Новеллы
Шрифт:
Характерно и то, что латышский пролетариат формировался главным образом из крестьянства, и привязанность к родным усадьбам, к крестьянскому труду прочно держалась в его сознании. Не случайно, имея в виду первый латышский пролетариат, Андрей Упит назвал его «закопченными в фабричном дыму землеробами».
Одновременно с классовым расслоением общества происходит и дифференциация интеллигенции. В среде учащейся латышской молодежи в девяностые годы возникает активная группа прогрессивно мыслящих людей, которые в поисках ответа на выдвинутые жизнью вопросы приходят к марксизму и, последовательно штудируя его, овладевают марксистским мировоззрением. Они группируются вокруг газеты «Диенас Лапа» и в дальнейшем входят в историю латышской общественной мысли под названием «новое течение».
Свое основное
Большое значение «новотеченцы» придавали литературе. У этой группы было много последователей среди писателей и общественных деятелей, и под их руководством в латышской литературе образовалось прогрессивное крыло, во главе которого стояли Райнис, Вейденбаум и другие.
Особую роль в борьбе «новотеченцев» с силами реакции играла литературная критика, которая именно в этот период переросла узкие профессиональные рамки и стала мощным оружием, с помощью которого отстаивались прогрессивные идеалы.
Самый бурный период борьбы «новотеченцев» приходится на первую половину девяностых годов. В 1897 году царское самодержавие разгромило «новое течение». Многие его деятели (Райнис, Стучка, Янсон-Браун и другие) были арестованы и сосланы. Такая же судьба постигла и руководителей нелегальных рабочих кружков.
Но дело, начатое «новотеченцами», продолжается. Популяризацию революционных марксистских идей берут на себя подпольные кружки, и труд их увенчивается созданием в 1904 году социал-демократической партии.
Однако Андрею Упиту еще было трудно ориентироваться в сложных социальных процессах. Сам писатель позднее, вспоминая об этом периоде своей жизни, отмечал:
«Приходилось много читать о склонности к художественному творчеству еще в ранней юности, о всяком там вдохновении, проблемах, исканиях и тому подобных высоких материях. Должен признаться, что в моих первых пробах пера всего этого не было и в помине. У меня было сильное желание что-нибудь написать, но для чего — этого я бы не сумел объяснить… Сам этот процесс меня нисколько не радовал; он требовал усидчивой и кропотливой работы. Только закончив рассказ, я испытывал удовлетворение, что вот сумел что-то создать, и это было самым большим стимулом к дальнейшим пробам… У латышских писателей я мало чему мог научиться… Лучшей литературной школой мне служила литература других народов. Конечно, мне самому трудно определить, в какой мере я учился у своих любимых писателей, например, по роману — у Толстого, Достоевского, Золя и Флобера, по новелле — у Чехова, Анатоля Франса, Мопассана и Пьера Милля, по драме — у Горького, Ибсена, Герхарта Гауптмана и Бернарда Шоу. Знаю только, что влияние они оказали сильное и неизгладимое. Крайне важное значение в моем развитии имеет изучение истории и теории искусства и эстетики. Это в первую очередь приучало меня серьезно литературно мыслить, следить за полетом вдохновения, искать для передачи каждого оттенка особого выражения в специальной конструкции предложения и порядке слов». [2]
2
А. Упит, Собр. соч. в 12-ти томах, т. 1, Гослитиздат, М., 1956, стр. 121–123.
Если в начале своей творческой деятельности Андрей Упит еще не смог подняться до литературно-публицистической практики «новотеченцев», то после революционного подъема 1905–1907 годов он становится главным продолжателем их традиций.
Из собственных слов писателя видно, что его ранняя литературная деятельность развивалась по двум направлениям — он писал… писал… и учился… учился, мучительно стараясь постичь тайны художественного мастерства.
Постепенно из приходского учителя он становится крупным специалистом по литературе и эстетике; из малоизвестного автора вырастает в подлинного мастера художественного слова.
Рассказы и новеллы, созданные в этот период — это первые серьезные творческие достижения писателя. Лучшие из них составили двухтомник «Маленькие комедии» (1909–1910), которые открывались циклом о «маленьких людях» (первый рассказ датируется 1901 годом).
В интерпретацию проблемы «маленького человека», которая получила такое широкое развитие в мировой и, в частности, в русской литературе, латышский прозаик вносит нечто особое и новое. «Маленький человек» Андрея Упита не просто забитый труженик, которому писатель выражает свое сочувствие и свои симпатии, он — мелок по своему характеру и своим устремлениям, старается выбиться в «большие», приспособиться к тем, кто сумел за счет других попасть «на верх». В душе подобного «героя», как в кривом зеркале, отражается нелепость буржуазного образа жизни. Разумеется, для раскрытия этого характера самая подходящая интонация — сатирическая. Видимо, поэтому писатель в своих первых рассказах и новеллах довольно широко пользуется средствами сатиры, пытаясь вскрыть всю никчемность и бессмысленность жизни в условиях капиталистического строя (новелла «Сердце» и другие). Именно в этих рассказах больше всего чувствуется влияние Чехова.
Сам писатель, вспоминая позднее об особенностях этого периода своей литературной деятельности, отмечал:
«В рассказах Чехова я обнаружил нечто родственное своим «Маленьким комедиям»… Как и его, меня привлекали эти мелочи будничной жизни, своеобразие поступков и черты характера искалеченного ею человека, которые как бы отдельными живописными мазками характеризуют картину всеобщей спешки конца 90-х и начала 900-х годов… Я не стал учеником и подражателем ни Чехова, ни Горького, но должен признать, что для моего идейного и художественного роста они дали больше, чем любой из тех многих десятков западноевропейских и американских прозаиков, с которыми я познакомился за пятьдесят лет своей писательской деятельности».
Новеллы и рассказы, объединенные в сборнике «Маленькие комедии» (части первая и вторая), основаны на конкретном материале житейских наблюдений и дают широкую галерею типов. Именно в этих произведениях начинает проявляться мастерство писателя, формируется его своеобразная творческая манера.
В рассказах, в основе которых лежит определенное и ограниченное во времени событие, психологическое развитие характера героя тесно связано с сюжетным ходом. В тех же произведениях, где внимание писателя сосредоточено на передаче внутренних переживаний человека, сюжет мало разработан. Это различие в принципах художественного построения дало основание критике говорить о двух типах рассказов и новелл Упита — сюжетных и психологических. К последним, с известными оговорками, можно было бы отнести и новеллы-портреты.
Подобное различие творческих приемов соблюдалось писателем довольно долго. Только в двадцатых годах Упит стал сознательно синтезировать эти различные принципы построения произведений.
С 1908 года начинается новый этап творческих исканий Андрея Упита, который продолжается до 1915 года.
Прежде всего бурные события 1905–1907 годов помогли писателю найти путь к революционному пролетариату. Он овладевает марксистским мировоззрением и навсегда связывает свою общественную и литературную деятельность с революционной борьбой пролетариата. Оставаясь на позициях последовательного критического реализма, Андрей Упит становится обличителем капиталистического общества.
Сознавая себя уже достаточно зрелым писателем, Андрей Упит в 1908 году оставляет учительскую работу. Для этого периода характерна его чрезвычайная творческая активность. В прямом смысле слова не проходит и дня, чтобы в каком-нибудь периодическом издании не появлялась публицистическая или литературно-критическая статья, подписанная Андреем Упитом (не считая публикуемых в периодике рассказов).
После поражения революции 1905–1907 годов реакционные силы перешли в открытое наступление. Казалось, что прогрессивные писатели уже не смогут активно противостоять различным реакционным, декадентским влияниям. Но лагерь реакции заблуждался. Во главе прогрессивной литературы встал Андрей Упит, выдвинувшийся к этому времени в ряды видных латышских критиков.