Новеллы (-)
Шрифт:
Друзья зашли в цветочный магазин и взяли букет из роз, приготовленный для Вениамина. Они вышли на улицу, слегка опьяненные влажным и дурманным запахом цветов, привезенных из Ниццы, томных, усталых от долгого пути... Николай и Вениамин прошли два бульвара, пересекли площадь, миновали собор и уже хотели по привычке идти на мост, как вдруг из тумана выросла какая-то дюжая фигура и загородила им дорогу.
– Вам чего надо?
– крикнул грубый голос, и кто-то осветил фонарем двух приятелей.
– Нам надо перейти
– Нельзя туда,- крикнул тот же голос насмешливо и сердито.
Теперь, при свете фонаря, приятели видели, что на мосту стоит отряд солдат и какой-то фургон.
– Почему же нельзя?
– спросил нерешительно Николай.
В это время на лошади подъехал жандармский ротмистр.
– Это еще кто такие?
– крикнул он низким придушенным голосом: - кто такие? А?
– Будьте любезны, - сказал Вениамин, стараясь быть вежливым,- будьте любезны, прикажите пропустить нас через мост.
Вместо ответа ротмистр засмеялся и вышиб из рук Вениамина коробку с розами:
– Обыскать их!
Солдат с рыжими усами, лихо закрученными, взялся за шубу Вениамина, молвив:
– Раздевайся, барин.
После обыска, когда друзья надели свои холодные и влажные шубы, валявшиеся на снегу, жандарм сказал им, смеясь:
– Ну, проваливайте... Живо... Марш!
Они пошли вдоль набережной, прислушиваясь к солдатскому говору и смеху, звучавшим из мрака, в котором скрывался мост.
– Какая неприятная история, - сказал художник, вздрагивая при воспоминании о том, как солдатские руки обшаривали его.
– Мои розы!
– вздохнул поэт, и ему представились нежно-алые лепестки, растоптанные на снегу.
– Мы, однако, попробуем перебраться на тот берег, - заметил Николай, нас пропустят, вероятно, через Чугунный мост.
– Разумеется, - сказал Вениамин, чувствуя, что он не может не увидеть Маргариты и не прочесть ей новый сонет, ей посвященный.
Снег перестал идти, и среди перистых облаков медленно текла луна, почти полная, закутанная полупрозрачною пеленою. От ее холодного огня лучился неверный и таинственный свет, и при взгляде на черные тени, которые легли теперь по земле и стенам в разных местах, падало сердце, замирая жутко и сладостно.
– Как хорошо, - прошептал художник, улыбаясь: - гармония белого и черного. Как хорошо!
– Да, прекрасно, - согласился поэт: - явно, что мы не одни сейчас, живые и мертвые, и, быть может, еще не рожденные во времени - все присутствуют сейчас незримо: я слышу голоса, взывающие и поющие о любви.
– Может быть, - прошептал художник, который не слышал незримого хора и тайно предпочитал молчание.
Еще не дойдя до Чугунного моста, друзья встретили отряд жандармов, которые ехали с обнаженными шашками, блестевшими от луны.
Жандармы, заметив ночных пешеходов, прижали их к стене, наехав на них так, что лошади обдали им лица своим горячим дыханием и приятели почувствовали кисловатый запах лошади-ного пота.
– Эй, вы! Куда прете?
– гаркнул пьяный жандарм в шапке, съехавшей на затылок.
– Нам - на ту сторону, - сказал угрюмо Николай и попятился от лошади, которая нетерпеливо перебирала ногами...
– Проваливайте, пока целы,- крикнул жандарм,- да не очень разговаривайте, а то сейчас его благородие подъедет. Проваливайте.
– Пойдемте домой,- сказал Вениамин, чувствуя, что от ночных приключений у него подкашиваются ноги и он изнемогает.
– Пойдемте, пожалуй,- согласился художник.
И они поплелись к бульварам. Никого не было видно на улицах. И странными, и неожидан-ными казались две эти тени, заблудившиеся в лунном городе. Все дома, казалось, умерли. Нигде не было видно огня.
– Это что такое?
– спросил Вениамин, прислушиваясь к глухим и тяжелым звукам, которые откуда-то доносились время от времени...
– Стреляют из пушек, кажется, - заметил Николай, стараясь не терять хладнокровия.
– В самом деле - пушки.
Приятели пошли дальше, невольно стараясь держаться ближе друг к другу. Они обрадова-лись, когда, пройдя последний переулок, увидели, наконец, бульвар.
– Вот мы и пришли. Почти дома, - заметил весело поэт, вглядываясь в сеть обнаженных веток, посеребренных инеем и луною.
– Да. Почти дома. Только что это там чернеет, однако?
– В самом деле. Что такое? Я понять не могу.
– По-моему, бульвар перегорожен чем-то.
– Черт возьми! Это баррикады!
– Баррикады...
– Охота людям заниматься этой ерундой!
– Почему бы им не жить мирно?
– Но нас-то они пропустят, надеюсь.
– Жандармы нас не пропустили, однако.
– То жандармы, а революционеры пропустят.
– Вы думаете?
– Попробуем.
Когда приятели подошли к бульвару вплотную, они увидели, что боковые проезды и самый бульвар перегорожен проволокой, решеткой, завален какими-то ящиками, мусором, камнями и снегом. За этою изгородью расхаживало человек двадцать пять, иные с ружьями.
– Кто идет?
– раздался чей-то строгий голос и к приятелям подошел высокий чернобородый человек с браунингом в руке.
– Мы - художники.
– Что?
– не понял чернобородый.
– Художники мы, - повторил Николай и, помолчав, прибавил:- оружия у нас нет.
– Оружие найдется, - сказал высокий, - товарищ Семен! Дайте им по браунингу.
– Не надо. Зачем?
– спросил недоумевая Вениамин.
– А вы разве не наши? Так вы кто же, черт возьми?
– Ах, не все ли равно?
– сказал Вениамин, чувствуя, что он смертельно устал,- я сяду, пожалуй...