Новеллы
Шрифт:
Тяжело дыша, врач отпрянул от автомобиля, к которому было привалился.
— Меня зовут. Значит, готово. Теперь и вы можете идти.
Когда священник встал, толпа уже поредела. В передний грузовик втаскивали что-то, видимо, невероятно тяжелое. Потом оба грузовика уехали. Осталось только шесть пассажиров и два шофера легковых машин.
Рядом стояли комендант тюрьмы, его помощник и человек в шляпе, ехавший вместе со священником. Тот, который вынырнул из тени, обнажая волосатые руки… Как огромная желтая летучая мышь, он вцепился в повешенного,
Теперь он опять был в сером пальто с поднятым воротником, в надвинутой на глаза шляпе и стоял спиной к луне. Но это был он — священник узнал бы его в тысячной толпе.
Помощник коменданта плашмя держал в руках портфель. Кивнул человеку в шляпе:
— Обратно в канцелярию вы не поедете. Идите распишитесь.
Комендант посветил им электрическим фонариком. Священник снова увидел заросшую волосами до самых пальцев обезьянью руку и блестящее автоматическое перо в ней. Освещенный фонарем, показался неестественно длинным выступающий вперед подбородок старой ведьмы. Показался и тут же спрятался, будто обожженный холодным светом.
— Извольте получить деньги.
Обезьянья лапа долго шарила по гладкой коже портфеля. Священник смотрел, затаив дыхание, Одна стершаяся монетка выскользнула из ладони и покатилась по земле. Серый присел и потянулся за ней… Нет! Здесь это было или еще где-то? Священник потер ослепленные лунным светом глаза.
Рядом были только комендант и его помощник — даже электрический фонарик ему померещился. Луна заливала откос спокойным желтоватым светом. Врач, тяжело дыша, направился к автомобилю.
— Садитесь! Здесь становится прохладно.
Он закутался в плед и откинулся на спинку сиденья, отставив в сторону горящую сигару. Священник не в силах был отвернуться. Машинально сел рядом с доктором, но смотрел он туда, где виднелась тень веревки, ставшая теперь заметно короче. Она быстро скользила по буграм и ямам, словно все еще раскачиваемая невидимой рукой.
Гул двух моторов на минуту оглушил священника. Умолк вой убиваемого зверя, все время стоявший у него в ушах. Когда автомобиль свернул вниз по склону, исчезла страшная раскачивающаяся тень. Но когда проехали немного вперед, дорогу вновь пересекла тень черной руки, качнулась и снова исчезла. И еще раз качнулась и опять исчезла.
Священник съежился в углу и закрыл глаза. «Скорее! скорее!» — кричал в нем каждый нерв. Но автомобиль ехал нестерпимо медленно, и черная рука тени ощупывала его. Глаза священника были закрыты, в ушах раздавался гул мотора, машину трясло, но где-то в самой глубине сознания ярко запечатлелись образы увиденного и услышанного — живые, болезненные, остро ощутимые.
В аллее тени листвы вязов испещрили палевую от лунного света дорогу. Тени были нежные, узорчатые. Мирно бегущими волнами скользили они по ветровому стеклу машины и, словно играя, разрисовывали руки и лица едущих. Они не прогнали, не потревожили видений священника. А он стискивал зубы и так крепко сжимал веки, что заболели глаза.
Вдруг машина остановилась. Они подъехали к бывшему монастырю. Фонарь над воротами далеко разливал синеватый свет. За освещенным пространством виднелись темные линии городских улиц.
Подошел комендант.
— Вы, конечно, не зайдете к нам. Благодарю за сегодняшнюю работу.
И он пожал всем по очереди руки. Сначала врачу, тюремному священнику, потом… Священник отшатнулся. Третий ведь снова сидел на своем месте, укутавшись в серое пальто, пряча лицо под полями шляпы. Его колени прижимались к ногам священника, и от них исходило дружеское тепло.
Снова заработал мотор. Но священник не мог ехать дальше. Он распахнул дверцу и выскочил из машины.
Разбуженный врач сонно проворчал:
— Куда вы? А, хотите прогуляться по свежему воздуху! По правде говоря, в такую чудесную ночь маленький моцион не повредит. К тому же я живу в двадцати шагах отсюда.
Он тоже вылез из машины и зашагал рядом со священником. Потом взял его под руку.
— Постойте, постойте. Я не могу так быстро. Да и куда нам спешить? После ночной работы мы свободны до полудня.
Священник ничего не ответил. Он слышал только звуки его голоса. Что-то беспощадно, неумолчно и все громче шумело у него в ушах, словно разлившаяся черная река.
Врач указал пальцем:
— Взгляните на эту экзотическую панораму. У какого-нибудь художника, какого-нибудь полусумасшедшего кубиста получилась бы престранная картина.
Священник и сам видел. Луна была где-то сбоку и почти позади. На белую спускающуюся под гору улицу падали резко очерченные тени домов. Черные треугольники, ромбы, круги, а поперек тянулся от башни святого Христофора тонкий штык с крестом на конце.
Но священнику весь этот хаос пятен казался только фоном, на котором он видел нечто другое — свое. Одна тень глубоко врезалась в его мозг. Она росла и становилась все ужасней. Она была длинная и тонкая, она тянулась через весь город, и на конце ее извивался отвратительный комок. Вдруг она повернула в обратном направлении, достигла его головы и замелькала перед глазами.
Священник крепко прижался к руке врача. Тот заглянул ему в лицо.
— Что с вами, коллега? Мне показалось, что вы дрожите. Уж не простудились ли вы? Хотя я не понимаю, как это возможно в такую ночь.
Немного погодя он добавил:
— Знаете, что мне пришло в голову? Я живу здесь рядом — зайдите ко мне на минутку. Выпьем по чашке кофе, поболтаем. Когда у человека столько всего накопится, хочется облегчить душу.
Он повел коллегу по узкой лестнице на второй этаж, в свою холостяцкую комнатку. Вскоре на столе уже стояла никелевая кастрюлька с душистым кофе. Но священник не стал пить. Он сидел, тупо уставясь глазами в пол.
Доктор начал сердиться.
— К черту! Будьте вы хотя поучтивее с хозяином дома. С вами прямо уснешь. Постойте! Вы что-то бледны, и глаза у вас подозрительно блестят. Сейчас проверим.