Новая реальность
Шрифт:
Люс продолжил:
— И когда он распадётся, исчезнет одна из лямбд, которая скрепляют пространственно-временный континуум Эйнштейна. И когда это произойдет, останется только чистая, окончательная действительность в соответствии с теорией или воображением. Вы видите какой-нибудь недостаток в моем плане?
Глава VII
Новый Мир
* * *
Дергаясь с еле различимой быстротой в веревках, которые его связывали, Прентисс знал, что в рассуждениях стоящего рядом человека не было никакого изъяна, и что каждый человек на земле теперь живет на заимствованном времени.
Он не мог придумать никакого способа, как остановить его; оставалась только одна угроза бомбой.
Он сказал кратко:
— Если вы не подчинитесь мирному аресту в течение нескольких секунд, на этот участок будет сброшена атомная бомба.
Пот снова заливал его глаза, и он быстро мигал.
Темные черты Люса исказили конвульсии, безвольно повисли, и затем объединились в жесткую усмешку. — Она опоздала, — сказал он с мрачным юмором. — Ее предки в течение многих столетий пытались помешать мне. Но мы были успешными — всегда. Сегодня я — в очередной раз, и за все время добился успеха.
Одна рука Прентисса была свободной.
Он мог бы мгновенно добраться до горла Люса. С тихой яростью он пытался освободиться от петли, связывающей его запястье.
В ухе снова послышался голос E:
— Я должна была сделать это! Тон голоса был странно грустный, самообвиняющий, полный раскаяния.
Должна была сделать — что?
И его ошеломленный ум пытался переварить факт, что E только что уничтожила его.
Она продолжала. — Бомба была сброшена десять секунд назад. Она почти умоляла, и ее слова сливались вместе. — Вы были беспомощны, вы не смогли уничтожить его. У меня возникло внезапное предчувствие того, каким будет мир потом — даже для тех, кто пройдет. Простите меня.
Почти машинально он возобновил попытку избавиться от веревки.
Люс осмотрелся по сторонам. — Что это?
— Что? — переспросил Прентисс тупо. — Я ничего не слышу.
— Конечно, вы не слышите! Так слушайте!
Запястье, наконец-то, освободилось.
И сразу же произошло несколько событий.
Тот далекий визг в небесах превратился в нарастающий вой разрушения.
Как один человек, Прентисс и Люс прыгнули к выключателям активации смертоносного прибора. На бесконечно малую долю времени Люс оказался там первым — прежде, чем стены дома полностью распались.
Наступила краткая, беззвучная пауза чрезвычайной темноты.
И затем Прентиссу показалось, что колоссальная каменная стена врезалась в его мозг, и удерживала его немым и неподвижным.
Но он не был мертв.
Поскольку этой бронированной, ошеломляющей стеной была не бомба, а само Время.
В краткой вспышке проницательности он понял, что для разумных, думающих существ, Время внезапно стало баррикадой, а не бесконечной дорогой.
Взорвавшаяся бомба разрушила стены дома, которые каким-то образом зависли, быстро замороженные в неизменной, вечной статике.
Люс отделил это мимолетное невидимое измерение от существ и вещей, которые двигались вдоль него. Нет существования без изменения вдоль временного континуума, а теперь континуум разбит вдребезги.
Какова же теперь судьба всех материальных вещей — всего человечества?
Смог ли хотя бы один из них — по крайней мере, из двух или трёх, понимающих передовую онтологию, пройти этот барьер?
Не было ничего, кроме черной, жуткой тишины вокруг.
Его чувства были бесполезны.
Он даже сомневался, что у него были какие-либо чувства.
Пока он мог сказать, что он был только интеллектом, плывущим в пространстве. Но он даже не был уверен в этом. Интеллект, пространство — сейчас они были не обязательно теми же самыми, какими были прежде.
Все, что он знал наверняка, было то, что он сомневался. Он сомневался относительно всего, кроме самого факта сомнения.
Призрак Декарта!
Сомневаться — значит думать!
Я мыслю, значит, я существую!
Я существую!!!
Он немедленно начал с осторожностью размышлять. Он существовал, но не обязательно, как Адам Роджерс Прентисс. Кем он мог быть для ноумена Адама Роджерса Прентисса?
Но он уцелел. Ведь он собирался пройти.
Он призвал свой кружащийся мозг расслабиться, стать упругим. Ты находишься на грани чего-то изумительного!
Казалось, что он мог почти слышать свой разговор, и он был рад этому. Безмолвная окончательная действительность была бы невыносима.
Он слегка, и не вполне определенно, шепнул:
— Е!
Откуда-то, издалека, послышался всхлип женщины.
Он нетерпеливо закричал в темноту:
— Это вы?
Что-то непонятное и странно пугающее ответило ему.
— Не пытайтесь держаться за себя, — продолжил он. — Просто позвольте себе идти! Помните, что вы не будете больше E, а ноуменом, сущностью E. Если вы не изменитесь достаточно, чтобы разрешить вашему ноумену принять вашу старую тождественность, вы должны будете остаться там.
Послышался стон:
— Но я — это я!
— Но это не вы — не на самом деле, — умолял он быстро. — Вы — только аспект большего, символического ВЫ – ноумен E. Это – именно для вас. Вы должны только протянуть свою руку, чтобы схватить форму окончательной действительности. И вы должны это сделать, или прекратите существовать!
Раздался отчаянный вопль:
— Но что произойдет с моим телом?
Онтологист почти рассмеялся. — Я не знаю; но если оно изменится, то я буду переживать больше, чем вы!