Новая жизнь не дается даром
Шрифт:
— Значит, нам следует поторопиться, — сказал я.
Вечером, выйдя на веранду, я застал Мусю, сидящей за столом перед шахматной доской.
— Можно? — спросил я, устраиваясь напротив, она кивнула.
Мы сыграли три партии, и все три я продул. Не потому, что желал свести с ней дружбу, она действительно здорово играла. Взгляд ее был устремлен на шахматные фигуры, но, когда она поднимала голову, мне становилось не по себе. Было что-то в ее глазах… тревожное. Закончив очередную партию, Муся написала в блокноте, что лежал у нее под рукой, «Спасибо» и улыбнулась мне.
— Ты хорошо играешь, —
Следующие три дня мы довольно много времени проводили вместе. Маринка с утра уезжала в офис, а мы обретались возле бассейна или на веранде под наблюдением Пашки, который жался по углам, предпочитая не показываться нам на глаза. Конечно, он следил за нами, а по вечерам являлся с подробным отчетом к грудастой.
Мы играли в шахматы, один раз мне удалось выиграть, Муся улыбнулась, а у меня возникло чувство, что выигрыш вовсе не моя заслуга. Девчонка просто решила меня порадовать. Не скажу, что я большой любитель шахмат, но чем еще занять себя в компании глухонемой? А оставлять ее одну мне не хотелось.
Уже через день она практически не отходила от меня ни на шаг. Странное дело, но ее присутствие вовсе не было в тягость. «Убогих тянет к убогим, — мысленно усмехался я. — Вот мы и нашли друг друга». Я смотрел, как она выходит из бассейна, длинная, нескладная, с квадратными коленками, и пытался представить: каково это, жить в мире, где всегда царит тишина? Где люди не могут запудрить тебе мозги словами, и ты оцениваешь их только по поступкам. Девчонка очень наблюдательна, это я понял сразу. На Пашку она смотрела едва ли не с жалостью, он вряд ли это замечал, а если бы вдруг обратил внимание, то очень бы удивился. Интересно, что она думала обо мне? Очень скоро я смог узнать об этом.
Мы закончили очередную партию, и Муся написала в блокноте: «Ты добрый».
— Решила, что я нарочно поддаюсь? — спросил я.
«Нет, — написала она. — По-другому. Ты не считаешь меня калекой».
Это здорово разозлило, может, потому, что я ей поверил. Полдня после этого я мысленно повторял «добрый» и зло усмехался. Но злился я, конечно, не на нее. Рядом оказался человек, которому не жаль было потратить на нее время, и девчонка была мне признательна. Вот и все. Ей невдомек, почему я это делаю, так что ее проницательность в этот раз не сработала.
Через два дня я решил, что торчать все время в доме ни к чему, мы выбрались в город. Болтались по набережной, потом в парке. Обедать отправились в ресторан. Она держала меня под руку и выглядела очень забавно. Постоянно оглядывалась, точно проверяя, смотрит на нас ктото или нет. Напускала на себя вид серьезной дамочки, даже пригладила свои вихры и накрасила губы. Я посмеивался, а она улыбалась мне в ответ. Она отлично читала по губам, я говорил, а она исписывала блокнот ответами. Писала крупно, с большим количеством ошибок, я их исправлял,
— Давай купим тебе туфли, — предложил я, и мы зашли в ближайший торговый центр.
У нее оказался сороковой размер, стопа длинная и широкая, я подумал, что она похожа на лягушонка из мультика. Туфли ее не украсили, Муся шла на полусогнутых, то и дело спотыкаясь. Сланцы мы оставили в магазине. Когда наконец-то нашли подходящие туфли, девчонка так и отправилась в них, но, быстро измучившись с непривычки, сняла их и теперь шлепала рядом по асфальту босыми ногами, прижимая туфли к груди. И улыбалась. Счастливо. А я думал, вряд ли она проживет долго с такой-то мачехой. Не я, так найдется кто-нибудь другой. Моя пышногрудая не успокоится. Муся повисла на моем локте, руки ее были заняты, и она решила обойтись без блокнота, губы ее шевелились, но я не разобрал ни слова. Она в досаде что-то промычала и стала размахивать руками, а я подумал, что это действительно жалко, и зачем-то обнял ее.
Когда мы в ожидании Маринки пили чай на веранде, Муся написала в блокноте: «Ты ее любишь?»
— Не твое дело, — ответил я зло. Она нахохлилась и сидела так, не поднимая глаз, пока я не ткнул ее в плечо и не заметил с усмешкой: — Ты сейчас похожа на пингвина.
Она вскочила и, расставив руки, принялась кружить вокруг меня, семеня по-птичьи. Я засмеялся, и она тоже, а в глазах стояли слезы.
На третий день Маринка не выдержала. Устроив голову на моем плече, заметила осторожно:
— Вы подружились.
— Я стараюсь, — кивнул я. Она немного помедлила и всетаки спросила:
— Тебе это не помешает?
— С чего вдруг?
— Знаешь, по-моему, она в тебя влюбилась, — приподнявшись на локте, Маринка заглядывала мне в глаза, ожидая реакции.
— Так это хорошо, — ответил я с усмешкой.
— Хорошо? — В ее голосе была растерянность.
— Конечно. Вдруг убивать ее не потребуется и она сама нам поможет? Например, вскроет себе вены от несчастной любви.
— Иногда ты меня пугаешь, — сказала грудастая, и я ей поверил. Наверное, это были первые правдивые слова с момента нашего знакомства.
— Избавиться от девчонки не проблема, — терпеливо начал объяснять я. — Куда важнее, что будет потом. Если несчастный случай кому-то покажется подозрительным, мы окажемся первыми в списке подозреваемых. Так что в наших интересах, чтобы девчонка вообразила бог знает что, а затем почувствовала разочарование, несовместимое с жизнью. — Я весело подмигнул Марине, но это ее отнюдь не успокоило. Скорее наоборот.
— Ты… — начала она, но вовремя замолчала.
— Продолжай, — хмыкнул я, приглядываясь к ней. Она поспешно отвела глаза. — Ясно, — сказал я, поднимаясь. — Сейчас ты думаешь примерно следующее: когда девчонки не станет и мы счастливо соединим свои судьбы, не придет ли мне в голову мысль точно так же избавиться от тебя.
— Я так не думаю, — ответила она запальчиво.
— А зря. Я бы подумал. По этой причине и не женюсь на тебе. Слишком велико будет искушение.
— Ты сумасшедший, — сказала она с обидой.