Новая Зона. Синдром Зоны
Шрифт:
Профессор порывисто вздохнул.
– И когда во время доклада прозвучало название их района и перечень улиц, то не выдержало даже железо, из которого были выкованы те двое ученых, поклявшихся противодействовать Зоне. И видеть это было очень тяжело, и чувствовать вместе с ними тоже. С тех пор мы избегаем именовать какие-либо населенные пункты своими названиями. Это, наверное, сродни лицемерию и слабости, но селом Сухим, или поселком Ветров, или «квадратом РД-233» немного легче оперировать во время доклада. За этими прозвищами мы не так остро чувствуем смерть, Лунь. Считай, что брошенные спящие поселения теперь тоже сталкеры со своими новыми именами. Все карты Зон переписаны. Остались только совсем уж крупные объекты, но на то они и крупные, чтобы…
– Даже Москву вы часто зовете просто Городом, Проф…
– Именно так. Ты заметил верно. Я ведь москвич, да. Сорок лет жил в Москве, вырос, учился, работал, пока не переехал в НИИАЗ. Не исключено, что и выжил я благодаря этому переезду. К слову, при составлении новой сводной картографии всех АЗ мы даже получили одобрение и весьма живую поддержку отдела безопасности, можешь себе представить? А на более высоком уровне вскоре вышли атласы с серыми, пустыми овалами и кругами – новые Терры Инкогниты, и я поручиться готов, что это выгодно ровно настолько же, насколько подло и аморально. И невольно возникает мысль – не предательство ли это, не трусость ли с нашей стороны помочь таким вот образом забвению?
Поднялся заметный ветерок. Кусты вдоль дороги расступились, открыв вид с насыпи – унылое, плоское поле с полегшим слоистым бурьяном, участки серого, больного мелколесья из осин и покореженных березок. На немногих ветвях только начинали зеленеть почки, хотя немного в стороне, у развалин коровника, небольшая рощица желтела настоящим осенним золотом, и даже был виден листопад – и это в мае месяце, почти в начале лета. О том, что вскоре настанут теплые дни, тут, в Зоне, почти ничего не говорило, даже верба не по сезону только начала покрываться пушистыми соцветиями. Вездеход добрался до двух высоких, гибких прутов оранжевого цвета с пластиковыми флажками – белым и ярко-красным. Вторая пара была видна далеко в поле, ярко выделяясь на фоне жухлой прошлогодней травы.
– «Воротца», вешки, – пояснил Зотов. – В отличие от спутниковой навигации всегда работает, вне зависимости от радиоволн. Здесь они ненадежны в отличие от указателей. Но это прошлогодний маршрут, и здесь были Приливы… дважды. Шанс нарваться на аномалию невелик…
– Но он есть, – закончил я. – Давайте-ка, Проф, в машину. Мы пойдем вперед, посмотрим. Хип, держи.
Девушка ловко поймала мешочек с гайками, еще один я закрепил на поясе. Хорошая штука, как ни крути. И тяжелая, и дырка есть, и, как писал классик, гвоздик для этой цели не годится. Жаль только, что магнитофонной ленты сейчас почти не достать, редкость большая, для музыки теперь катушечники разве что в музее или у коллекционеров найдешь. А летала гайка с лентой недурно. И дуга красивая, заметная, и подобрать «зонд» проще, и найти не проблема после броска. А самое главное – виден полет просто замечательно. На этот раз примотал я к гайкам длинные полосы легкой упаковочной пленки и нарезанные в ленточку пластиковые пакеты из магазина. Непривычно, но сойдет.
Гайка, шурша ленточками, описала высокую дугу и ухнула в путаницу стеблей. И как будто не было двух лет в тишине и покое. Как будто только вчера вернулся из рейда, а сегодня новый поход. И руки вспомнили все, а голова уж тем более.
Захрустела трава под ботинками, длинная, ломкая, вся в пылеватой серой грязи. Удивительно мягко, без раскачивания и крена сполз с насыпи первый вездеход, за ним так же тихо и ловко спустился второй. И держит дистанцию Василий, внимательно следит и за сигналами от нас, и за скоростью. Тихие это машины. То ли пластиковая броня полностью «съедает» звук мотора, то ли и впрямь электрический движок настолько тихий, но слышу я только шум сминаемой широкими колесами травы и потрескивание гнилых веток. Правда, еще есть негромкое посвистывание – это быстро крутится на башне «чебурашка» дальнего детектора, водит круглыми «ушами»-антеннами. Все ближе коровники, уже можно и разглядеть пустые окна и просевшие внутрь крыши, и уже видно, что растут внутри них деревья, по маленькому такому лесочку в каждом здании. Очередная пара вешек, летают гайки, и уже потянуло едкой вонью, будто бы от одиноко стоящей в поле белой «Нивы», словно картечью, простреленной ржавыми пятнами. Но водительское сиденье пустое, видно сквозь вывалившееся стекло, а запах все крепче, сильнее, уже откровенно падальный. И вот он, источник вони – узкий канал через все поле с ручейком изумрудно-зеленой пузырчатой жижи. Гайку тратить не хотелось, и поэтому я взял ком подсохшей земли, кинул в ручей, заодно посмотрев на сканер. И от броска ничего подозрительного – влажно чвакнуло черной грязью, и детектор молчит, и внутри меня тоже все молчит, вроде как не протестует. Взглянул на Хип – кивнула стажер, махнула – вперед, мол, нормально.
– Эй, сталкеры! – высунулся с боковой дверки Бонд. – Если бяка вроде болота или канавы нарисуется, то у меня на бортах лесенки небольшие с нейлоновым тросом. Хотите сразу на крышу сигайте, а хотите сбоку болтайтесь, ноги поджав. У меня машинка, если что, купаться умеет и против водных процедур не возражает.
– Не в этот раз. Но приму к сведению, спасибо. – Хип бросила несколько гаек через канаву и с разбегу легко перелетела лужу, приземлившись как раз к «провешенному месту», где начала деловито собирать инвентарь. Ну, что же… надеюсь, и я не потяжелел за время мирной жизни. Ух-х… ну, порядок. И даже с большим запасом. Хип глянула уважительно, слегка пихнула в бок, усмехнулась, шепнула: «Вот никогда ты мне не давал повыпендриваться», незаметно стукнула кулачком, и две гайки, помахивая пластиковыми хвостами, полетели проверять нам дорогу.
А вот и оно. То, что выглядит не так, неправильно, явно не ветки деревьев или арматура, торчащая из короба частично обвалившегося домика. Было это похоже на длинные, тонкие рога, трещиноватые, прямые, кораллами проросшие на гребне стены. И такие же точно на стоявшем торчком одиноком газовом баллоне – бесформенная серая нашлепка у вентиля, и от нее вверх два метровых шпиля, словно отлитых из свежего цемента. А травы у стены нет, и у баллона тоже – только холмик черного пера с яркими, белыми стержнями очинов на иссохшей, побуревшей тушке. Еще холмик, еще… и на стене тоже есть, а вон там, кажется, все, что осталось от некрупной крысы, – серый мешочек пустой шкурки. И гайку тратить не резон, понятно, что аномалия. Проверим маленькой чешуйкой кирпича, как оно среагирует.
И ничего не видно. Пролетел камешек нормально, стукнулся о стенку. Только в полете какой-то тихий звук хрустнул, словно разом порвался лоскуток гнилой мягкой ткани. Запомним. А чтобы лучше в памяти записалось, чтоб уж точно не забыть, бросим еще. Да, слышно: «шш-Ш-рх»… и как будто на секунду вокруг летящего камешка колечко дымное образовалось. И вот они, вешки. Как раз через «рога» ведут, рядом со стенкой. И правый прут пластиковый тоже с серым пятнышком. Стоп, машина, значит. И помечает что-то Проф в своем ПМК, а мы с Хип аккуратно, медленно, метр за метром ощупываем обходной путь, с хрустом лезем через мертвый ежевичный бурьян в такую же мертвую рощицу-сухостой из мелких, в руку толщиной, деревьев. Вроде чисто.
– Эй, Бонд! Авто не поцарапаешь? – поинтересовалась Хип в гарнитуру ПМК, и я в крохотном одиночном наушнике услышал смешок.
– Никак нет, товарищ барышня. Оно у меня танк, хоть и пластмассовый. И сквозь кирпичный забор ездить приходилось, покрытие позволяет. А тут фигня, спички. Посторонись на всякий.
И «спички» под громкий хруст и треск ломались и складывались прямо в воздухе под напором желтой туши вездехода, спрятавшего хрупкий детектор в башенке, звонко били в синеватое лобовое стекло, глухо кракали под колесами. Сильна машина, вопросов нет.
– Урочище «Малое-4». – Зотов вышел из вездехода, внимательно осмотрелся. – Здесь была небольшая деревенька вон там, где лесок. Все заросло, и даже наш «Спектр» не пробьется – очень густое все. Домов не видно, но нам туда и не надо. А вот тут да… были сигналы с приборов.
И профессор махнул рукой в сторону шести длинных, почти развалившихся зданий, похоже, скотников. Стены, покосившиеся, покрытые глубокими трещинами, местами упали на землю, крыша почти нигде не сохранилась. У двух коровников в воздухе висели несколько высоких, метров по десять, столбов мелкой мошкары, слышался тонкий звон крыльев. Под ними дрожали на кустах и в траве бледные тяжи и потеки, что-то чавкало и похлюпывало. На самой земле кипела и вздрагивала обширная лужа белой слизи, покрытой множеством шевелящихся пузырьков и отверстий.