Новая реальность
Шрифт:
– Обо всех. Будешь носиться с воспоминаниями и психовать, и станет еще хуже, чем без памяти.
– Не буду. Я ведь знаю, что все будет по-другому.
– Уверен?
– А ты? – Дим уже чувствовал, что победил. Неизвестно, обрадуется он выпрошенной памяти, или, наоборот, от такого подарка только в петлю влезть захочется. Но он своего добился – двойник готов сдаться. Кажется.
Цветной хаос вдруг застыл на месте. А седой альтер-Дим усмехнулся – почти одобрительно.
– Упорный. Ну хорошо. Хорошо… предположим. Память, допустим, дам… Но с силами не выйдет,
Так они не знают? Этот Алекс, который в Лёшке, ничего не сказал? Не поддерживает связи?
– Почему нет? – на пробу сказал Дим. – Здесь они.
Может, он ошибается? Может, эти демоны…
Нет. Лицо двойника оцепенело:
– ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?
– Дай-имоны здесь. Уже несколько дней. Небольшая группа.
– Ты с ними контактировал?
– Мы с ними дрались. На Уровнях.
– Ты и…
– И Лёш. И горные. И демон один. Двоих мы убили, остальные скрылись.
– Преисподняя!..
По иллюзорным стенам снова заметались вихри красок, в хаосе мелькали панорамы городов, какие-то пейзажи, обрывки событий, чьи-то лица… и Дим замер, не в силах отвести взгляда от этого мелькания событий чужой жизни.
– Преисподняя, – снова раздался голос, и это было последнее, что Вадим услышал перед тем как погрузиться в них, раствориться, прожить – впервые или заново?
Глава 14
Другая жизнь. Как это было
Диму очень нравится слушать шум речки. И сама речка нравится. Она не плавная и тихая, как другие, она горная, и поэтому прозрачные струйки прыгают по камням, звенят, брызгаются. Над речкой висит водяная пыль, иногда в ней появляются-складываются радуги. Небольшие, но яркие. А среди камней мелькают темные гибкие змеи, только это не змеи, а рыбки. Папа говорит, это форель. Она и против течения плывет, и из воды выпрыгивает. Красивая. Дим уже решил: свою он отпустит.
– Ну что, рыбак, домой?
– Ага. – С папой весело, но домой хочется тоже. Сегодня день рождения. Дома ждут вкусности и подарки. Ой… а это что? Димка удивленно смотрит на нитку, которая появилась прямо в воздухе. Черная и немножко фиолетовая. Она превращается в щель, и оттуда выпрыгивает человек… серый… потом еще несколько.
– Не может быть! Вадим, до… – Голос отца обрывается, и папа… папа… Нет!
Нет-нет-нет! Папа!
Но отец почему-то смотрит в небо и не двигается, и когда из дыры сыплются люди с серыми лицами, и когда тебя хватают за плечи и волокут по траве, по рассыпанным рыбкам.
Очень болит голова, болят руки и плечи, а глаза закрываются сами. Быстро, не по-человечески быстро мелькают горы, снег и пустыни; то все затягивает ночная темнота, то туман, то беспощадно жаркое солнце. Серые сбивают со следа погоню, и телепортируются куда попало, все быстрей и быстрей, и от этого жуткого мелькания уже тошнит.
Ни минутки нет, чтобы попробовать перенестись, чтобы… ни минутки.
Папа… пап, ты же не умер, нет?
Найди меня, папа… пожалуйста.
А потом мир исчезает, совсем исчезает. Совсем темно становится. Будто свет отключили.
Больно было везде. Он и проснулся оттого, что стало больно. Очень.
Он вскрикнул и дернулся, вырываясь из чужих хватких рук, но они не отпускали и давили все сильней и сильней, пока он не закричал, вслепую отбиваясь, пытаясь отбиться… пытаясь…
Почему он ничего не видит? Почему?!
Вокруг чужие голоса, чужой смех. Почему они смеются, когда кому-то больно?
Отпусти! Не хочу!
Нет…
А внутри жжет так, словно в него попали огненным шаром. Большим. Как мяч.
Пустите… больно же…
Я же умру. Не надо.
Он задыхается и бьется, пытаясь сбросить с глаз это темное, рвется и кричит… и не замечает, как постепенно затихает вокруг смех… как слабеют руки на его плечах… как внезапно затрясло пол.
От-пус-ти-те меня!
Отпусти!
Пол трясет все сильнее, слышится чей-то испуганный крик. И что-то рвется… ломается… рушится.
В глаза вдруг врывается свет, руки, почему-то сильные, отбрасывают в сторону серого демона, а голоса неожиданно становятся понятными.
– Не может быть!
– Как это получилось?
– Это ОН отнял силы у Майроса? Этот детеныш?!
– Не выпускайте его!
Очень хочется есть, но еды «эти» не дадут.
У них не хватает сил убить его – из разговоров понятно, что их колдун, как всегда, решил усилиться, забрав чужую магию, но что-то не вышло. Получилось наоборот, это он, Димка, смог перетянуть магию на себя, отбросить этого серого. И теперь он мог не подпускать их к себе. Угол какой-то грязной пещеры, холодный и сырой – все, что он мог удержать, все, что ему осталось. Рядом в камнях какая-то пакость вроде червя, только большого и колючего, она все лезла к нему… рыбку обнюхивала. У него одна рыбка почему-то была в руке зажата, он не помнил, откуда. Тварь все лезла, и он отдал ей рыбку, чтоб отвязалась. Потом жалел, ведь никакой еды не было.
Они не могут его убить. Зато могут не выпускать из пещер – барьер поставили. И не давать еды. И постоянно изматывать. Он не мог спать, серые все время шумели рядом, кого-то грызли, швырялись в его сторону горящими ветками. Холодно-о. Ноги как льдышки… и в груди до сих пор что-то такое… как ледяные колючки шевелятся. А глаза болят и болят, и голова тоже, и сил нет уже… почти совсем. Заснуть бы насовсем, чтоб больше ничего не видеть и не слышать. Дим больше не верит, что его найдут. Кто найдет тут… Заснуть. Закрыть глаза и все. Не выходит. В ушах шумит, кто-то плачет. Кажется?