Новая жизнь

Аникин Дмитрий Владимирович

и мне не по себе было от счастья,

ах, почему сейчас не так наивен,

что проку в этом опыте постылом,

когда весь не с тобой... Весь прост и мерзок,

и я в нем не умел, не слишком дерзок.

6. 23 октября 1988.

Сад Эрмитаж дождем насквозь промок,

осенним, затяжным, продроглым. Скупо

и нехотя лилась на землю влага

ни рост поить, ни землю укрывать

ненужная. Был смур, безветрен день,

мы -

об руку рука, как полусонно

ходили - в разговорах ни о чем

мы проводили время, будто вечность

настала с нами, мы в ней как застыли,

круги судьбы вместились в этот ход

по саду пеший, медленный, черед -

шаг правой, левой - без урона и

усилий - в жалком холоде любви.

7. 23 октября 1988.

День подходил к концу и мы спустились

в подвал - там свет, там студия, театр,

там зал полупустой, там нафталином

пропах весь реквизит, репертуар,

да так, что стало ново наблюдать

такую пошлость милую на сцене -

наш век не век серебряный - зачем

commedia dell'arte посреди

Москвы октябрьской. Мы смеялись мало,

играли плохо, в зале был Пьеро,

метались маски дико и пестро.

8.

Ветры и тени

перемешались,

в холод осенний

сны начинались,

путаней нет их,

темней, длинней,

от них - снов ветхих

кровь солоней,

жизнь тише, глуше

к смерти спешит,

общую душу

в снах кто хранит -

двое - калеки,

наша вина,

пол-человеки,

явно видна

сирость, убогость,

битость судьбой,

общая строгость

лет к нам с тобой,

общая наша

малость, сутулось,

мертвые краше -

вот и вернулись,

из дали дальней

времени в свет

тусклый, печальный

нынешних лет.

9.

Зима катила нудный свой черед

по льдам, сугробам, мерз декабрьский воздух

и наступали святки января

и было Рождество и наряжали

и убирали елки и светлело

что день другой, то раньше, чем вчера,

и в прорубь - бух - ныряли окрястясь,

отфыркивались, леденели капли

святой воды, метели заметали

и лютовали ветры, мок февраль,

попахивало чем-то позабытым -

неужто жизнью, начинало солнце

растеть и матереть - еще усилье

и распогодится и распрямиться

шерсть трав, цветов подснежная земли.

Мы умирали, жили вместе с ними

о, мать-земля, созданьями твоими.

10.

Уверен был, что ты сидишь, гадаешь,

где я и почему с утра до ночи

не

донимаю нудными звонками,

пыхтеньем в трубку, жалкими словами,

угрозами, да пенями - подай

хоть милостыньку мне, хотя б со страху

в разлуку не гони... Меня послушай

сквозь провода, эфиры...

Да, молчанье

моё превыше было пониманья,

ты громоздила тяжкие сомненья,

мерещился я в каждой бледной тени.

11.

Я был всю зиму занят, изучал

подробности убийства коммерсанта,

в полицию, к всезнайкам журналистам,

стал вхож, и знал ведь, что за результат

добуду в этих грустных упражненьях,

но страх заняться делом настоящим

меня смущал. Я в точности проник

в суть преступления, так превзошёл

специалистов я чутьём, умом,

и вычислил виновных и оставил

их на свободе, в тишине безвестной -

и знание о них мне бесполезно.

12.

Твой час настал - к тебе вломился в дом,

ты на звонок открыла не спросив,

кто там такой за дверью. Равнодушно

пустила, не бороться же в подъезде

и не кричать. Халат бордовый, старый

ты запахнула зябко, руки тонки,

спокоен голос, строгие черты

бледны и ненакрашены, ты встала

к стене, ты запрокинула лицо,

намеренно, чтоб не смотреть, не видеть

меня, как будто нет здесь на кого

взор навести - есть только надоевший,

обрюзгший, в треволненьях располневший,

есть старый неприятель, есть докучный

преследователь, есть несчастный случай -

столкнуться с ним в дверях. Чего смотреть?

И сколько и за что его терпеть?

13.

И я вошел - мне было тошно, дурно,

я только мог хамить и пасовать

в присутствии твоем - вот выбирал,

с чего начать, то и другое плохо,

мне не хватало воздуха для вздоха,

хоть стань рядом с тобой молчать и ждать,

бледнеть и думать ни о чем, скучать,

рассматривать узоры на обоях,

как неуютно, грустно нам с тобою.

14.

Зачем пришел?– Ну, знаешь, повод есть,

убийство Паши.
– Всё ты на поминках

уже сказал, я блядь и я убийца.–

Не в этом дело... На, держи.
– Откуда?