Новая жизнь
Шрифт:
— Гриф!
Ноль эмоций.
— Так нельзя. Или ты живешь здесь, или там. Я не могу жить с тобой.
— Успокойся, — не открывая глаз. — Я же твой слуга, а потому должен быть все время рядом.
— Исключено. — Поворачиваюсь к двери и ошарашенно смотрю на застывшего в проеме хмурого Сима. И смотрел он на разлегшегося на диване парня. — Или ты подчиняешься нашим правилам и выметаешься отсюда, или…
Гриф сполз с дивана и появился рядом с вампиром.
— Повтори, — голова склонена набок, глаза
— А ты глухой? — Вампир даже не дернулся. И явно не боялся.
Из пальцев парня выскользнули черные жгуты, медленно извиваясь, поднялись вверх, на уровень груди. Две пары черных глаз буравили друг друга неотрывно.
Я почесала затылок.
— Иди мойся, Илечка, — похлопал меня по щеке Феофан. — Мы с Иревилем за ними присмотрим.
Иревиль уже взлетел под потолок, делая какие-то знаки анрелу и довольно улыбаясь. Я только вздохнула, плюнула на все и… ушла в ванную, прихватив с собой сонного котенка. Надо бы его как-нибудь назвать.
Хм… надеюсь, Иревиль не станет мне тут разносить все молниями.
Ванна. Мррр… большая, вделанная в пол и глубокая. Можно было вытянуть ноги и набрать воды хоть по шею, а хоть выше. Тут же стояла куча всяких баночек, скляночек и прочей ерунды — с приятным запахом и самых разных цветов.
В коридоре что-то грохнуло, и донесся трагический хохот кашляющего Иревиля.
Потом послышались вопли, ругань, кто-то голосом Сима орал: "Держи эту заразу!" Странно, вампир же не видит духа.
Короче, пока мне там рушили квартиру, я разбиралась со странными шариками, витающими в воздухе у края ванны. Они были красного, синего и бежевого цвета. Не сразу поняла, что это означает горячую, холодную воду и пену.
Набрала горячеватой с кучей пены и с восторгом погрузилась в ванну, чуть ли не мурлыча от счастья. Котенок уселся на краю и с интересом за мной наблюдал.
— Что, тоже хочешь поплавать? — улыбнулась я, протягивая руку.
— Нет.
Тишина. Слышно, как капает с пальцев вода. Смотрю на зверька очень внимательно.
— …Ты говорящий?
— Да, — хмуро. Внимательно наблюдая за моим лицом.
— Хм.
— Я — разведчик, прибыл с опасным заданием, но был раскрыт и чуть было не уничтожен страшной Тенюкой.
— Чем?
— Тенюки — сволочи, уничтожающие моих собратьев.
— Хм…
— Не веришь? — хмуро.
— Верю, — осторожно киваю.
Котенок тяжело вздыхает и смотрит на небольшое круглое окошко под потолком.
— Война ведется давно и непрерывно. Пришлось изменить облик и стать меньше и беззащитнее, чтобы местные жители и враг принимали нас за обычных кошек.
— И… давно воюешь?
— С детства! — с гордостью.
Тяжело.
— Что ж, — тряхнув головой и глядя уже спокойно и в упор. — Ну а меня зовут Бура, приятно познакомиться. Да, кстати, может, расскажешь, почему ты без меня не ел?
— Так ты ведь спасла мне жизнь. И теперь, по закону стаи, я — твой раб навеки. Но… когда ты пропала, я понял, что не смог уберечь хозяйку и…
— Освобождаю.
— Что?
— У меня уже есть один… слуга. Два — перебор. И я тебя освобождаю от служения себе — любимой. Свободен.
Котенок насупился, выходя из образа бывалого вояки.
— Это вопрос чести!
— Мыться будешь?
— Чего? — растерянно.
— Ты ужасно выглядишь, я планировала тебя вымыть и расчесать.
— А мы потом свергнем Теней и установим царство равенства и всеобщего счастья? — пристально глядя в глаза.
У меня дернулась бровь.
— Ага, как только вымоюсь, так сразу все и установлю, — мрачно.
Громкий плюх и сопение у носа показали, что с детьми шутить не стоит. Они всему верят.
Короче, котенок стойко вытерпел мойку тремя шампунями, смену окраса на рыжий (так вышло!) и дальнейшую сушку здоровенным, летающим под потолком и спускающимся по приказу феном. Я тоже… все вытерпела. Но тем шампунем, что менял цвет шерсти, голову мыть не рискнула. Волосы уже чуть-чуть отросли, и я больше не была похожа на взбесившегося ежика. Можно было даже прижать их лаком и рискнуть назвать себя… симпатичной, что ли. Да и кожа не такая уж проблемная. (Особенно если поваляться месяцок в подвале без еды, а потом объесться железа.) Ей явно легче, наверняка решила, что выпендриваться — себе дороже.
Сидящий у зеркала, замотанный в полотенце юный воитель смотрел грозно и требовательно.
— Пошли?
Я как раз натягивала халат, так удобно оказавшийся в скрытом в небольшой нише шкафу.
— Пошли, — киваю, сграбастывая пушистика на руки.
— Бить Теней, — уточнил он.
— Э-э… не сейчас.
— А когда?
Но я уже вышла в коридор и мрачно застыла. Черные догорающие обои, выбитые участки стены, отсутствие окна, перевернутый диван и две валяющиеся на ковре фигуры не вдохновляли. А под порывами прохладного ветра под потолком парил светлый тихий анрел, и на руках у него возлежал Иревиль, тихо и очень слабо что-то шепчущий Феофану. Анрел смотрел на него с любовью и заботой, кивал, всхлипывал. Я прислушалась.
— А еще… похорони меня в саду, где цветут маргаритки…
— Рёва.
— Не говори ничего… в глазах темно, мне трудно дышать.
Всхлип.
— И… пусть поставят памятник… побольше. И из золота. Ничего, что я прошу из золота?
— Ничего, ничего. Хоть из алмаза, если захочешь.
— Хочу. — Натужный кашель сотрясает маленькое тельце.
Анрелочек прикусывает губу и отворачивается.
— Фефа… где ты? Я… ничего не вижу.
— Я тут, Рёва, тут.