Новая Зона. Крадущийся во тьме
Шрифт:
Никита отхлебнул чая и прикрыл глаза. По горлу прокатилось приятное тепло, упало в желудок и свернулось там пушистым котом. Он попытался вызвать из памяти образы коллег, и те пришли очень яркие, с фотографической четкостью, но не привели за собой ни малейших эмоций. Никита сожалел об их смерти, но абсолютно так же он сочувствовал совершенно незнакомым людям – просто выражал отношение к скорбному факту ухода человека из жизни.
– Что касается твоей полезности, то ни я, ни… – Дим сделал небольшую паузу и хмыкнул, – Штирнер не думаем использовать тебя в каком-нибудь центре, упаси боже отдавать в руки медиков. Ты неплохой аналитик, но станешь работать только тогда, когда решишь сам и будешь готов к этому. Собирать сведения, создавать базы данных, отмечать на карте очаги наибольшей активности – дело для тебя привычное. Московская Зона только развивается, она еще беззубый младенец, и при должной внимательности и везении в ней можно ходить свободно. Идиоты даже устраивают гонки на трассах города, представляешь?
– Когда это закончится? – невпопад спросил Никита.
– Если ты про Зону, то однозначно не скоро. Чернобылю по человеческим меркам очень даже немало лет, но в сравнении с тем же Бермудским треугольником – ничто, – сказал Дим и шумно отхлебнул из своей кружки. – Мнения ученых разделились. Большинство считает, будто Зоны возникли из-за антропогенного влияния. Однако есть и не согласные с этим – те, кто изучал проблему несколько десятков лет до ее возникновения и приложил свою руку к созданию карты аномалий по всему земному шару. Если взглянуть на нее, рисунок получается впечатляющий, но незаконченный. Сильно выбивалась европейская часть России и вот… вуаля, мы имеем Зону в Москве.
– Я не об этом, – прошептал Никита, тотчас встретив внимательный, направленный в переносицу взгляд.
– А я знаю, – сказал Дим, – но позволь уж договорить. Теперь узор выглядит более завершенным, но все равно не до конца. И сдается мне, в наших силах сделать так, чтобы предотвратить рождение новых аномалий, нужно лишь понять как. Возможно, мы даже сумеем найти способ не только сдерживать, но и угнетать московскую Зону.
– Что там за узор? Три шестерки?
Дим поморщился.
– Нет, конечно же, и я всерьез советовал бы тебе отказаться от иудейской философской системы, из которой произошли христианские и исламские учения и, как следствие, сатанинские религиозные культы. Тот же буддизм забавней и не так уперт в догматику, я уж не говорю об индуизме и исконном язычестве. В догмах нет места творчеству, как и в любой строгой системе.
– Московская Зона произошла из-за трафика артефактов и складов на ее территории, – произнес Никита. – Каждый артефакт создает вокруг себя небольшое поле – маленькую аномалию. Когда их стало слишком много, возникла аномалия большая, вот и все! – Он сам не понимал, почему вдруг начал кричать. – Мы просто миновали точку невозвращения!
– Официальная версия, – довольно проговорил Дим. – А отчего не гробнулся Санкт-Петербург или Новосибирск, не говоря уже о Владивостоке? Трафик проходит через эти города, незаконного оборота артефактов никак не меньше, складов – тем более, а органы работают в разы хуже. Однако ни одного случая мутации животных в этих городах не зафиксировано – даже среди бездомных псин и крыс.
Никита прикусил губу.
– Правда, надо отметить, – Дим поскреб подбородок, – зверье подозрительно умнеет в последнее время. Собственными глазами видел, как ворон на асфальте мелом рисовал солнышко, причем очень так похоже на детский рисунок выходило.
– Ворон?..
– Замечательная птица во всех отношениях, обладает интеллектом минимум на уровне приматов и даже таким же коэффициентом соотношения мозга к телу, как у людей. Всеядна и является долгожителем. А еще немаловажно то, что близость Зоны приводит сплошь к положительным мутациям.
– Вы что же, эксперименты на них проводили?
Дим прищурился:
– Если я признаюсь, выгонишь?
Никита подумал и отрицательно покачал головой.
– Вот и правильно, – одобрил Дим. – Мы и на людях проводили, как бы тебя это ни шокировало. И на дельфинах – тоже.
– Дельфинов-то за что?
– Интеллектуальное млекопитающее. Не столь и малочисленное число ученых ратует за признание их нечеловеческими разумными. Размер мозга в соотношении с размером тела гораздо больше, чем у шимпанзе, а поведение указывает на высокую степень умственного развития. Мозг взрослого дельфина весит около тысяча семьсот граммов, у человека на триста граммов меньше. У дельфина в два раза больше извилин в коре головного мозга, чем у человека, и «словарный запас» до четырнадцати тысяч звуковых сигналов. Прибавь к этому самосознание, «социальное сознание» и эмоциональное сочувствие. А вот артефактов они не переносят – никаких, даже тех, которые наша наука считает безвредными или полезными. Почему?
Никита прищурился и задумался. О дельфинах он знал не так уж и много.
– Предположим, аномалия – некий сдерживающий механизм, набор определенных вводных, – сказал он. – Тем, кто до них не дотягивает, дает толчок к развитию, кто, наоборот, более развит – убивает.
Дим усмехнулся:
– Экзамен на скромность сдан. Ты признал, что «дышащая воздухом рыба» умнее тебя.
– Во всяком случае, дельфины приятнее шимпанзе, – заметил Никита.
– Возможно, кто-то с тобой и согласится… – протянул Дим, – но в общем и целом не сходится. Думай еще. Твои коллеги вряд ли были гениями, а ты – кретином. По крайней мере, будь так, профессор… Штирнер общался бы не с тобой, а с ними. Еще предположения?
– В таком случае среда обитания? Действие аномалии разнится в воздухе и воде?
– Тоже нет. Наш водолаз, подвергшийся воздействию «мультика», ощущал и реагировал абсолютно идентично что в бассейне, что в лаборатории. Еще идеи?
– И никакой панической атаки не существовало? – резко переменил тему Никита.
– Нет, ты сам устроил себе помутнение рассудка с последствиями, – с готовностью ответил Дим. – Возможно, тебе понадобилась перезагрузка. Еще более вероятно наполнение информацией – все равно какой, лишь бы в нужном объеме. – Он посмотрел на книги. – Сколько ты читал в день? Два-три тома?
– Один… не помню. Я не все время читал, еще и чинил.
– Потрясающе, – сказал Дим. – Положительная мутация в действии. Скорее всего, не наткнись ты на эти книжные залежи, получил бы инсульт с летальным исходом, а так… поздравляю, ты гений.
– Никому не нужный гений, – заметил Никита. – Изучи я с десяток языков программирования, мог бы реально приносить пользу, займись экономикой – обогатился бы, но быть в наше время литературоведом… – Он развел руками. – Более чем смешно.
– Я уже говорил, – напомнил Дим, – там, где существует система догм и дисциплина, стремящаяся к жесткой, а также контроль над знаниями и информацией с элементами экзамена, творческие процессы прекращаются. Всегда. Литературный институт в Москве пачками выпускал так называемых «специалистов», а читали тех, кому даже в голову не приходило получать специальное образование. Творчеству невозможно научить, только ремеслу, но ремесло, оторванное от чистого творчества, совершенно бесполезно. Я обрисовал тебе проблему, и ты мгновенно выдал пару совершенно ни на чем, кроме фантазии, не основанных идей. Доктора наук сидели месяцами, прежде чем дойти до теории о средах.
Никита допил порядком остывший чай и отставил чашку.
– Допустим, я не соглашусь?
Дим пожал плечами.
– Уйду и больше не побеспокою, может быть, загляну через годик, но не факт. Уверен, ты найдешь свое место в жизни и без нашей чертовщины.
Никита забрал чашки и пошел на кухню – думать. Одному оставаться не хотелось. Вопреки словам Дима уверенности в собственных силах он не испытывал. Относительно «устроиться» – тоже. Больше всего его беспокоило: не вернется ли странная болезнь. Конечно, Дим вряд ли поможет, если снова прижмет, но хотя бы знает, как поступить, подкинет ему книги по необходимой тематике, в конце концов.