Новенький. Куда пропал и кто в этом виноват
Шрифт:
– А ты, типа, в этом отличник? – дерзко спросила Соня. Москвич ее откровенно бесил.
– Я, типа, во всем отличник, – высокомерно ответил парень.
Соня фыркнула, резко вытянула вперед руку и демонстративно сбила с его головы бейсболку. Макс наклонился за ней, но Соня наступила ногой на козырек. Макс задрожал от ярости, но оттолкнуть девчонку он не мог. В этот момент в коридоре появилась Татьяна и увидела всю эту картину издалека. Соня тут же убрала ногу. Максим поднял бейсболку и выпрямился.
– А
Татьяна с другого конца коридора начала звать Макса по имени.
– И маменькин сынок… опять же, – не преминула добавить девчонка.
Для столичного мальчика такое обращение не было привычным, но он попытался удержать лицо:
– А у тебя мамы нет? Сирота? Придется искоренять склонность к доминантно-зависимым отношениям.
– Умничаешь? – продолжила провокацию Соня.
– Просто общаюсь. Возможно, для тебя малопонятным языком, – ответил Макс, разворачиваясь в сторону матери, которая все это время продолжала возмущенно окрикивать его из другого конца коридора.
Не самое приятное воспоминание. Особенно в свете последних событий. Соня испытала приступ острого раздражения. Сидел бы этот Плетнёв в своем распрекрасном лицее, так нет же, принесло его в Юровск, весь учебный год глаза мозолил, цены себе сложить не мог, а теперь бери расхлебывай всю эту историю с его исчезновением.
– Да он просто отстой! – выпалила Соня, оторвавшись от окна.
– Мальчик-москвич? – уточнил Кирилл Алексеевич, который тоже увлекся своими мыслями и надавил на Сонину мозоль.
– А москвич – это прям топ? – вспылила девчонка. – Вы чего все так носитесь со своей Москвой? Ну, прям, как орден ее предъявляете! Если ты родился в Москве…
– А мы уже на «ты»? – с иронией перебил ее поток сознания психолог.
– Да я не про вас… Про Макса. То же мне заслуга – москвич!
– Вы за это Макса не любите?
– Да кому он нужен! Был бы нормальный чел – да хоть с Марса! А этот с самого начала понтуется, смотрит на нас, как будто мы недолюди какие-то.
– А что вчера на дне рождения твоем было? Тоже понтовался? Соня, меня директор попросила разобраться в этом деле. Думаешь, мне все это сильно надо? Расскажи мне о Максе и разбежимся.
– А что о нем говорить? Много чести.
– Ты давай, не дерзи тут. Давай по порядку. Ты звала Макса на день рождения?
Соня тут же напряглась. Подумала пару секунд и встала с места:
– Значит, так. Я несовершеннолетняя, так что говорить со мной можно только в присутствии родителей.
– О как! С чего ты взяла? – раздраженно спросил Кирилл Алексеевич.
– У меня, если вы не в курсе, отец – начальник полиции, так что законы я знаю и права свои – тоже.
– Ой!
Кирилл Алексеевич прервался на полуслове, потому что Соня бесцеремонно вышла из кабинета, со всей силы хлопнув дверью.
– Да пошла ты! К папе… – бросил ей вслед психолог, задумчиво потирая лицо.
Мать Макса в этот момент все еще оставалась в классе с Крыловой. Школьники уже разбежались. Татьяна так и осталась сидеть на учительском месте, Крылова присела перед ней за первую парту, она долго смотрела на мать пропавшего мальчика с тревогой и сочувствием.
– Вы в полицию обращались? Надо быстрее начать поиски, – встрепенулась учительница. Первый шок отошел, и она почувствовала необходимость начать что-то делать.
Татьяна немного успокоилась, во всяком уже не плакала.
– Я была, сказали подождать. Они говорят, Макс найдется. Говорят, с подростками это сплошь и рядом…
– У вас были обязаны принять заявление. Вы написали?
– Написала, – устало проговорила Татьяна. – А толку? Они все равно ничего не делают.
– Ну, почему не делают. Это же ребенок. Обязаны! – с наивной верой в голосе произнесла Ирина Львовна, но Татьяна ее уже не слушала. Раз за разом она прокручивала в голове ссору с сыном. По ее щекам снова потекли слезы. Татьяна чувствовала свою вину. Она осознала, насколько сыну было плохо в Юровске.
Ссора, которая не шла у Татьяны из головы, за день до этого случилась во время обеда. Макс ел, Татьяна пыталась оттереть пригоревшую стряпню со сковороды, приговаривая:
– Я не понимаю твоего пессимизма! Я тоже многим недовольна. И мне тяжело… Я, например, уже забыла, когда стояла у плиты!
– Заметно, – буркнул Макс.
– Что? – переспросила Татьяна.
– Ничего, что-то я наелся, – Макс отодвинул от себя тарелку.
– Да ты не съел ничего! Для кого я готовлю?
– Мам, это невозможно есть! Лучше покупай что-то готовое… Котлеты какие-нибудь, наггетсы… Блин, что за дыра! Даже «Макдака» нет!
– И слава Богу! Не будешь портить желудок. Макс, пойми, везде можно жить – просто надо потерпеть и перестроиться.
– Мам, а зачем мне терпеть и перестраиваться? Я все равно здесь не останусь. Здесь невозможно жить!
Татьяна прекратила напор и включила жертву, заговорила скорбным голосом:
– Ты же знаешь мою ситуацию, Максим… Это не моя вина. Я не могла терпеть…
Макс не дал ей договорить:
– А я-то здесь причем? Почему из-за ваших терок с отцом я должен сидеть в этой дыре?