Новеллы о вратаре
Шрифт:
Дело было не только в его великолепных бросках, точном выборе места и почти безошибочном чутье. Чем шире и острее разворачивалось состязание, тем отчетливее мы, игроки первой линии, понимали, что в воротах действует не просто великолепный мастер своего дела, но организатор обороны, ее непосредственный участник.
— Держите Янева!
— Коля, сместись влево!
— Миша, поменяй место,— то и дело выкрикивал человек в воротах.
Мы, футболисты, обычно не любим подсказок вратарей, не любим, когда нас вроде бы учат.
Тем удивительнее было видеть,
За пять минут до перерыва произошел эпизод, который потом мы еще долго обсуждали между собой. Не знаю, помнят ли его советские футболисты, но мы помним. Метров с двадцати Монолов сильнейшим ударом послал мяч в советские ворота. Яшин отбил его… прямо на меня. Видя, что советский голкипер лежит на земле, я точным ударом «щечкой» послал мяч в незащищенный, дальний угол.
«Удача! Наконец-то удача»,— кричало, ликовало все внутри и… внезапно оборвалось. Словно в сказке, ваш вратарь мгновенно поднялся, сделал шаг вправо, прыгнул и — в какой уже раз! — спас свою команду от неминуемого гола.
Усталые, несколько подавленные, пришли мы в раздевалку. Хотите верьте, хотите нет, но разговор — короткий, отрывистый, сдержанный — велся все время вокруг Яшина.
— Что он у них, заколдованный? — спросил кто-то.
— Вратарь отличный,— согласился тренер.— Но вы сами часто «играете на него». Слишком много верховых передач, ударов издалека, навесов, мячей, направление которых заранее угадываешь. Против такого вратаря так играть нельзя.
Пожалуй, это был единственный случай в моей многолетней практике, когда во время международного матча, такого важного, так много для всех нас значащего, тренер давал команде специальную тактическую установку игры против одного человека, против голкипера.
Начинается второй тайм. Не знаю, откуда взялись силы у моих товарищей, но атаковала по-прежнему наша команда, атаковала много и остро. Уже позже тренер сказал нам, что только в течение второго тайма мы сумели произвести более двадцати прицельных, «настоящих» ударов по воротам советской сборной.
— Окажись в них любой другой вместо Яшина, и ему бы не сдобровать,— подвел он итог и, как мне кажется, подвел очень правильно.
В один из острых моментов, возникших в вашей штрафной, защитник Тищенко после прыжка за мячом неудачно приземляется, падает, и вскоре его выносят с поля. Советская команда осталась вдесятером.
— Ребята, выстоим! — крикнул своим товарищам Яшин. Я сам слышал его, русский язык я знаю с детских лет. Да, собственно, кто из болгар не сумеет понять русского?
Как вы там не рядите, а такой оборот дела (замена олимпийскими правилами категорически запрещалась) придал нам уверенность.
Мы усилили свои атаки. Мы вели их с упорством и ожесточением.
Когда пишешь о себе, не обойдешься без того, чтобы не похвалиться. В Болгарин меня в свое время называли снайпером. Что ж, только выступая за сборную страны, я около ста раз поражал ворота соперников. И в тот день делал все, чтобы провести решающий мяч. Меня опекал Башашкин — я несколько раз убегал от него. Меня «подстраховывал» Парамонов, но игрой в пас и рывками я добивался желанной оперативной свободы. Но Яшина в течение девяноста минут я так я не смог обыграть.
Я назвал его своим героем, героем того памятного матча. Это действительно так. Меня пленило в его игре хладнокровие, завидное бойцовское спокойствие а умение передавать его товарищам. Во время наших атак защитники сборной СССР, несмотря на высокое мастерство, допускали немало ошибок, неточностей, позволяя нам наносить прицельные удары. Яшин ни разу, никак не выразил своего недовольства их промахами. Он падал, поднимался, совершал броски, выскакивал на перехваты, а когда выпадала свободная минута, утирал рукавом фуфайки залитое потом лицо. Он всем своим видом давал понять, что выполняет обычное дело, что оно его не тяготит и он справится с любым из испытаний, которые ему готовит судьба. И эта спокойная, рассудительная уверенность передавалась его товарищам по команде.
А нас его спокойствие выбивало из колеи. Каждый новый блестящий бросок Яшина, каждый удачно взятый им мяч, каждая сорванная им атака буквально подсекала крылья.
— Послушай, Иван, уж не заколдовал ли он нас всех,— подскочил ко мне быстрый, темпераментный Манолов, когда Яшин,— в который уж раз,— словно и впрямь по щучьему велению, оказался точно на пути мяча, неотразимо пробитого моим товарищем.
Мне оставалось в ответ лишь пожать плечами. Не часто доводится видеть такую игру.
В раздевалке тренер тревожно спросил меня:
— Иван, он что вас заколдовал?
Я рассмеялся: один и тот же вопрос задают дважды в течение каких-нибудь десяти минут.
— Сейчас не до смеха. Надо лезть вперед. Надо попытаться расстрелять их ворота в упор. Сломите, в конце концов, этого Яшина.
Может быть, эти слова раззадорили меня. Может быть, просто повезло. Так или иначе, на пятой минуте добавочного времени я ворвался в штрафную площадь, слева тенью двигался Башашкин, справа, кажется, Огоньков. Оба пошли на сближение со мной. На какую-то сотую долю приостановились, и это дало мне возможность проскочить вперед. Мои опекуны были за спиной, но я из-под их ног успел пробить в дальний от себя угол ворот, до которых оставалось не более семи-восьми метров. И даже Яшин на этот раз остался бессилен.
Представьте себе ситуацию: редкая по напряжению, прямо-таки отчаянная игра. Основное время не дало результата. Нервы напряжены до крайности. И тут в твои ворота влетает мяч, а времени на то, чтобы отыграться, почти не остается.
Что же делает в этой ситуации Лев Яшин? Рыдает? Покрывает бранными словами защиту? Пытается показать, что в пропущенном мяче нет его вины? Ничего подобного — он подбегает ко мне и жмет руку. Поздравляет с удачно выполненным ударом.
Не знаю, помнит ли этот случай ваш вратарь. Меня же он буквально потряс и навсегда остался в памяти сердца. Не часто в наше время встретишь такое рыцарство на зеленых полях.