Новая Россия, или, это мы, оба-двое!
Шрифт:
Оба замолчали. Потом Сергей встряхнул головой и сказал: -Сомнений в том, что надо ставить эксперимент, нет. Даже если принять во внимание то, что мы не знаем даже приблизительно мощность для пробития поля. Даже если это закончится неудачей, мы с тобой получим исходные данные для дальнейшего расчета. А это уже не теоретические изыски ума.
– Ну, а я тебе про что говорю? – ответил Андрей и, развеселясь, хлопнул друга по плечу.
– А теперь для закрепления консенсуса нам архи необходимо полагается выпить пива. Холодненького. И непременно с рыбкой. Не возражаешь? И не дожидаясь ответа, зашагал к выходу из лаборатории.
***
Сидя в пивной, Сергей удовлетворенно жмурился и неторопливо прихлебывал пиво. Судя по всему, он позабыл и митинги, и проблемы насущные. Единственное, что его заботило в данный момент, было лишь смакование живительного напитка, что свидетельствовало о умиротворенном состоянии души и тела. Но в какой-то момент по его лицу мелькнуло облачко, и он, отставив кружку в сторону, напряженно задумался. Андрей, заметив тень на лице друга, легко коснулся его руки и спросил:
– Ты че? Опять про митинг вспомнил? Да ну его к бесу, там и так найдется, кому глотку драть.
Серега от неожиданности вздрогнул, и немного помолчав, спросил:
– Я сейчас не об этом подумал. А ты уверен, что ТАМ все хорошо? А вдруг там царит ужас цивилизации?
– А может наоборот, ее мечты? В конце концов, мы с тобой можем сколько угодно рассуждать о том, что нас может там ждать, но узнаем наверняка только в случае успеха опыта. А за него я ручаюсь. Пройдет все как надо. Во всяком случае, очаги культуры в виде пивных там явно должны быть. Не дрейфь, Серый, всё будет пучком. Рано или поздно все равно придется решать и рисковать. Так зачем откладывать это на потом?
– Гарантии только нет никакой.
– Ну да, хозяином бюро окончательных стопроцентных гарантий я не являюсь. Все, что есть у меня в наличии, это наша с тобой теория, подкрепленная малыми предварительными экспериментами. Были у нас эксперименты на малом радиусе? Были. Удачно прошло перемещение? Удачно. Чего же тебе еще надо?
– Мне? Многое что надо. Вот пусть для начала хотя бы что-то появится ОТТУДА. Тогда можно будет и поверить окончательно и бесповоротно. А то может перемещение происходит, но в виде фрагментов. И прибудем мы с тобой на станцию назначения в виде расфасованного мясного набора. Малый радиус действия дал нам только пути решения проблемы, но не исходный результат, и даже приблизительного обоснования необходимых расчетов мощности не вышло.
Андрей засмеялся.
– Чего смеешься? Но даже если попадем туда целыми и невредимыми, что тогда? Как мы обратно вернемся? Ведь нам с тобой понадобится аналогичная установка.
– Не забывай, что миры параллельные. Может быть и так, что ТАМ могли еще и не прийти к теории перехода. Может даже из-за того, что НАС там нет. Нет ни тебя, ни меня. И изобрести теорию уже некому. А если даже изобрели, то гарантия, что они попадут своим потоком именно в наш мир, мизерная. Можно сказать, нулевая.
Андрей замолчал, обдумывая проблему.
– Но я все же уверен, или лучше сказать, чувствую, что различия могут быть только в частностях, в мелких, в незначительных деталях. И в этом случае, единственное, что можно сказать наверняка, это точность обратного перехода, лицо, построившее аналогичную установку там и отправившееся в наш мир, вернется именно в свой родной мир, а не будет блуждать по всем параллелям, которым нет точного числа. Также как и мы вернемся сюда. Все будет зависеть от того, насколько устойчивым будет состояние поля вокруг места перехода. В какой именно мир попадем – не скажу. Во всяком случае, есть бесспорное утверждение, что есть там определенное количество миров, или бесконечное. Конкретно, сколько их может быть, и в каких состояниях, в скольких измерениях, пока науке это неизвестно. Но рискнуть все-таки надо. Не знаю, как ты, а я рискну непременно.
– Да, есть жизнь на Марсе, нет жизни на Марсе, науке это еще неизвестно. А вообще, было бы интересно посмотреть на самих себя в тех мирах.
– засмеялся в свою очередь Сергей.-Представляю себе физиономию ТОГО Сергея, который в этот момент, вероятно сидит в такой же пивной и в ус не дует, когда он увидит перед собой меня. Или я увижу перед собой самого себя, во плоти, а не в зеркале. Ха-ха-ха! Вот была бы потеха!
В этот момент в пивную ввалилась шумная компания. В руках некоторых виднелись початые бутылки с пивом и портвейном, иные персонажи отяготили свои руки немудреной закусью, а некоторые размахивали обрывками бумаг, в которых оба наших героя признали обычные агитки, которыми в невероятных количествах снабжали народ современные цицероны и доморощенные демосфены, корифеи экономики и титаны околовсяческих наук. Как сами титаны мысли, так и эти самые бумажонки с мыслями, достойными пипифакса, были призваны убедить всех и вся, что только под их мудрым руководством страна, наконец-то, пойдет тем самым правильным, единственно верным путем. Разумеется, сей мысленный хлам одинаково использовался всей оппозицией, которая приписывала именно себе открытие дешевого, вульгарного, но столь милого обывателю и мелкому лавочнику, словоблудия. Все отличия заключались лишь в степени использования красноречивого блудословия. Но, несмотря на разницу во взглядах, доморощенная оппозиция сходилась в одном - только избавление от Советской власти и полная ликвидация всего коммунистического, включая имена, названия городов и улиц, памятников и книг, способно вернуть достославные времена той России, в которой даже дворники непрестанно хрустели французской булкой, закусывая её икрой паюсной; где ямщики возили раскрасневшихся гимназисточек из театров в бордели, а бравые гусарские поручики, лихо закручивая пышные усы и бренча шпорами, гнали любого неприятеля и подрывателя устоев, одним лишь своим видом.
Нет необходимости говорить, что каждый из сей почтенной компании легко бы нашел свое место в палате номер шесть, да вот безвозвратно канули в Лету те времена, когда за подобные речи и мысли можно было получить бесплатно модную рубашку с длинными рукавами, да комнату с оригинальными обоями из матрацев и резиновой лампочкой. Не будет преувеличением сказать и то. что добрая половина таких персонажей как раз и была родом из подобных клиник, получивших вожделенную свободу не лечиться от шизофрении и прочих закидонов.
Все вышеупомянутые персонажи возбужденно гомонили, беспрерывно поминая Ельцина, Собчака, Попова, демократию, Сахарова, и, непонятно почему, закрытие центрального гастронома. В речи то и дело мелькали нецензурные обороты, призванные, видимо, подчеркнуть важность политического момента, усилить значение высказанных аргументов, а в большинстве случаев, просто определить свое отношение к окружающей среде, оппонентам, красно-коричневым и прочим серо-буро-малиновым элементам. Судя по обрывкам фраз, компания наиболее яростным нападкам подвергала закрытие центрального гастронома на проспекте Ленина. Сие печальное событие вводило почтенную публику в грусть-печаль так, словно бы это означало конец вселенной. В особенности же, возмущение подогревалось не сколько фактом наличия данного печального обстоятельства, а сколько фактом образовавшегося отсутствия винного отдела при нем.
И, похоже, последнее обстоятельство как раз перевешивало все остальное. Интеллектуальная составляющая, словно трость, ветром колеблемая, горестно жалась в сторонке, пока индивидуумы подвергали громам и молниям неприятеля. Как водится, виновник нашелся быстро, и резолюция компании постановила считать коммуняк достойными остракизма в виде расстрела на 25 лет с последующим поражением в правах. Сам же проспект, где произошло столь печальное для вселенной событие, по логике сей достойной компании, следовало немедленно переименовать в проспект Николая Второго, с последующей приватизацией вышеупомянутого магазина, и направлением его на служение высоким идеалам народа. По разумению разгулявшегося электората, высшие идеалы должны были меряться литрами, в крайнем случае - градусностью огненной воды. Каждый оратор, со свойственной российской интеллигенции смелостью, которая проявляется только при отсутствии какой-бы то ни было для него опасности, отважно клеймил, громил, припечатывал, да просто размазывал презренных коммунистических партийцев, не забывая при этом намекнуть на свои героические заслуги в борьбе за светлые идеалы демократии, свободы, и частного предпринимательства.