Новенькая для коменданта
Шрифт:
— Ты сегодня молчаливая, коробочка? Не в настроении?
Не издевался, был на самом деле участлив. Я просто устала сопротивляться, не скреблась и, кажется, окончательно смирилась со своей участью.
Дорога заметно испортилась, и мы уже давно спешились. Лошадей оставили с небольшой группой солдат и теперь мы продвигались по узкому перевалу. Мне чудился ветер, гуляющий по высоким хребтам, я улавливала тяжелое дыхание отряда капитана Дайхарда. Все устали, злились, и им было чертовски скучно.
— Да
Смешки.
Они так запросто обсуждают мою смерть?
Гидеон осёк их, но было уже поздно, страх, паника и гнев вывели меня из оцепенения. Я не хочу умирать! Я тоже хочу влюбиться, найти себя, вернуться к семье. Я должна убедить папу, что я не опасна, посмотреть на Вивеку, на маму, на неё.
Снова билась о стены, нагревала их, царапала. Сила внутри меня нарастала, подпитываемая годами отчаяния. Разве могут эти жалкие преграды сдержать меня? Я чистая энергия, я первозданная, я была в начале всего и прямо сейчас я докажу им всем. Докажу!..
Гидеон зашипел от боли, когда я раскалила коробку, он выронил меня на камни, и тихий треск стал мне музыкой. Чистый воздух, свобода, ОНА! Мой смысл, моя маленькая девочка, моя душа. Та, кого я хочу любить и защищать.
— Назад, — крик капитана Дайхарда вернул меня в реальность, а в реальности жить ему осталось немного, как и всему его отряду.
Я не хотела никого убивать, просто не совладала с собой. Но Гидеон сделал то, чего до него не делал никто. Он обнял меня. Кто-то скажет, что капитан защищал своих людей, потому и накрыл опасную сущность собой. Но для меня это было именно объятье, а для мужчины — смерть. В его угасающем взгляде не было ненависти и осуждения, а окровавленные губы шептали отчётливое:
— Беги.
Но я не могла бросить его. Я не убийца. В тот день я променяла одну тюрьму на другую. Слилась с телом умирающего юноши, стала с ним одним целым, срастила кости и страшные раны, поглотила его боль и каждый день просила прощение за содеянное.
Глава 27
Открыла глаза. Чистое бескрайнее небо и ни намека на недавний шторм, лишь пляж покрытый фульгуритами и тьма сидящая рядом со мной.
— Кто ты? — спросила её, уже зная ответ, но не до конца понимая.
— Я это ты, — ответила тьма, шустро сменив забавный образ четырёхглазой хвостатой кошки. Теперь рядом со мной играла с песком моя точная копия, только сотканная из чистой темной энергии.
— Как? — выдохнула я, рассматривая затягивающую черноту её глаз.
— Долгая история, но ты уже увидела ту часть, где мы влюбляемся в капитана Дайхарда.
Я тут же коснулась груди, где чувства стали в разы острее и болезненнее. Привязанность, вина, страсть. Все перемешалось, а воспоминание встало потерянным кусочком мозаики на место.
— Так не бывает.
— Бывает, Алоиза, когда у тебя две мамы.
Вопросов стало ещё больше, а тьма рассмеялась.
— Не пугайся, я не сумасшедшая. Честно! Хотя с нами столько приключилось, что безумие бы все идеально объяснило.
— Две мамы, но я не видела ни одной.
В черных глазах тьмы тоже блеснула тоска.
— Лекса любила нас, сильнее чем ты можешь представить, Алоиза. Когда целители предрекли ей твою неминуемую гибель в утробе, она не собиралась сдаваться. Обивала пороги всех знахарей и больниц, посещала забытые даже богами храмы. Но все было тщетно, никто не мог спасти тебя.
— Ну я здесь, — возразила своему двойнику.
— Зов Лексы услышала другая мать. Мать всего сущего. Первозданная тьма.
Я поежилась, а девушка улыбнулась.
— Не нужно бояться, Алоиза. Тьма — это жизнь. Все пришло на свет из тьмы. Маленькое зернышко лежит в земле и копит силы, младенец растет в материнской утробе. Весь наш мир дрейфовал в непроглядном мраке. Тьма спасла тебя, отдала свою любимую искру, и мы сделали первый вдох.
— Но нас разлучили.
Она горестно обвела пустынный пляж взглядом.
— Это было трудное время для нас обеих. Нас с тобой посчитали опасными, а маму преступницей. Но мы не жаждали уничтожить мир, тогда мы просто хотели обнимать игрушку, сшитую мамой. Ты помнишь?
На моей ладони появилась крохотная кошка с четырьмя глазами.
— Мама ужасно шила, — я рассмеялась, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. — Что будет с нами дальше?
— Бовард опасен, Алоиза. Нуридж волнует его в последнюю очередь, твой отец — пешка в чужой игре, а ты лакомый трофей. В Солнечной пустоши меня не собирались уничтожать, меня хотели приручить. Твоя мама знала правду, но её заставили замолчать, упекли в Анкридж и лишили рассудка.
— А Гидеон?
— Он был очень удобным и стабильным сосудом на неопределённый срок. Твой приезд сюда не случаен. Не признайся ты сама в нападении на Леминбрюка, он сам бы показал Дайхарду твой эфир. Он вынудил тебя напасть, а Вивека, не догадываясь об этом, лишь ускорила его план, подсказав тебе единственную академию, которую ты бы в жизни не стала рассматривать.
— Нас хотят вновь соединить? — догадалась я.
— Да, только так нами можно будет управлять, Алоиза.
— С чего бы мне слушаться Леминбрюков? Какие у них рычаги давления на меня?
Тьма не ответила, а на песке появилось множество шахматных фигурок со знакомыми лицами. Папа, Вивека, мама, Гидеон, Генри, Джинджер, Хлоя, мои студенты...
— Надо бежать… — прошептала тьме.
— Не поможет. Где бы мы с тобой ни спрятались, нам будут попадаться газетные заголовки, люди будут обсуждать ужасающие трагедии, и мы сами сдадимся, Алоиза. Нужно остаться и в этот раз дать отпор прежде, чем нас опять запрут в коробку.
— Предлагаешь сражаться?
— Ну, точно не в ближайшее время, — лениво протянула тьма. — Мы же на танцы собирались. Война подождёт. Леминбрюк все равно пока мало выяснил. А ещё он точно не видел, на что ты способна.