Новенькая для коменданта
Шрифт:
Из любопытства вытащила отчет Джокасты Фьюсат. Кто бы сомневался, мои способности она оценивала ниже среднего. Хуже оценки были только у Хлои. Я бы могла пожалеть подругу и обвинить преподавательницу в крайней степени предвзятости, но будем честны, кузина капитана ни черта не делала на парах.
До ночи я считала баллы, улыбалась успехам своих студентов по другим дисциплинам. Никос приятно удивил. Такими темпами он ещё и в аспирантуру поступит.
— Разве, тебе не нужно завтра утром принимать зачет у пятого курса? — хрипло спросил Гидеон, поглядывая на меня
— Хотела помочь. Вы отпустили Генри пораньше?
— У него экзамен завтра. Он и так перебрал всю корреспонденцию, — ректор кивнул на аккуратные стопки на рабочем столе своего секретаря. Отдельно лежало письмо с отцовской печатью.
— Мне жаль, капитан Дайхард. Не думала, что папа так скоро захочет отомстить вам, — пробормотала себе под нос.
— Отомстить? — удивленно спросил Гидеон. — Я чего-то не знаю?
— Ясно же, что Бовард едет сюда из-за меня.
— Ах, точно. Он ж ваш жених, госпожа Нобераль, — в голосе капитана явственно звучало обвинение.
Я тут же почувствовала, как жар мазнул по щекам. Хорошо, что в кабинете полумрак, и капитан не видит моего стыда.
— Я его не выбирала, -- сквозь зубы ответила на его колкость.
— Но он готов на многое ради вас. Вон едет во всеми забытую глушь.
Я поджала губы. Откуда в капитане столько желчи? Посмотрела ему в глаза и увидела лишь всепоглощающую тьму. Вздрогнула.
— Правильно, Алоиза. Этого нужно бояться. Дальше будет только хуже.
Он тяжело моргнул, возвращая привычный оттенок радужкам.
— Я не боюсь твоей тьмы, Гидеон!
Впервые позволила себе обратиться к нему на ты.
— Очень зря.
Потребовалось немало усилий чтобы задать ему вопрос, который терзал меня долгие недели:
— Ты из-за этого стал так холоден? Опекаешь меня?
Он взглянул на стеллаж, где лежала та самая книга, ставшая свидетельницей моего отчаянного падения и жгучего желания. Непокорные стихии. Кажется, это в прошлой жизни капитан сжимал моё горло, надевая позорный ошейник, который прямо сейчас мучительно жег мою кожу, но совсем не от гнева.
— Тьма становится неподвластнее рядом с тобой. Я не могу найти этому логичного объяснения. Чувства ли ослабляют меня, или делают её сильнее. Я не вижу выхода.
Он мучительно потёр виски, и я верила, что Гидеон, действительно, мучается этим. Моя рука сама собой легла на мамин кулон. Странные тени, неудачный призыв, таинственная шкатулка с тьмой и терзания моего ректора, почему все это не кажется мне простым совпадением? Но я не решалась поделиться своими догадками с ним, слишком мрачными они были. Слишком много чувство вины таилось в моих предположениях.
— Гидеон, а кто подписал бумаги о твоем назначении в Нуридж?
— Уже не помню, действующий Министр Юстиции, генерал Турцитос и кто-то из министерства образования. Почему спрашиваешь?
— Покажешь приказ о назначении?
Он нахмурился, но все же открыл ящик стола и достал гербовую бумагу, небрежно сложенную вчетверо. Я выхватила её из рук ректора и жадно развернула. Знакомая подпись довершала документ. Я не ошиблась, отец был одним из тех, кто поддержал назначение отставного капитана. Сколько ему тогда было? Двадцать четыре? Немногим старше меня сейчас. Каким бы ни был его героический поступок, но доверить целую академию совсем ещё юнцу без опыта и в довесок одержимому тьмой. Папа точно знает больше, и ждать сложа руки я более не намерена.
— Я могу воспользоваться твоим камином?
Щелчок пальцев, и Гидеон без вопросов разжег пламя, уже с нескрываемым интересом наблюдая за моими действиями.
— Кого собралась потревожить в столь поздний час? Надеюсь, не генерала Турцитоса, у него весьма строгий распорядок дня.
— Папу. Может Министр образования в силах заставить тебя пригласить меня на танцы? — подмигнула перепуганному ректору и шагнула в огонь.
К сожалению, танцы — последнее, что интересовало меня этой ночью.
Давно хотела повидаться с отцом. Несмотря на все свои недавно накопившиеся обиды, я любила его. Он во многом заменил мне маму. Пусть для всех он был суровым чиновником, для меня у него всегда находилось время на шалости. Наши шалости. Сейчас отец, конечно, не вспомнит, а если и вспомнит, то ни за что не признается, что мою любимую игру в споры придумал именно он.
— Спорим, ты не сможешь взять и прекратить плакать, Ло-ло?
В тот день я с головой залезла в старый мамин сундук. Вдыхала запах забытых вещей, надеясь воскресить в памяти образ той, кого не запомнила. Мне было шесть, и ничего у меня не получилось. Образ ускользал, а разум подменял его моей же фантазией. С досады я захлёбывалась слезами, но папа вытащил из-под рубашки кулон, сжал его до боли крепко, а потом поводил перед моим зарёванным лицом, словно бантиком перед котёнком.
— Если прямо сейчас вытрешь свой распухший носик, подарю тебе это, Алоиза. Поверь, это куда лучше пыльных платьев. Они уже не хранят тепло твоей матери, но это…
Он пригладил амулет пальцем.
— Хочешь?
Я выиграла свой первый спор тогда. Это была сладкая победа, и привычка биться об заклад стала моим жизненным кредо. Мне понравилось чувство триумфа.
Вот только сегодня я хотела ошибиться и проиграть. Мне все больше казалось, что тем подарком отец откупился от меня, лишь бы перестала копаться в вещах матери, женщины, о которой он почти не говорил, чью комнату опечатал после того дня.
Сейчас мне уже не шесть, и я словно прозрела. Всю мою сознательную жизнь папа вот также поигрывал у меня перед глазами вкусняшкой. Зачет по призыву пошёл не по тому сценарию? Не страшно, я получила место в лучшей академии среди лучших студентов. Отвлеклась, переключилась, погналась за солнечным зайчиком, в то время как что-то важное осталось под замками в старых сундуках.
Захотела свободы и независимости — держи красавца жениха и завидную должность. Ну же, глупый котенок. Нить натягивалась, бантик подрагивал, но ты просчитался, папа. Твой котенок подрос и научился различать хитрые уловки. Сегодня я получу ответы.