Новая Россия, или, это мы, оба-двое!
Шрифт:
– Привет, - поздоровалась Дева, нисколько меня не стесняясь и откровенно разглядывая. Но вынужден признаться, что в ее взгляде читалось только желание оценить меня в качестве объекта для общения, но не более того.
– Здравствуй, красавица! -Ишь какой шустрый мальчуган, не успел познакомиться, а уже комплименты мне дарит.
– улыбнулась она в ответ. Улыбка ещё больше расположила меня к ней. Ну не может какая-нибудь сволочь так улыбаться. А отсюда следовало, что нам архи необходимо познакомиться, и после этого непременно подружиться. Что я и начал незамедлительно претворять в жизнь со всем усердием.
– Так давай познакомимся? Ты привлекательна, я...
– Достаточно, - вежливо, но твердо прервала она меня.
– Так-то меня Наталией зовут, но тебе это не
– Не может быть?!
– Может, соколик, может. Он совсем недалеко от тебя сейчас. В соседнем блоке. Вот как раз к выписке его готовим.
– А я? Мне что, тут до скончания века находиться, что ли?
– возмутился я.
– Полнейшее безобразие, я буду жаловаться. Женевская конвенция и клятва Гиппократа теперь что, пустой звук,
Наталия снова улыбнулась и я не смог устоять перед ее улыбкой, глупо осклабившись в ответ.
– Жаловаться, говоришь? У нас это не принято. Попал сюда - изволь до победного конца маяться. И насчет клятвы какого-то Гиппократа, поменьше болтай.
– А что же тогда в больницах принято?
– удивился я? –И как же в таком случае быть с правами человека, Женевской конвенцией и так далее? Мне это категорически не нравится. От слова совсем.
– О, как заговорил. Надо же, какой категоричный выискался. Таких еще поискать, ха-ха. Но, об этом попозже. Вот окажетесь дома, тогда и поговорим. Немного еще сможешь потерпеть и придержать поток сознания? Или мальчуган настолько спешит, что готов хоть в окно выпрыгнуть?
– Ну если немного подождать, и в твоей компании, то тогда конечно, никаких проблем, с превеликим нашим удовольствием.
– А вот на это даже не надейся, губу-то как раскатал. дать машинку для закатывания? Ага, по глазам вижу, что не надо. Умный мальчик.
– А я, между проим, совсем не о том подумал, о чем ты подумала.
Но Наталия молчала и ничего не делала, только лишь оглянулась вокруг, словно выискивая кого-то. или что-то. но затем все-таки решилась, поеврнулась ко мне и произнесла:
– Между прочим, Андрей уже пригласил меня на своё новоселье. Истинный кабальеро, люблю таких.
– Я нисколько не хуже его, - вдруг обиделся я.
– И хотя, может я и не истинный кабальеро, но зато в галантерейности тоже кое-чего смыслим. И вообще, может я истинный джентльмен и сын лорда Галифакса? Поскольку опровергнуть это невозможно, то в этом качестве я тоже приглашаю тебя на его новоселье. К тому же, я и цветы могу подарить, между прочим.
– Забавные вы личности, оба-двое. Ладно уж, лежи, джентльмен. И поменьше болтай. Лучше гляди волком, позлее, но поглупее. Только не переигрывай.
Я понял, что эти несколько фраз - наша гарантия довольно безопасной жизни, а также возможность вернуться в своё уютное время. И потому, не стал вышучивать, а просто кивнул в знак согласия. Наталия кивнула в ответ и не попрощавшись вышла. "Ну что же", подумал я, "вечер перестает быть томным."
Глава третья, рассказанная Андреем. Ангелы живут и на земле.
Голова гудела, словно церковный колокол, руки и ноги казались налитыми чугуном, поскольку я не мог пошевелить ни теми, ни другими. И как ни странно, похмелье было не настолько жутким, каким оно могло бы быть, если не считать постоянного гула в голове. "Во, нажрались мы вчера", мелькнула вялая мысль и тут же испарилась, поскольку думать совершенно не хотелось. Кто испытал это чувство, тот знает, что в таком состоянии любая мысль губительно действует на организм. Отрывки вчерашнего дня и вечера кружились, словно в калейдоскопе, никак не желая складываться в цельную картину. Последнее, что я помнил, было движение рубильника, а потом наступил провал, из которого я вынырнул только сейчас. Но сколько времени длилось забытье, я сказать не мог. На руке у меня по-прежнему были часы, но и они могли мне подсказать только одно: который час. Но не больше. Впрочем, на данный момент, большего и не хотелось. Ну, может быть, разве что кружечки холодного пивка. А лучше две.
Ясно было одно: я где-то нахожусь. Но где? Было тепло, уютно и комфортно. Если, конечно, не считать довольно жесткого похмелья. Судя по состоянию моего организма, оправдывалась поговорка: зато вчера было хорошо. Мысленно ухмыльнувшись, поскольку сил улыбаться в реальности не было, я попытался повернуться на правый бок и неожиданно уперся взглядом во что-то серое и массивное. После нескольких тягостных секунд, потраченных на фокусировку, я классифицировал оную серую массу, как некое существо, одетое в довольно непонятный мне костюм. Формы такого образца я не знал, но сообразил, что сей субъект принадлежит к людям военным, поскольку на лацканах пиджака обнаружились петлицы, а на плечах - погоны. "Однако", подумал я, "бывают же такие веселые галлюцинации." После чего решил закрыть глаза, в надежде, что при последующем открытии, субъект исчезнет, а я окажусь в своем привычном мире. Увы, как же я ошибался. Субъект не только не исчез, но более того, он казалось, приобрел еще более материальные черты. "Наверное, попал за границу, повезло," подумал я. "Этакое счастье, без паспорта и визы." Поди потом, доказывай, что не шпиён, а самый честный потеряшка.
– Черт побери, - прошептал я.
– Бывает же такое. А говорят, в сказки нельзя верить.
– Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек. Рад видеть вас в добром здравии.
– произнесло существо, на удивление чистейшим русским языком.
Голос, в общем-то, блеклый и невыразительный, невыразимо казенный, вдруг вызвал в памяти стойкое ощущение ментовки. "Мусарни", тут же поправил меня внутренний голос. Спорить с ним я не стал, не до того было. Вот только ментовка (если, конечно, считать что я находился в ментовке, ну, или, следуя внутреннему голосу, в мусарне) была какая-то неправильная: ни тебе запахов мочи, ни судорожного рыгания очередного пьянчуги, даже матерков, столь привычных рускому уху, и то не было слыхать. Наоборот, кровать удобная, белье свежее и с приятным запахом, на столике стоит кувшин с водой (при виде которого сразу же пересохло горло и мне безумно захотелось пить), на стене висит телевизор, только почему-то какой-то плоский, а за окном (должно же тут быть окно, если свет не включен, а вокруг светло) слышен шум улицы и проносящихся машин. А также огромный портрет какого-то импозантного мужика в костюме и при галстуке. Поскольку рама картины была сделана из дуба (во всяком случае, выглядела таковой), то следовало считать данного дяденьку фигурой значительной.
"Неужели вытрезвитель," подумал я. Но помилуй Бог, где вы видели вытрезвитель с телевизором, накрахмаленными простынями и вежливыми няньками в форме фельдмаршала от инфантерии? Это все равно, как в лесу повстречать зайца с транзисторным приемником или бегемота в балетной пачке. Наш вытрезвитель это такое заведение, о котором рассказывают в качестве поганого пожелания, ибо раз побывавший там выходил оттуда с чувством не покаяния, об этом и речи не может быть, но с глубоким предчувствием сексуального вмешательства во внутренний мир со стороны профкома. Глядя на сидевшего передо мной субъекта, хотелось сказать что-то задушевное, но почему-то мозг совершенно отказывался работать. Да и начинать разговор с излишнего любопытства, либо душевных излияний, я посчитал ниже своего достоинства. Впрочем, вышеозначенный дядька не стал заморачиваться по поводу этикета.
– Оклемался, значит, - продолжил голос.
– Тогда, пожалуй, можно приступать.
– Приступать? К чему? Ко второму акту мерлезонского балета?
– вяло удивился я.
– Так мы и первого ещё не проходили.
– К допросу. Или опросу. Или анкетированию. Или задушевной беседе. Это будет видно по мере вашего сотрудничества с нашими органами. Выбор на любой вкус.
– Я что-то натворил? Уверяю вас, кроме пары литров пива, более ничего в нас не было. Даже водки и той не пили, чем погрешили против известно высказывания. Каюсь, после распития пивка сразу же домой из кафе соизволили отправиться. Так что, часовню, увы, развалил не я. Ergo: чист, аки слеза младенца. А если пиво пили без водки, пуская бездумно деньги на ветер, то не настолько уж и велика беда. Исправим и наверстаем. За нами не заржавеет.