя прорицательница, готовящаяся к беседе с Богами.
— Конечно помню! — Эрик повёл плечами, расправляя суставы, но тут же отвлёкся, прислушался и неожиданно улыбнулся. — Ишь, птицы распелись… А помнишь, дорогая, тех Соловьёв в парке у твоего замка? И беседку в зарослях акации у пруда… И ту благословенную лунную ночь, когда ты в первый раз…
75
Альберт Великий, он же Альберт Кёльнский, он же Альберт фон Боштедт — философ, теолог, учёный, алхимик, в католицизме признан учителем Церкви.
Он улыбался, его глаза в полном смысле слова смотрели сквозь время и, кажется, готовы были увлажниться. Вот он, германский романтизм, воспетый поэтами.
Суровая прорицательница сперва нахмурилась, но затем улыбнулась в ответ.
— О да… да, конечно же помню, — тихо проговорила она. — Вишни были одеты в кружева… А ты, Эрик, пришёл ко мне в белом камзоле с бранденбурами, [76] при парадной шпаге и…
Она не договорила. Поводок натянулся так резко, что фрау Киндерманн чуть не потеряла равновесие.
76
Бранденбуры— двойные пуговицы, которые застёгиваются на шнуры или позументы. Названы в честь герцога Бранденбургского, жившего в XVII в.
— Зигги, что за…
Продолжая судорожно вырываться, дауфман поджал хвост и завыл. Это был вой обречённой души, низвергающейся в адскую бездну. Хозяева завертели головами, силясь понять, что могло до такой степени напугать кобеля, и почувствовали, как души начала стискивать незримая ледяная рука. Ужас, взявшийся неизвестно откуда, гнал прочь все слова, мысли, желания.
«Бежать!» — одновременно поняли все трое арийцев. Куда бежать и от чего, оставалось по-прежнему неизвестно. Сомнению не подлежало лишь то, что оставаться на прежнем месте было смерти подобно.
Храбрый Зигфрид отчаянно завертелся на поводке и, прижав уши, рванул прочь, увлекая за собой Эльзу и Эрика. Да те и не пытались его удержать.
— О, майн готт!..
Нежные краски белой ночи сменились для них кромешной чернотой, птицы зловеще умолкли. Беглецы даже не пытались хотя бы приблизительно определить направление, в котором увлекал их Зигги. Перестало существовать даже время, осознание ограничивалось лишь очередным прыжком — то сквозь хлёсткую путаницу ветвей, то по глине, то сквозь чавкающую топь…
Наконец хватка ужаса немного ослабла, время и пространство соединились в континуум, окружающий мир начал заново обретать звуки, запахи и цвета.
— О, майн либер готт! — Учёный секретарь кое-как перевёл дух и начал оглядываться по сторонам. — Что это было? Куда нас занесло?..
— Не удивлюсь, если прямиком в ад. — Фрау Эльза обессиленно привалилась к чешуйчатому стволу и вполне по-мужски высморкалась в два пальца, потом вытерла подбородок, залитый слюной, точно у биатлонистки на олимпийском финише. И невольно понизила голое. — Не удивлюсь, если прямо к ледяной реке, несущей мечи и кинжалы… [77]
77
Один из наказующих образов германской языческой преисподней.
Действительно, место, куда занесла их нелёгкая, глаз вовсе не радовало. Здоровенные хвощи, гигантские стволы, возносящиеся сквозь туман, папоротники в два человеческих роста… Эльза поймала себя на том, что уже озирается со смутной мыслью о динозаврах. А воздух! Куда подевалась северная прохлада, напоённая ароматом багульника? Воздух был душный, влажный, с густыми токами ни на что не похожих запахов.
— Да, ни сосен, ни ландышей, — мрачно согласился Отто. — А это что? Неужели женьшень?..
Как следует удивиться он не успел. Где-то за хвощами вдруг плеснуло так, словно в торфяное озеро погружался «Титаник», и прозвучал чудовищный рёв. Говорят, так звучал пароходный гудок, ох, не зря называвшийся «тифоном»… Несчастный дауфман не выдержал — снова рванул неизвестно куда, да так резко, что на сей раз фрау Эльза не успела перехватить поводок.
— Зигги… о, холера! — встрепенулась арийка и явила себя истинной собачницей, для которой важнее всего благополучие питомца. Остальное, в том числе даже собственная безопасность, — потом, потом! — Эрик, прибор у тебя?..
Фон Кройц кивнул и проворно вытащил приёмный пульт от Зигфридова радиофицированного ошейника. Он был готов к тому, что GPS не сработает — ему ли было не знать, что за чудеса творились порой на этих болотах… К его удивлению, сигнал был чётким и ясным.
— Дорогая, — повернулся он к Эльзе, — нам сюда…
— Зигги!.. — на всякий случай громко позвала она.
Ответа не последовало…
И они снова зашагали по ненадёжному, влажно чавкающему мху, вдоль края чёрных разливов. Скоро в зарослях папоротников обнаружилась просека. И не какая-нибудь лесовозная дорога. Скорее уж здесь прошла танковая колонна. Да ещё и проволокла за собой нечто уже запредельно громадное. Ракету-носитель для полёта на Марс.
— Ох, эта жара… — вытер обильный пот Эрик. Глянул очередной раз на прибор и даже остановился. — Шайзе! Ничего не понимаю! Где сигнал?
— Зигги, малыш!.. — Было видно, что Эльза успела воочию представить себе дауфмана, гибнущего в трясине. — Где последняя точка?
Эрик раскрыл было рот, но тут где-то впереди и совсем рядом снова взревело. Львиный рык, разносящийся над саванной на километры, по сравнению с этим рёвом сошёл бы за мяуканье котёнка.
Бывший штандартенфюрер побледнел и принялся вертеть прибор, как крыловская мартышка — очки. Эльза молча вытащила нож, нехорошо оскалилась и тихо, точно пантера на охоте, пошла в направлении звука. Фон Кройцу не оставалось ничего, как послушно следовать за нею. Скоро могучие папоротники сменились зарослями хвощей и навстречу потянуло зловонием тухлых яиц, да таким, словно впереди истекал из недр весь сероводород планеты.
— Нет, по-моему, нам не туда… — пытаясь дышать через рукав, робко пожаловался Отто…
А в следующий миг они с Эльзой одновременно замерли, превратившись в два соляных столпа.
И было отчего!
Впереди курилась тёплым паром исполинская смердящая лужа. А на мшистом берегу, видимо наслаждаясь ароматом, мирно возлежал дракон. Самый настоящий дракон. Не совсем как у китайцев на халатах, но всё же с крыльями, с лапами и с хвостом. Толщиной с мусорное пухто. И при длинной всклокоченной бороде, что, в общем-то, придавало ему вид вовсе не злой. Скорее — ленивый такой, вальяжный…