Новая реальность
Шрифт:
— Запрос геодезистам. На вашу записку о хронологии формы Земли. Как вы объясняете изменение в убеждениях о шарообразности после Гекатея? Поспешите. Прентисс.
Секунды тикали одна за другой.
Он нетерпеливо побарабанил по своему столу, затем встал и начал расхаживать по кабинету.
Когда скриптор звякнул, он рванулся назад, и, наклонившись через стол, наблюдал, как печатаются слова.
Поздние греки объясняли сферическую форму на основании наблюдений того, что мачты приближающегося корабля показываются первыми, а затем только нос и корпус. Неизвестно, почему подобное наблюдение не было сделано ранее мореходными народами…
Прентисс потер щеку в недоумении. Что он пытался поймать и понять? Он проталкивал полурожденную догадку, что Земля действительно когда-то была плоской в его умственных нишах. Хорошо, что тогда о небесах? Конечно, нет никаких записей о том, как они изменялись во время краткой жизни человека.
Он попробовал сделать еще один запрос.
— Запрос в подразделение астрономии. Срочно выписку о раннем и современном размере солнца и расстоянии до него.
Несколько минут спустя он читал ответ:
Пропуская Платона, данные которого полагаются необоснованными (он измерил расстояние до солнца в два раза больше, чем до луны), мы переходим к самому раннему признанному "авторитету". Птолемей (Альмагест, приблизительно 140 год нашей эры), измеренный радиус солнца составляет 5,5 радиусов Земли (по сравнению с 109 фактическими радиусами). Измеренное расстояние до солнца в 1210 земных радиусов (23 000 фактически). Довольно точные измерения датируются только с 17-ых и 18-ых столетий.
Все это он где-то читал. Различие было легко объяснимо их примитивными приборами. Было безумием продолжать всё это.
Но было слишком поздно.
— Запрос Астрономам. Действительно ли ошибочные измерения Птолемея происходили из-за отсутствия точных инструментов? Прентисс.
Скоро он получил ответ:
Директору: Источник ошибок Птолемея в измерении солнечных параметров не совсем понятен. Использовалась астролябия[5], дающая точность в 10 секунд и водяные часы клепсидра, с усовершенствованиями Героя Александрийского. Этими же самыми приборами, и с использованием современного значения числа «пи», Птолемей измерил лунный радиус (0,29 радиуса Земли по сравнению с фактическими 0,273) и расстояние (59 Земных радиусов по сравнению с фактическими 60 1/3). Следовательно, инструменты были достаточно точными. И заметьте, что Коперник, используя самые современные приборы и методику, "подтвердил" Птолемеево расстояние до солнца в 1200 земных радиусов. Нет никакого объяснения этой вопиющей ошибке.
Разве только, исходя из предположения, возникшего в уме Прентисса, солнце было ближе и было совершенно другим перед 17-ым столетием, когда Ньютон говорил миру, где расположено, и насколько большим должно быть солнце. Но это решение было слишком абсурдно для дальнейшего рассмотрения. Он скорее бы принял свое полное безумие.
Окончательно озадаченный, онтологист погрыз свою нижнюю губу и уставился на сообщение в скрипторе.
В полной абстракции он всматривался в символ "пи" в сообщении скриптора. Там, по крайней мере, было кое-что, что всегда было тем же самым, и будет оставаться навсегда. Он потянулся, чтобы выбить свою трубку в большую круглую пепельницу, стоящую возле скриптора, и приостановился на середине второго замаха. Из своего стола он достал рулетку и приложил ее поперек пепельницы. Десять дюймов. Затем измерил длину окружности. Тридцать один с половиной дюймов. Достаточно хорошо, учитывая обстоятельства. Это был результат, который мог получить любой любопытный школьник.
Он снова обратился к скриптору.
— Запрос математикам. Срочно представьте хронологию развития величины числа «пи». Прентисс.
Ему не пришлось долго ждать.
Директору. Хронология развития числа "пи". Вавилоняне использовали значение 3,00. Аристотель сделал довольно точные физические и теоретические оценки. Архимед первым достиг современного значения, используя теорию пределов.
Там было что-то еще, но это уже не имело значения для Прентисса. Было непостижимо, конечно, что «пи» выросло во время двух тысячелетий, которые отделили вавилонян от Архимеда. И все же, это было невыносимо. Почему они не сделали немного точнее, чем 3,00? Любой ребенок с куском веревочки продемонстрировал бы их ошибку. Бесчисленные поколения мудрых, осторожных халдейских астрономов, измеряя время и позиционируя звезды с такой невероятной точностью, терпели неудачу с веревочкой и числом «пи». Это не имело смысла. И конечно, «пи» не выросло больше, чем вавилонский 360-дневный год превратился в современный 365-дневный год. Оно всегда было таким же самым, сказал он себе. Первобытные люди измеряли не точно, вот и всё. Это должно было быть единственным объяснением.
Он так надеялся.
Он снова сел за свой стол, посмотрел на момент в записную книжку, и написал:
Проверить хронологию силы тяжести — ускорение. Полагаю, что Аристотель был неспособен обнаружить ускорение. Галилей, используя те же самые приборы, включая те же самые грубые водяные часы, обнаружил его. Почему? … Любые сообщения о перемещениях предполагаемой планеты Вулкан с 1914 года, когда Эйнштейн объяснил эксцентриситет орбиты Меркурия относительностью, а не гипотетической солнечной планетой?
... Как мог Оливер Лодж обнаружить эфирный ветер, а Майкельсон нет? Мыслимо ли, что сокращение Лоренца не было физическим фактом до эксперимента Майкельсона?
Как многие химические элементы были предсказаны прежде, чем были обнаружены?
Он рассеянно постучал по клавиатуре несколько раз, затем позвонил научному сотруднику. Он едва успел объяснить, что он хотел узнать, прежде чем он должен увидеть группу Люса.
И он все еще не был уверен, как сюда вписываются крысы.
Глава III
Подвергнутый опасности Мир
* * *
Профессор Люс лаконично завершил своё выступление.
— Хорошо, господа, — сказал он, — я предполагаю, что мы продолжим эту тему в нашей следующей лекции. Мы, кажется, немного переработали; все свободны. О, мистер Прентисс!
Исследователь поднял глаза в подлинном удивлении.
—Да, сэр?
Тонкий пистолет в его плечевой кобуре внезапно почувствовал себя довольно толстым.
Он понял, что решающий момент был близок, что прежде, чем он оставит университетский городок, он будет знать, был ли этот странный человек безопасным физиком, преданным делу всей его жизни и его странному хобби, или был ли он истинной опасностью для человечества. Профессор действовал без изворотов, и это был неожиданный срыв.
— Мистер Прентисс, — продолжил Люс с лекционной кафедры, — могу ли я увидеть вас в моем кабинете до того, как вы уйдете из университета?
— Конечно, — ответил Прентисс. Поскольку группа разошлась, он последовал за сухопарым ученым через дверь, которая привела к небольшому кабинету Люса за лекционным залом.
В дверном проеме он чуть-чуть поколебался; Люс увидел это и сардонически поклонился. – Только после вас, сэр!
Затем высокий профессор указал на стул около своего стола.