Новая история Колобка, или Как я добегалась
Шрифт:
Я окончательно отложила телефон. После душа и ужина, силы чудесным образом вернулись, и я готова была приступить к собственному допросу с пристрастием, но Мирослав меня опередил.
— Что у вас с Елистратовым?
И вроде бы обычные слова — но тон, но выражение лица и взгляд… Игривую бодрость общения с Максом и Филиппычем как водой смыло.
Азор смотрел на меня в упор и взгляда не отводил. Закономерный, вроде бы вопрос. Вот только интонация, которым он был задан…
Злость поднялось мгновенно, как пена на кофе: только
— Мы друзья, — произнесла я ледяным тоном. И добавила, чтобы окончательно расставить точки над i и пресечь какие бы то ни было претензии: — Близкие.
Нет, а что ты думал? Я тут в вакууме жила, твоего появления ждала у окошка?
Синие глаза опасно сверкнули.
— Насколько близкие? И насколько друзья?
Теперь его злость уже не казалась мне красивой. Кровь стукнула в виски, и я медленно, выговаривая сквозь спазм в горле, протянула:
— Да… Быстро же ты счета за услуги начал выставлять.
— Ты о чем?! — изобразил непонимание Мир.
— Я о том, что на вопрос про Макса я уже отвечала. И задан он был тогда совсем иначе. И даже сейчас, ты спросил — я ответила. Ты помог, чтобы помочь или чтобы сделать меня обязанной? Какого беса я должна оправдываться за то, что сначала позвонила старому другу, а не мужику, которого знать толком не знаю?!
Обида жгла изнутри и закипала в слезных протоках кислотой.
Я отвернулась — не хотелось показывать свою уязвимость. За кого ты меня принимаешь? Ищешь доверия — а сам? Где оно, твое альтеровское, черти бы вас всех задрали, доверие?
Отвернулась — и не заметила, как Мирослав подошел, аккуратно, но крепко подхватил меня под локоть и куда-то потащил. Я сперва удивилась, потом растерялась, потом разозлилась — какого черта он себе позволяет?! Но до двери из номера была пара шагов и вот уже она распахнулась, а там охрана. Еще два шага, и Мир с грохотом опустил кулак на дверь соседнего номера.
Я-таки выдернула локоть, отвоевывая свою свободу, но ничего не успела сказать.
— Славик, выйди! — “попросил” открывшего нам Всеслава Всеволодовича Мирослав очень сдержанным тоном, и тот, переведя дикий взгляд с меня на него, с каменным лицом шагнул в коридор, а меня тут же впихнули на его место и захлопнули дверь.
И только тогда я поняла, чего ради были проделаны все манипуляции. Чтобы спокойно, не сдерживаясь, не боясь разбудить спящих детей… орать.
— А ты думаешь, что я знаю тебя?! — рявкнул Мир от души. — Я приехал на переговоры, а вместо этого получил кучу обвинений и такую же кучу детей от женщины, которую видел раз в жизни! Женщины, которая смотрит на меня, как на врага, и которая только и ждет от меня гадости и подлости. Я не сволочь, Лена, но я не собираюсь быть запасным вариантом, на случай, когда другой мужик просто оказался вне зоны доступа!
— Я так и знала, что все сведется к этому!
Что ж, Мирослав грозный вы наш, Радомилович, я рычать тоже умею, поверь!
— “Я хочу быть в вашей жизни!” — передразнила я. — Хочешь быть в нашей жизни или хочешь дирижировать нашей жизнью, мистер-не-запасной-вариант? Ты уж определись! Ты думаешь, я бы бросилась к тебе, если бы ты не нагородил этих всех потусторонних заморочек, от которых у меня мозг взрывается?!
— Я нагородил?!!!!!
— Ну не я же!!!
— Да ты хоть понимаешь, насколько тебе повезло, что я оказался здесь, когда у детей началась инициация?! Что бы ты делала, если бы мы не приехали?!
— Уж поверь, что-нибудь бы придумала. Три года как-то справлялась!
Мы орались самозабвенно и отчаянно, глядя друг другу в глаза и еще больше распаляясь от того, что каждый был убежден в своей правоте и не планировал пересматривать точку зрения. Эмоции мешались пополам с рациональными объяснениями, закручивались, накручивались, выплескивались…
— …я тут перед ней на задних лапках прыгаю, лишь бы не спугнуть, не обидеть лишний раз, а она жалеет, что до бывшего не дозвонилась!
— Он не бывший! — взбеленилась я.
— Настоящий? — голос Мирослава сочился ядом. — О-очень близкий друг?
— Да, друг! Но у меня с ним никогда ничего не было.
— Не дает?
Оглушительно звонкий звук пощечины. И тишина.
Обожженная ударом ладонь тут же противно заныла.
Дура ты, Ленка, ой дура…
Мирослав медленно подвигал челюстью. А потом негромко произнес с самым глубокомысленным выражением лица:
— Да, это было определенно лишнее.
Помолчал еще немного, глядя на меня — тяжело дышащую от крика, нервно сжимающую кулаки, и добавил:
— Прости.
И вот тут я, наверное, наконец-то ему поверила. Когда он просто по-человечески психанул. Когда мы оба просто и по-человечески психанули.
Я подняла руку и ласкающим жестом коснулась кончиками пальцев пострадавшей щеки. Мир дернулся отстраниться, упрямо насупившись — не нужны мне ваши жалелки — но я не позволила, прижала к горячей коже всю ладонь. Погладила, а потом скользнула ей дальше, зарываясь пальцами в густые пепельно-русые волосы.
Впервые с нашей повторной встречи я сама, первой прикасалась к нему, а не просто сдержанно (насколько получалось — сдержанно) реагировала на его прикосновения.
Полшажочка и привстать на цыпочки…
Стук в дверь вмешался дисгармонией в сердечный ритм.
— Мир, а Мир… — донесся из коридора глухой голос Всеслава, чтоб ему икалось всю оставшуюся жизнь, Всеволодовича. — Вы там ругайтесь на здоровье и дальше, только я телефон на столе оставил, брось, а?
Азор коротко рыкнул, закатил глаза и убрал руки, каким-то незаметным образом оказавшиеся на моей талии.
Талии сделалось одиноко и зябко.
Со вздохом подтянув поясок халата, я направилась следом за Мирославом, понимая, что мы сейчас все равно вернемся в наш номер.