Новая реальность
Шрифт:
Прентисс выругался. Профессор повернулся и пошел к клеткам с животными, и хотя он, очевидно, все еще говорил, его губы больше не были видны.
Заперев дверь клетки, профессор пошел к выходу из лаборатории, тщательно осмотрел комнату, и затем, когда потянулся к выключателю, посмотрел в сторону окна, в которое наблюдал Прентисс.
На мгновение исследователь был убежден, что благодаря какой-то неизвестной силе, профессор посмотрел в темноту, прямо в его глаза.
Он медленно выдохнул. Это было нелепо.
Комната погрузилась в темноту.
Исследователь мигнул и закрыл свои глаза. Он не должен был волноваться и двигаться, пока не услышит открывающуюся дверь лаборатории на противоположной стороне небольшого здания.
Дверь не открывалась. Прентисс всматривался в темноту комнаты.
Там, где была голова профессора, теперь были видны два таинственных крошечных красных огонька, наподобие маленьких свечек.
Что-то должно было отражаться от роговицы глаз профессора. Но комната была темной; не было никакого источника света, который мог бы отражаться. Глаза-огоньки продолжали своё панорамирование, изучая его.
По шее мужчины поползли мурашки, когда двойные огоньки наконец-то исчезли, и он услышал звук открываемой двери лаборатории.
Как только медленные, тяжелые шаги удалились по каменным плитам улицы, Прентисс проглотил огромный глоток холодного вечернего воздуха и вытер потное лицо рукавом.
Что это на него нашло? Он действовал как самый зеленый детёныш. Он был рад, что Краш был занят с устройством подключения видеокамеры в Кадиллаке и не мог видеть его.
Он встал на четвереньки и тихо пополз в направлении темного окна. Это были простые раздвижные створки, и нескольких секунд хватило, чтобы просверлить стекло, вставить крючок вокруг замка створки и открыть ее. Крысы начали нервный писк, как только он опустил ноги в темноту цокольного помещения.
В ухе прохрипел оловянный голос Краша:
— Профессор возвращается!
Прентисс пробурчал что-то себе под нос, но не прекратил вытаскивать инфракрасный сканер из кармана.
Он прикоснулся пальцем к микрофону, закрепленному на горле.
— Дай сигнал, когда он дойдет до поворота, — прошептал он. — И убедись, что всё будет зафиксировано на видеоленте.
Его первое внимание привлек неизвестный аппарат.
Исследователь отлично запомнил место его расположения. Приблизившись в темноте так близко, как он посмел, он направил сканер на какой-то очень интересный аппарат, который он заметил на столе.
Затем он обратился к книгам на письменном столе, сожалея, что у него нет времени, чтобы записать больше, чем несколько страниц.
— Он на повороте, — предупредил Краш.
— Хорошо, - пробормотал Прентисс, пробегая чувствительными пальцами по книжным переплетам книг. Он выбрал одну, открыл ее наугад, и провел сканером по невидимым страницам. — Это пройдет?
– спросил он себя.
— Шеф, он у двери!
Прентиссу пришлось затолкнуть том обратно без дальнейшего сканирования. Он только успел выбраться из окна и прикрыть створки, когда дверь лаборатории распахнулась.
Глава II
Подсказки от истории
* * *
Несколько часов спустя онтологист несколько цинично пожелал доброго утра своему регистратору и секретарям и прошагал в свой личный кабинет. С усталой задумчивостью он опустился в свое вращающееся кресло и вытащил инфракрасные негативы, которые Краш подготовил в Кадиллаке. Страница из старого немецкого дневника была чрезвычайно интригующей. Он с трудом перевел ее еще раз:
Как только я стал более глубоко вникать в рукопись, мой рот пересох, и моё сердце начало бешено биться. Это, как я понял, был вклад, подобного которому мой род не видел, начиная с Коперника, Роджера Бэкона, или возможно даже, Аристотеля. Казалось невероятным, что этот тихий маленький человек, который никогда не был за пределами Кенигсберга, мог обладать ключом к мирозданию – Критике Чистого Разума, как он называет это. И я сомневаюсь, что даже он понимает окончательное предзнаменование его учения, поскольку он говорит, что мы не можем знать реальную форму или природу чего-либо, то есть, вещи самой–в–себе. Он считает, что это окончательно непостижимо, зарезервировано только богам. Он не подозревает, что, век за веком, человечество приближается к этой конечной реализации окончательных сущностей. Даже этот блестящий человек вероятно сказал бы, что Земля была круглой в 600 году до н.э, точно такой, как сегодня. Но я знаю, что она была плоской — это такая, же реальность, как она круглая сегодня. Что изменилось? Не вещь сама по себе, которую мы называем Землею. Нет, это изменился разум человека. Но в его нелепой слепоте он заблуждается в том, что является действительно его собственным умственным ускорением для расширенного применения науки и более точных методов исследования –
Прентисс улыбнулся.
Люс был, несомненно, коллекционером философских инкунабул[3]. Странное хобби, но всё, чем оно могло бы быть – только хобби. Очевидно, Земля никогда не была плоской, и фактически существенно не изменила форму за последнюю пару миллиардов лет. Конечно, любые понятия относительно плоскостности Земли, поддерживаемых первобытными людьми несколько тысяч лет назад или даже современниками Канта, происходили из-за их невежества, а не точных наблюдений, и человек с эрудицией Люса мог только развлечься ими.
Прентисс снова улыбнулся с терпимостью человека, стоящего на плечах двадцати столетий науки. Первобытные люди, конечно, приложили все усилия, которые могли. Только они многого не знали. Они работали с детскими допущениями и инфантильными приборами.
Его брови скривились. Чтобы предположить, что они использовали детские допущения, было уклонением от вопроса. С другой стороны, об этом действительно стоило подумать? Все, что он мог надеяться обнаружить, будет несколькими примерами того, как неполноценный аппарат, объединенный, возможно, с бесхитростными дедукциями, упростил мир древних людей. Однако, всё, что заинтересовало странного доктора Люса, автоматически заинтересовало и его, Прентисса, и будет интересовать до тех пор, пока дело не будет окончательно выяснено.
Он продиктовал в скриптор[4]:
— Записка в геодезическую секцию. Срочно отправьте хронологию идей относительно формы Земли. Прентисс.
С чувством исполненного долга, он быстро забыл об этом и обратился к куче отчетов на письменном столе.
Четверть часа спустя скриптор звякнул и начал печатать входящее сообщение.
Директору. На Ваш запрос о краткой хронологии формы Земли. Халдеи и вавилоняне (на глиняных табличках из библиотеки двухкилометровой аллеи сфинксов), Египтяне (в папирусах Ахмеса, приблизительно 2700 год до н.э.), Критяне (в записи в королевской библиотеке в Кноссе, приблизительно 1300 год до н.э.); Китайцы (в Чжоу гун, приблизительно 1100 год до н.э.), Финикияне (во фрагментах в Туре, приблизительно 900 год до н.э.), Евреи (из неизвестного библейского историка, приблизительно 850 год до н.э.), и ранние греки (из карты географа Гекатея, 51 год до н.э.) считали Землю плоским диском. Но с 5-ого столетия до н.э. признается шарообразность Земли…
Было еще несколько строчек, заканчивающих сообщение, о сплющивании на полюсах, но Прентисс уже потерял интерес. Отчет не проливал света на хобби Люса и был лишен онтологических значений.
Он бросил распечатку в мусорную корзину и возвратился к отчетам, лежащим перед ним.
Несколько минут спустя он беспокойно поерзал на стуле, с раздражением посмотрел на скриптор и принудил себя вернуться к работе.
Бесполезно.
Высмеивая себя, как идиота, он проворчал в устройство: