Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Новая структурная трансформация публичной сферы и делиберативная политика
Шрифт:

Сначала я рассмотрю отношения между нормативной и эмпирической теорией (1), затем объясню, как мы должны понимать демократический процесс с точки зрения делиберативной политики после его институционализации в условиях индивидуалистического и плюралистического общества (2), и, наконец, напомню о необходимых условиях стабильности, которые маловероятны в подверженной кризисам капиталистической демократии (3). В этих теоретических рамках, для которых книга «Структурная трансформация» 1962 года стала подготовительной социально-исторической работой, я описываю цифровую трансформацию медиа и их влияние на политический процесс. Технологический прогресс цифровой коммуникации поначалу ведет к стиранию границ, но также и к фрагментации публичной сферы. Новые медиа – это платформы, которые рядом со сферой публичного высказывания редакций возводят коммуникационное пространство, где читатели, слушатели и зрители могут спонтанно выступать в роли авторов (4). Представление об охвате новых медиа дают результаты лонгитюдных исследований фактического использования различных новых медиа. Если пользование Интернетом за последние два десятилетия стремительно распространилось, а телевидение и радио более или менее сохранили размеры своих аудиторий, то спрос на печатные газеты и журналы резко упал (5). Рост новых медиа происходит на фоне коммерческого использования интернет-коммуникации, которая до сих пор практически не регулируется. С одной стороны, это чревато тем, что традиционные газетные издательства и журналисты как авторитетная профессиональная группа лишатся экономической основы; с другой стороны, эксклюзивные пользователи социальных сетей, похоже, предпочитают придерживаться полупубличной, фрагментарной и замкнутой в себе коммуникации, которая искажает их восприятие политической публичной сферы как таковой. Если это предположение верно, растет число граждан, применительно к которым под угрозой оказывается важная субъективная предпосылка для того, чтобы мнения и воля формировались более или менее делиберативным образом (6).

1

В работах, посвященных роли политической публичной сферы в демократических конституционных режимах, мы обычно проводим

различие между эмпирическими исследованиями и нормативными теориями (Джон Ролз говорит об «идеальной теории»). Я считаю чрезмерно упрощенной такую альтернативу. По моему мнению, теория демократии должна рационально реконструировать разумное содержание тех норм и практик, которые обрели позитивную значимость (Positivitat der Geltung) со времен конституционных революций конца XVIII века и, таким образом, стали частью исторической реальности. Стоит обратить внимание уже на то, что эмпирические исследования демократических процессов формирования мнения теряют свою злободневность, если их не истолковывать также и в свете нормативных требований, которым они должны удовлетворять в демократических государствах. Однако здесь требуется краткий исторический экскурс, поскольку новый нормативный перепад (Gefalle) вошел в сознание граждан, а значит и в саму социальную реальность только с теми революционными актами, благодаря которым основные права обрели позитивную значимость.

Эта нормативность конституционных порядков, основанная на фундаментальных правах, характеризуется особой радикальностью, поскольку «ненасытна» и постоянно подрывает статус-кво. Она представляет собой исторический факт, новизну которого проще всего понять в сравнении с привычной общественной нормативностью. Общественные явления, будь то действия, коммуникационные потоки или артефакты, ценности или нормы, обычаи или институты, соглашения или организации, имеют характер правил. Это проявляется в возможности девиантного поведения – правила можно соблюдать или нарушать. Существуют различные типы правил: логические, математические, грамматические правила, правила игры, а также инструментальные и социальные правила действия, среди которых, в свою очередь, различают стратегические и нормативно-регулируемые взаимодействия. Именно эти последние нормы отличаются особым модусом значимости – модусом долженствования (Geltungsmodus des Sollens) 29 . Такие нормативные поведенческие ожидания, как показывает характер санкций за девиантное поведение, могут предъявлять к нам более или менее строгие требования, причем наиболее строгие требования выдвигает мораль. Универсалистская мораль, появившаяся вместе с мировоззрениями осевого времени 30 , характеризуется тем, что в основе своей требует равного отношения ко всем людям. В эпоху европейского Просвещения этот морально-познавательный потенциал отделился от своих религиозных и идеологических истоков и обособился настолько, что – в соответствии с кантовским постулатом, который актуален и сегодня, – каждый человек в своей неотчуждаемой индивидуальности заслуживает одинакового уважения и должен получать одинаковое обращение. Согласно этому пониманию, поведение каждого человека с учетом его индивидуальной ситуации должно оцениваться именно по общим нормам, которые – с дискурсивно обоснованной точки зрения всех, кого это может коснуться, – в равной степени хороши для всех.

29

Однако социологические теории обычно выбирают концептуальный подход, который игнорирует когнитивный смысл этого фактора значимости и сводит принуждающий эффект к угрозе санкций.

30

Термин, предложенный немецким философом Карлом Ясперсом (1883–1969) для обозначения исторической эпохи (800–200 годы до н. э.), в течение которой произошел переход от мифологического мировоззрения к рациональному. – Прим. ред.

В нашем контексте представляет интерес определенное социологическое следствие этого развития: необходимо вспомнить неслыханную радикальность морали, основанной на разуме (Vernunftmoral), чтобы представить себе высоту, на которую забрался этот эгалитарно-индивидуалистический универсализм в своих притязаниях на значимость, а затем, переместив взгляд с морали, основанной на разуме, на рационально основанное право, вдохновленное этой моралью, понять историческое значение того факта, что после первых двух конституционных революций 31 этот радикальный морально-познавательный потенциал образовал ядро обеспеченных государством основных прав (Grundrechte), а тем самым и позитивного права в целом. С «провозглашением» конституционных прав и прав человека главное содержание основанной на разуме морали переместилось в сферу императивного конституционного права, возведенного на базе субъективных прав. Благодаря этим исторически беспрецедентным актам, установившим в конце XVIII века демократические конституционные порядки, в политическом сознании свободных и равных перед законом граждан укоренилось доселе неизвестное напряжение нормативного перепада (Gefalle). Поощрение нового нормативного самосознания идет рука об руку с новым историческим сознанием, исследованным Райнхартом Козеллеком, которое активно обращено в будущее, – это полная трансформация сознания, вписанная в параллельную капиталистическую динамику изменений социальных условий жизни, ускоренную техническим прогрессом. Между тем эта динамика скорее породила в западных обществах ощущение подавленности и связанное с ним оборонительное сознание в ответ на технологически и экономически обусловленный рост социальной сложности. Но продолжающиеся до сих пор социальные движения, которые проникнуты сознанием неполной включенности угнетенных, маргинализированных и оскорбленных, страдающих, эксплуатируемых и обездоленных групп, социальных классов, субкультур, гендерных групп, этносов, наций и континентов, напоминают нам о перепаде между позитивной значимостью и все еще ненасыщенным содержанием прав человека, которые теперь «провозглашаются» уже не только на национальном уровне 32 . Таким образом, и в этом смысл моего отступления, одно из необходимых условий существования демократического сообщества состоит в том, чтобы граждане сознавали себя вовлеченными в процесс непрерывной реализации еще не реализованных, но уже позитивно значимых основных прав.

31

Имеются в виду Французская и Американская революции, установившие конституционную форму правления. – Прим. ред.

32

Текст французской Конституции 3 сентября 1791 года начинается с перечня, в котором выделены естественные и гражданские права. При этом в нем учитывается временное несоответствие между существующим объемом общегражданских прав и пока еще не реализованным притязанием на значимость «естественных» прав, которые простираются далеко за пределы территориальных границ французского государства и на которые имеют равное право все люди в силу своей принадлежности к человеческому роду. Парадоксальным образом, однако, права человека и гражданина, закрепленные в позитивном законе в качестве основных прав, сохраняют значение универсальных прав даже в пределах национальных границ и тем самым напоминают живущим и будущим поколениям если не о личном обязательстве активно распространять эти права, то, по крайней мере, о своеобразии нормативно избыточного содержания универсальных прав человека, выходящих за рамки временного характера их пока еще территориально ограниченного действия. Моральный избыток также оставляет следы все еще неудовлетворенного нормативного содержания в значимых основных правах; они выдают напряженный характер еще не насыщенной нормы. Отсутствие «насыщения» касается временного аспекта исчерпания неопределенно избыточного содержания общепризнанных основных прав, которое еще не исчерпано в политическом сообществе и должно быть конкретизировано, а также пространственного аспекта глобальной имплементации прав человека, также все еще ожидаемой.

Помимо этих долгосрочных процессов реализации основных прав, меня интересует обычный случай естественно возникающих идеализаций (Idealisierungen), которые в демократическом сообществе связаны со статусом свободных и равных граждан; ведь участвовать в общих гражданских практиках мы можем, не иначе как интуитивно (и вопреки фактам) предполагая, что гражданские права, которыми мы пользуемся, в целом обеспечивают то, что они обещают. Для стабильности политической системы нормативное ядро демократической конституции должно быть укоренено в гражданском сознании, то есть в личных убеждениях самих граждан. Не философы, а подавляющее большинство граждан, мужчин и женщин должны быть интуитивно уверены в принципах конституции. С другой стороны, они также должны быть уверены в том, что их голоса учитываются одинаково на демократических выборах, что законодательство и судопроизводство, действия правительства и административных органов grosso modo 33 правомерны и что всегда есть справедливая возможность пересмотреть сомнительные решения. Даже если эти ожидания суть идеализации, которые иногда в большей, иногда в меньшей степени расходятся с реальной практикой, они, отражаясь в суждениях и поведении граждан, создают социальные факты. Проблематичными в этой практике становятся не идеализированные установки, которые требуются от участников, а доверие

к институтам, которые не должны явно и постоянно противоречить этим идеализациям. Безрассудное требование Трампа 34 вряд ли нашло бы желаемый отклик в ярости его избирателей, штурмовавших Капитолий 6 января 2021 года, если бы политические элиты на протяжении десятилетий не обманывали легитимные, гарантированные конституцией ожидания значительной части своих граждан. Поэтому политическая теория, соответствующая подобному типу правового государства, должна отдавать должное обоим требованиям: как своеобразному идеализирующему избытку морально содержательного правового порядка, который позволяет гражданам осознать свою причастность к демократически легитимному правлению, так и социальным и институциональным условиям, при которых заслуживающими доверия остаются только те необходимые идеализации, которые граждане связывают со своим опытом.

33

Приблизительно, в общих чертах (лат.). – Прим. пер.

34

Имеется в виду требование Трампа аннулировать результаты президентских выборов 2020 года, на которых он потерпел поражение. – Прим. ред.

Таким образом, теория демократии отнюдь не обязана ставить перед собой задачу разработать принципы справедливого политического порядка, то есть спроектировать и обосновать их, чтобы представить гражданам в дидактических целях; иными словами, ее не нужно воспринимать как нормативно проектирующую теорию. Скорее, ее задача – рационально реконструировать такие принципы из нормативно значимого права и соответствующих интуитивных ожиданий и представлений граждан о легитимности. Она должна раскрыть основной смысл исторически сложившихся и проверенных, то есть достаточно устойчивых конституционных порядков и объяснить их предпосылки, которые действительно могут придать фактически действующей власти законную силу в сознании граждан, а значит и обеспечить их вовлеченность 35 . Сам факт того, что политическая теория в той мере, в какой она реконструирует неявные предпосылки сознания граждан, участвующих в политической жизни, может, в свою очередь, формировать их нормативное самосознание, не более необычен, чем роль академической современной истории, со своей стороны оказывающей перформативное влияние на продолжение исторических событий, которые она в каждом конкретном случае представляет. Это не делает ее политической дидактикой по сути. Вот почему для меня делиберативная политика – не надуманный идеал, в соответствии с которым мы должны оценивать обыденную реальность, а скорее необходимое условие существования в плюралистических обществах любой демократии, заслуживающей этого названия 36 . Потому что чем более разнородны социальные обстоятельства, культурные уклады и индивидуальные стили жизни общества, тем в большей степени отсутствие a fortiori 37 действенного исходного консенсуса должно компенсироваться совместным формированием общественного мнения и политической воли.

35

Ср.: Gaus D. Rationale Rekonstruktion als Methode politischer Theorie zwischen Gesellschaftskritik und empirischer Politikwissenschaft // Politische Vierteljahresschrift. 2013. Vol. 54. № 2. P. 231–255.

36

Ср.: Habermas J. Interview (2018).

37

С большей убедительной силой (лат.).

Классические теории, истоки которых восходят к конституционным революциям конца XVIII века, можно было понимать как нормативные проекты для установления демократических конституций. Но политическая теория, которая сегодня может просто принять к сведению, что вместе с избытком, который создает идея демократической конституции, в реальность самих современных обществ проникает напряжение между позитивной значимостью императивных конституционных норм и конституционной реальностью, способное вызвать и в наше время в случаях резко выраженного диссонанса массовую протестную мобилизацию, такая политическая теория должна осознать, что ее задача – реконструкция. Очевидно, что и республиканская, и либеральная теоретические традиции искажают саму эту идею, односторонне отдавая приоритет либо народному суверенитету, либо верховенству закона и упуская из виду, что индивидуально реализуемые субъективные свободы и интерсубъективно осуществляемый народный суверенитет возникают одновременно. Ведь идея обеих конституционных революций состояла в создании независимой ассоциации свободных субъектов права, которые, будучи демократическими созаконодателями, в конечном счете сами обеспечивают себе свободу через равное распределение правомочий в соответствии с общими законами. Согласно этой идее коллективного самоопределения, объединяющей эгалитарный универсализм всеобщего равноправия с индивидуализмом каждой личности, демократия и правовое государство равновелики. Этому замыслу отвечает только теория дискурса, построенная вокруг идеи делиберативной политики 38 .

38

Ср.: Habermas J. Does Democracy Still Have an Epistemic Function? См. также: Habermas J. Uber den internen Zusammenhang von Rechtsstaat und Demokratie // Idem. Philosophische Texte. Bd. 4. P. 140–153.

2

Концепция делиберативной политики, восходящая к раннелиберальному миру идей домартовского 39 либерализма, но получившая развитие лишь в условиях социального государства, зарекомендовала себя прежде всего потому, что она объясняет, как в плюралистических обществах, не имеющих общей религии или мировоззрения, вообще возможны политические компромиссы на фоне некоего интуитивно найденного конституционного консенсуса. С секуляризацией государственной власти возникла брешь в легитимации. Поскольку в современных обществах легитимирующей силы веры в божественное призвание правящих династий уже недостаточно, демократическая система должна была в определенном смысле легитимировать себя сама, а именно стать производящей с опорой на легитимность силой юридически институционализированной процедуры демократического формирования общественной воли. На смену религиозным представлениям о легитимности пришли не какие-то новые идеи, а процедура демократического самоутверждения (Selbstermachtigung), которая для того, чтобы ее могли осуществлять свободные и равноправные граждане, институционализируется в виде равномерно распределяемых субъективных прав. На первый взгляд, довольно загадочной представляется идея о том, что из этой юридически закрепленной процедуры демократического формирования общественной воли, из простой «законности» должна вытекать всенародная убедительная «легитимность». В значительной степени это объясняется тем значением, которое эта процедура приобретает в глазах участников политического процесса, – своей убедительностью она обязана невероятному сочетанию двух предпосылок: с одной стороны, процедура требует включения в качестве полноправных участников процесса формирования политической воли всех, кого затрагивают возможные решения. С другой стороны, она ставит решения, принимаемые демократическим путем, то есть всеми гражданами, в зависимость от более или менее дискурсивного характера предшествующих обсуждений. Таким образом, инклюзивное формирование общественной воли зависит от силы обоснований, к которым апеллируют участники в ходе предварительного формирования общественного мнения. Инклюзия отвечает демократическому требованию равного участия всех, кто вовлечен в принятие политических решений, в то время как фильтр делиберации отвечает ожиданиям разумно выверенных, жизнеспособных политических решений и гарантирует презумпцию рационально приемлемого результата. Эта презумпция, в свою очередь, обеспечивается фактическим требованием, чтобы в ходе обсуждений, готовящих к принятию решения большинством голосов, рассматривались по мере возможности все актуальные проблемы, необходимая информация и пригодные альтернативные предложения с аргументами «за» и «против». И именно этим требованием свободного обсуждения объясняется центральная роль политической публичной сферы 40 . Впрочем, это отвлеченное соображение находит историческое подтверждение в том, что сначала в Англии, затем в США, во Франции и других европейских странах одновременно с либеральной демократией образовалось нечто вроде «буржуазной публичной сферы».

39

Домартовский, то есть относящийся к историческому периоду после Венского конгресса (1815) и до Мартовской революции (1848) в Германском союзе. – Прим. пер.

40

Зелигер и Севиньяни определяют эту роль с точки зрения прозрачности официальной деятельности, общей информированности граждан и права публично высказываться по тем или иным злободневным вопросам. См.: Seeliger M., Sevignani S. Zum Verhaltnis von Offentlichkeit und Demokratie. Ein neuer Strukturwandel? Baden-Baden, 2021. S. 11.

Конец ознакомительного фрагмента.

Поделиться:
Популярные книги

Запасная дочь

Зика Натаэль
Фантастика:
фэнтези
6.40
рейтинг книги
Запасная дочь

Идеальный мир для Лекаря 7

Сапфир Олег
7. Лекарь
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 7

Мастер 6

Чащин Валерий
6. Мастер
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 6

Кодекс Охотника. Книга IV

Винокуров Юрий
4. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга IV

Архил...?

Кожевников Павел
1. Архил...?
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Архил...?

Ну привет, заучка...

Зайцева Мария
Любовные романы:
эро литература
короткие любовные романы
8.30
рейтинг книги
Ну привет, заучка...

Барон диктует правила

Ренгач Евгений
4. Закон сильного
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Барон диктует правила

На изломе чувств

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
6.83
рейтинг книги
На изломе чувств

Охота на эмиссара

Катрин Селина
1. Федерация Объединённых Миров
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Охота на эмиссара

На границе империй. Том 7. Часть 2

INDIGO
8. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
6.13
рейтинг книги
На границе империй. Том 7. Часть 2

Король Масок. Том 1

Романовский Борис Владимирович
1. Апофеоз Короля
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Король Масок. Том 1

Релокант

Ascold Flow
1. Релокант в другой мир
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Релокант

Адмирал южных морей

Каменистый Артем
4. Девятый
Фантастика:
фэнтези
8.96
рейтинг книги
Адмирал южных морей

Возвышение Меркурия. Книга 17

Кронос Александр
17. Меркурий
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 17