Новенький
Шрифт:
Новенький… При одной только мысли о нем становится не по себе. Вспоминаю его дерзкий взгляд, и мурашки по коже бегут. Соболев так смотрит, как будто насквозь видит и мысли читает. Удивительно, как легко Полежаева с ним заигрывала. Я пока сидела с новеньким за одной партой, думала, поседею в семнадцать лет.
Рядом с ним мне было не то что бы страшно, а, скорее, неспокойно. Все время не покидало чувство опасности и усиленно работал инстинкт самосохранения, как будто Соболев может нести для меня реальную угрозу.
Дверь моей комнаты
— Соня, ты спишь? — спрашивает шепотом.
— Нет. Иди ко мне.
Настенька плотно закрывает дверь и спешит забраться ко мне на кровать. Обнимаю сестру и прижимаю к себе, запуская пальцы в ее мягкие шелковистые волосы.
— Почему ты грустная? Тебя кто-то обидел?
— Нет. Просто устала.
— А что ты делала?
— Училась. А потом ходила на день рождения к Лиле.
— А я буду танцевать на утреннике с мальчиком.
— Хорошо.
— Его зовут Дима.
Меня передергивает. Перед глазами снова становится лицо Соболева: сильное, уверенное в себе и для многих девушек наверняка привлекательное. Интересно, зачем он поменял школу в феврале за несколько месяцев до окончания? Надо будет спросить у мамы.
Впрочем, какое мое дело?
Из прихожей доносится хлопок входной двери, и Настя тут же подскакивает.
— Папа пришёл! — и со всех ног несётся к нему.
Мой отец — судья. Я очень горжусь папой, ведь он наказывает настоящих преступников: воров, убийц, насильников, наркоторговцев. В детстве я считала папу Бэтменом, который спасает мир от зла. Мне казалось, что чёрная судейская мантия похожа на костюм этого мультяшного героя.
Я поднимаюсь с кровати и тоже иду встречать папу. Настенька уже забралась ему на шею.
— Привет, пап, — обнимаю его.
Отец чмокает меня в макушку.
— Как дела в школе?
— Все хорошо.
Минут через двадцать мы собираемся всей семьей на кухне. У меня нет аппетита, поэтому я просто пью чай, слушая щебет сестры вперемешку с рассказами родителей о работе. В глубине души я надеюсь, что мама скажет что-то о нашем новеньком, кто он и откуда, но родительница молчит.
Меня же уже настолько распирает любопытство, что еле удаётся спокойно усидеть на стуле. Соболев стоит перед глазами, и, как я ни пытаюсь его прогнать, никуда не уходит. Я до ужаса возмущена им и его поведением, но любопытство сильнее меня.
— А у нас в классе новенький! — восклицаю, не выдержав.
Воцаряется секундное молчание, и я замечаю, как мама недовольно поджала губы.
— Да? — удивляется папа. — Кто?
— Трудный подросток из неблагополучной семьи, — сухо отрезает мать.
Теперь моя очередь удивляться.
— Трудный подросток из неблагополучной семьи? — переспрашиваю, не поверив.
— Да.
От изумления я теряюсь. Приоткрываю рот и тут же захлопываю, не найдя, что сказать.
— Зачем ты его тогда взяла? — спрашивает папа.
— Я сначала не взяла, сославшись на переполненность классов, но его мать написала
— А других причин для отказа у тебя не было?
— Нет. Вдобавок он победитель множества олимпиад по информатике, эдакий юный гений-хакер. Сложно найти причину для отказа олимпиаднику.
— А почему он решил поменять школу за несколько месяцев до окончания одиннадцатого класса? — спрашиваю, придя в себя от неожиданной информации.
— Понятия не имею.
— А откуда ты знаешь, что он из неблагополучной семьи?
— Я звонила директору его прежней школы. Она рассказала.
Папа переводит разговор на другую тему, а я опускаю задумчивый взгляд в кружку. Под характеристику трудного подростка Соболев, допустим, подходит. Но на выходца из неблагополучной семьи он совсем не похож.
У нас однажды училась девочка из очень бедной неблагополучной семьи. По ней это было видно. Она ходила в школу, как оборванка, не чесаная и не умытая. А однажды она заразила весь класс вшами. У меня тогда были волосы до пояса, а из-за вшей пришлось коротко подстричься. Родители всех моих одноклассников встали на дыбы и пошли к маме с требованием, чтобы девочку исключили, угрожали написать на родительницу жалобы. В общем, не знаю, как, но маме удалось добиться ухода той девочки из нашей школы.
Так вот я это к чему. Соболев в белоснежной и идеально отглаженной рубашке, модных чёрных джинсах и тимберлендах совершенно точно не был похож на подростка из неблагополучной семьи.
После ужина я помогаю маме убрать посуду, поглядывая на экран телефона в ожидании сообщения или звонка от Никиты. Соболев по-прежнему не выходит из головы, что уже конкретно начинает меня бесить.
Почему я столько о нем думаю!?
— Соня, — зовёт меня мама.
— Что? — выдавливаю на губку средство для мытья посуды и принимаюсь мыть сковородку.
— Мне не нравится новенький мальчик, который пришёл в твой класс, и я бы не хотела, чтобы ты с ним близко общалась.
Я так и застываю со сковородочкой в руке. Мамин тон, как всегда, спокойный и мягкий, но нотки стали в голосе заставляют повиноваться.
— Я и не собиралась с ним общаться. У меня есть друзья.
— Ваша учительница по алгебре рассказала мне об инциденте на уроке с участием новенького и Никиты.
Мама замолкает, а я чувствую на себе ее вопросительный взгляд. Она ждет от меня объяснений.
— Ну, Ирина Александровна сказала Соболеву, что он может сесть на любое свободное место в классе… Вот он и сел…
— С тобой.
— Д-да…
Мама закрывает холодильник и подходит ко мне. Нежно проводит ладонью по моим волосам.
— Сонечка, ты же у меня умная девочка и не будешь связываться не пойми с кем?
Внутри все обмирает. Я держу в руках сковородку и чувствую, как дрожат пальцы.
— Конечно, не буду, мам, — отвечаю севшим голосом. — Зачем мне? У меня есть друзья.