Новая Россия, или, это мы, оба-двое!
Шрифт:
Не думаю, что когда-либо я возьмусь еще за одну книгу с такой пестрой и неуправляемой компанией, да еще памятуя о том, что могу, сам того не зная, угодить на старости лет в иностранные агенты, в пятую колонну, в лица, раскачивающие лодку и в экстремисты, только на том основани, что до сих пор считаю "Чипполино" и "Незнайку на Луне", великими шедеврами советской литературы, не говоря уже о "Мальчише-Кибальчише," столь поспешно вычеркнутыми из школьной программы.
Были, конечно же, и другие визиты, но рассказывать о них - значит написать еще один роман, а это, как я указал выше, точно не входит в мои планы. По крайней мере, пока. Потому, хочу заверить своего читателя, что выведенные в моем романе лица имеют сходство только именное (то есть, по имени). В реальности же, герои могут, как походить на своих прототипов, так и отличаться от них. Поэтому, читая
Если же вы заметите определенное сходство и схожесть с реальностью или определенными лицами, то это будет означать только то, что автор сей книги не окончательно утратил связи с реальностью и не утратил чувства юмора, без которого как-то тяжело выживать в наши нелегкие времена рывков с колен, прорывов, стабилизации, обнуления, невиданных взлетов сельского хозяйства и великих достижений.
Кроме этого следует указать, что в конце книги вы встретите фотографии некоторых из тех людей, чьи образы и чье знакомство с ними помогли мне в создании этой книги, и, хотя, я нисколько не преследовал цели рассказать именно о них, о реальных людях, не упомянуть о их неоценимой помощи в создании этой книги, я не вправе. Именно их образы, моя дружба с ними помогли мне написать так, как я написал. А если что не так - то прошу простить меня, ибо не может человек объять необъятное, как говорил Кузьма Прутков.
Я долго думал, как же мне назвать жанр, в котором я работал. Трагедия? Или все-таки фарс? некая импровизация, игра ума? Но так и не пришел к определенному выводу. Здесь, наверное, есть все, что могла выдумать пытливая мысль человечества в области литературы, но, будучи по своей натуре человеком скромным, я решил без каких-либо затей, назвать свое произведение романом, просто романом, в котором каждый сможет найти близкое для себя.
На этом прошу позволить мне откланяться и пожелать вам приятного чтения.
Глава первая. Мы едем-едем-едем, в далёкие края...
– Андрюха, хватит там сидеть! Что ты там ковыряешься? Скоро митинг, а ты ни у шубы рукав. Вот скажи мне на милость, что ты там забыл? Все гайки прикручены, шайбы присобачены. Какого рожна тебе ещё надо?
– Серый, уйди, а? Что ты пристал ко мне со своим митингом, как пьяный до радио - спой, да спой? Дел у нас других больше нет, что ли? Вот если бы на твоем митинге помогли выбить новые приборы для нашего ускорителя, так я бы туда не просто пошел, я бы туда на крыльях полетел и всех обогнал. Только кто их нам там даст? А языком трепать - не мешки ворочать. А если ты считаешь, что все кони пьяны, а хлопцы запряжёны – вперёд и с песней. А меня оставь в покое.
– Ну, это ты зря так, там будут выступать из Москвы люди, которые с самим Борисом Николаевичем работают. Вот! А ты про какой-то ускоритель болтаешь. Нам что, снизу подпекает? Такое впечатление, словно ты не понимаешь, что если бы не эти коммуняки, то у нас бы все было. И ускоритель, и новое здание для него, и даже колбаса.
– И колбаса?
– иронично хмыкнул Андрей. –Отец родной, что бы я без тебя и без колбасы делал? Вовремя ты мне глаза открыл. Вовремя.
– И колбаса, в том числе. Чего ты ржешь? Не хлебом единым, сам знаешь. Вот как только Николаевич возьмет власть в свои руки, так заживем. Йэх! Каждый будет кум королю и сват министру. У всех все будет. А значит и самая замечательная колбаса у нас обязательно будет! Со смясом. Но все это произойдет, только если мы все вместе, одним фронтом, выступим за Ельцина! Если не он, то кто? Кто, более его, достоин быть верховным правителем России? Никто! И когда его победа придет, то ты забудешь про ускоритель моментом. Потому как наступит самая настоящая благодать.
– Ну да, размечтался. И с его обещаниями колбасы каждому второму, не считая первого, мы просто все профукаем, потому что ни фуя не будет. Никакой благодати. Одни ошметки и нчего более.
Внизу установки что-то зашуршало, загремело, и на свет появилась сначала лохматая голова, а потом и сам обладатель головы. В руках появившегося на свет божий человека находилась охапка всевозможных инструментов, которые он умудрялся удерживать в руках, не роняя.
– Эх, Серега, дури в тебе от этих митингов. Вроде бы взрослый человек, а в сказки веришь. Знаешь, как говорили древние латиняне? Скажи мне, на какие митинги ходит твой друг, и я скажу, кто он. При чем тут колбаса и коммуняки? И почему именно Ельцин? Или ты считаешь, что если у нас колбасу по триста сортов не делают, а делают только три, то только потому, что они коммуняки, и следует всю ихнюю колбасу на помойку выкинуть, а завести к нам заморскую, баклажанную? А, впрочем, даже если и начнут делать триста сортов, то, во всяком случае, данная гипотетическая колбаса и ее наличие или отсутствие - это еще не повод для того, чтобы по митингам шастать. И позволь мне тебе напомнить, что сей упомянутый тобою ускоритель не какой-то, а наш с тобой. Дать бы тебе плетей пятьдесят за такие слова. Для ускорения. И перестройки сознания.
– Ну ты не заговаривайся, все-таки сейчас 90-й год, не 37-й. Плети, кнуты. Че ты вообще несёшь? Сам-то далеко из детских штанишек вылез?
– Опять за рыбу деньги. Вот ты сейчас тридцать седьмой-то для чего приплел? То, что сейчас на дворе год 1990 от рождества Христова, еще не означает, что я должен бежать как угорелый на митинг, где опять потребуют всем суверенитета, а каждому второму, не считая первого, пообещают по бочке варенья и ящику печенья. Насмотрелся я за эти годы на митинги, от которых только и пользы, что пар выпустить можно. А работать кто будет? Пушкин? Так что, не в колбасе дело. Не дело по этим митингам шляться! И не повод, чтобы о деле забывать! Горланить и языком трепать каждый может. Твой Ельцин лучше бы делом занялся, а не по митингам шастал. Вот ему, кстати, я бы точно с удовольствием плетей отсыпал. Штук по 50 за каждый трёп.
– Колбаса, говоришь, не повод? А что тогда повод? Да и без доброго шмата колбасы грустно, однако. Особливо под горилку. Так что, лозунг дня: не будет колбасы - не будет и силенок, чтобы нам с тобой до нашего ускорителя добраться.
– Колбаса. – усмехнулся Андрей. –Далась тебе эта колбаса. Ну, ладно, представим, что будет тебе сто сортов колбасы. Или даже двести. И что, ты каждую из них пойдешь покупать? Или тебе сейчас мало тех трех, что сейчас купить можно? А ты уверен, что все сто сортов будут одинаково вкусны? Что туда насуют, неизвестно, даже черт знать не будет что там. Про нашу мы всё знаем, её даже кошки едят, аж урчат от удовольствия. А новую из чего делать будут? На сто сортов колбасы мяса не хватит. И туалетной бумаги тоже. А насчет повода… Чтож, повод, это когда придут тебя грабить, твою жену убивать, мать твою из квартиры выселять. Но до этого, я надеюсь, вряд ли дойдет. Если, конечно, твои дружки демократы очередной номер не выкинут. Кстати, не удивлюсь, если они именно так поступать будут.
– Ты говори, да не заговаривайся, Андрей! Ты мне, конечно, друг, но Ельцина с демократами не трожь. Они ребята нашего закала и за нас последнее отдадут. Он хоть и большой человек, а с привилегиями борется ого-го как! На работу пешком ходит! В обычной поликлинике лечится. Это тебе не твои коммунисты, которые только и знают, что на своих "Волгах" по бабам шастать, вместо того, чтобы делом, как Борис Николаевич, заниматься.
– Ну да, ну да. Я не могу есть икру, не могу пользоваться импортными лекарствами, пока у других нет денег на аспирин. Так что ли, он нам говорил? А заснять его как успели в поликлинике? Экстрасенс какой должил? Я тебе вот что скажу, как старый прожжённый циник. Журналюг этих, небось, сам он и вызвонил. А если не сам, то помощнички подсуетились. А журнашлюшки... Чтож, они нынче, на всякую пакость, как мухи на одну субстанцию бросаются. Одно слово, что вторая древнейшая профессия. Если даже не первая.
– А что, разве не так? Он и правда икру не ест ложками. Золотые слова золотого человека. А насчёт того, что сам позвал. Не пошёл бы он на это. Гласность, брат, это...
– Гласность это всего лишь слова, пустые, бессмысленные и лишённые всякого смысла. Слова, видите ли, у твоего Ельцина золотые. Сказал бы я тебе, из чего они сделаны, да ссориться неохота.
Андрей замолчал. Ничего не говорил и Сергей, словно бы не желая продолжать ставший неудобным для них обоих разговор. Оба смотрели в разные стороны и молчали.