Новенький
Шрифт:
Я рассчитывал, что быстро отделаюсь от следователей, но не тут-то было. Допросов оказалось много, длились они долго, и после каждого я был выжат, как лимон. Но все же я не думаю, что мне предъявят обвинение. Слово Коршуна против моего слова. Доказательств того, что мне было известно об угоне машин, нет. Выполнял работу для Коршуна я всего два раза. Я не был его постоянным сотрудником. И если уж на то пошло, тогда и уборщицу коршуновского гаража можно обвинить в соучастии.
В итоге я так и остаюсь свидетелем по делу. Мои показания приобщают
Я уже не уверен, что мне нужна профессия программиста, которую я выбрал. Люди будут узнавать о моих способностях и пытаться использовать их в своих целях. В итоге я все время буду вляпываться в истории типа, как с Коршуном. А еще хуже — в такую, как мой отец.
Телефон издает звук входящего сообщения. Наверное, снова Соня. Я не мог поговорить с ней нормально эти дни, надо теперь с ней встретиться. Ее отец, скорее всего, уже все ей рассказал, иначе бы она не писала мне такое эмоциональное сообщение.
Достаю телефон из кармана, но вижу сообщение не от Сони, а с незнакомого номера:
«Поздравляю с благоприятным исходом. Нам надо поговорить. Жду тебя завтра в 18:00 по адресу ниже. Георгий».
И после текстового сообщения идет геолокация. Сонин отец назначает мне встречу. Я обреченно закрываю глаза, предчувствуя, что разговор с ним будет еще сложнее, чем допросы.
На следующий день утром я все-таки иду сдавать ЕГЭ по информатике. Все равно я не взял никаких других предметов по выбору. Потом еду домой, отдыхаю несколько часов, морально готовясь к неприятной беседе, и в пять вечера выезжаю к судье.
Это старый кирпичный завод, переделанный ныне под модный лофт. Необычное он выбрал место. Пропетляв по коридорам здания, нахожу нужное заведение — небольшой бар с отдельными ложами, которые скрывают посетителей от посторонних глаз.
— Вас ожидают? — тут же подходит ко мне девушка-администратор.
— Да. Георгий.
— Пройдемте за мной.
Девушка ведет меня к третьей ложе и пропускает под штору. Сонин отец уже здесь. Перед ним стоит чашка кофе.
— Здравствуйте.
— Привет.
Он первый протягивает мне руку, и я ее жму. Интересно, что он хочет показать своими рукопожатиями? Что доброжелательно ко мне настроен? Я сажусь напротив судьи и вопросительно на него смотрю.
— Поздравляю тебя с тем, что все хорошо закончилось.
— Спасибо.
— Я начинаю рассматривать дело по существу.
Судья замолкает, и я тоже молчу. Не знаю, что на это ответить. Рассмотрение дела Антона слишком затянулось, так как все время возникали новые обстоятельства, новые свидетели. Я вот, например, тоже новый свидетель.
— Но вы ведь позвали меня не для того, чтобы поговорить об этом деле, — подвожу его к главной цели нашей
— Верно, — кивает. — Ты свидетель по делу, которое я веду. Твой брат и вовсе обвиняемый, которому я буду выносить приговор. Ты ведь понимаешь, что при таких обстоятельствах твои отношения с моей дочерью невозможны?
Я не могу удержаться и тихо смеюсь. Судья смотрит на меня предельно внимательно, даже бровью не ведет.
— И что я должен сделать? — спрашиваю иронично. — Бросить Соню?
— Я сказал это ей, и я говорю это тебе: ваши отношения невозможны. Это слишком серьезно.
Я тарабаню пальцами по деревянной поверхности стола, подбирая слова. Но судья меня опережает.
— Я буду с тобой честен. Ты мне нравишься, парень. Правда. И я верю в искренность твоих чувств к моей дочери. Однако реальность такова, что ваши отношения невозможны. Соня, к счастью, это понимает. Теперь это должен понять и ты. Если бы не это уголовное дело, я бы никогда не возражал против ваших отношений и с удовольствием дал бы вам свое благословение. Но я судья по делу, где ты свидетель, а твой брат обвиняемый. Моя дочь не может состоять в каких-либо отношениях с тобой.
На его словах о том, что Соня понимает, что наши отношения невозможны, по телу проходит неприятная дрожь. Насколько сильно он промыл ей мозги?
Я поднимаю глаза на судью и несколько секунд его изучаю.
— Но вы ведь можете отказаться от этого дела. У судей есть такая опция.
Рузманов отрицательно качает головой.
— Я не могу.
— Потому что уже набрали денег? — хмыкаю.
Судья моментально меняется в лице.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы берете взятки, — произношу с вызовом. — Я знаю это.
Рузманов мешкает и выглядит загнанным в угол. Растерянно молчит.
— Вы совсем не помните меня?
— Помню, конечно. Ты приходил на каждое предварительное слушание.
— Я не об этом. Мы встречались еще раньше.
Растерянность на его лице сменяется удивлением. Я тоже удивлен, что произнес это вслух. Когда сюда ехал, не собирался говорить об отце. Но все-таки не удержался.
— Когда?
— Двенадцать лет назад. Вы вели процесс против группы организаторов и исполнителей убийства одного из самых известных хакеров Москвы — Владимира Соболева. Помните?
Грудь и плечи судьи перестают вздыматься. Он впивается взглядом в мое лицо и смотрит, не мигая. Зрачки Рузманова расширяются, рот слегка приоткрывается.
— Моего отца убили на моих глазах, когда мне было шесть лет, — спокойно продолжаю. — Я помню тот день до последней минуты, как будто он был вчера. Утром мы с отцом навестили маму и Антона в больнице, он лежал с воспалением легких. Потом поехали кататься на аттракционах в парк. После парка шли к нашей припаркованной машине, когда двое на мотоцикле выскочили из ниоткуда и застрелили моего отца. Вы оправдали их за деньги. Скажите, вас хоть раз мучила совесть? Вы спокойно спите по ночам?