Новенький
Шрифт:
У Рузманова на лбу выступает испарина, а сам он бледнеет. Мне тоже не по себе от этого разговора и воспоминаний. Бабушка, мама отца, водила меня по детским психологам, пока не умерла. После ее смерти осталась квартира, которую моя мать пропила.
Я много раз задавал себе вопрос, что сломало мать. Смерть отца? Или несправедливый приговор суда? Я помню, что мама держалась, пока шел процесс. Пить она начала после признания всех организаторов невиновными.
— Значит, ты все-таки неслучайно с моей дочерью? — наконец-то подает голос. Теперь он у него не такой
— Вы можете не верить, но случайно. Я не соврал вам на вокзале. Я встретил Соню два с половиной года назад, когда понятия не имел, кто ее отец и когда мой брат еще был на свободе.
— Но потом ты узнал, кто ее отец.
— И это не изменило моих чувств к ней. Раньше я думал, что если бы мог выбирать, кого любить, то никогда бы не выбрал Соню. Но сейчас я знаю, что все равно бы выбрал ее. Несмотря на то, кто ее родители. Несмотря на то, что вы оправдали убийц моего отца и сломали жизнь моей семье. Несмотря на то, что вы набрали взяток от Коршунова и дадите ему условный срок, а моему брату реальный. Несмотря на все это, я люблю Соню. Она — не вы.
Я произношу это, пожалуй, чересчур эмоционально. У Рузманова нервно дергается кадык. Он устало вздыхает, затем берет салфетку из салфетницы и промокает вспотевший лоб.
— Твой брат тоже получит условно, — вдруг говорит.
Мои брови от изумления взметаются вверх.
— Но взамен ты должен прекратить отношения с моей дочерью, — добавляет.
Ах вот оно что. Кто бы сомневался, что за такой щедростью последует обязательное условие. Судья вопросительно на меня смотрит, пока я думаю, как ответить.
— Я обещаю, что у твоего брата будет условный срок, — настойчиво повторяет. — А учитывая, что он уже больше года в сизо, то, считай, полностью отбыл наказание. Твой брат будет свободен.
Кислорода в закрытом помещении становится катастрофически мало, стены давят. Мне тяжело вдохнуть. Напряжение нарастает, в воздухе искрит. Судья, не шевелясь, выжидающе на меня смотрит.
Моя единственная мысль — он меня покупает. От нее становится противно, но это не важно, когда я думаю, что мой брат уже совсем скоро может быть свободен. Вернется домой, и мы с ним вместе придумаем, как быть дальше. Я поступлю в институт, он найдет работу, мы снимем квартиру и съедем от ненавистной матери.
Ведь у меня нет никого ближе брата.
А потом вспоминаю Соню, и внутри меня все сжимается. Вспоминаю, ее искренние серо-голубые глаза, звонкий смех, нежные руки, теплые губы. Ее доброту и ласку. Ее нежность. Ее любовь.
— Ну так что? — прерывает тяжелую паузу Рузманов. — Ты согласен?
— У меня не было никого ближе брата, — наконец, говорю. — Пока не появилась Соня.
Я поднимаюсь с места, считая, что разговор с судьей окончен. Он не подает мне руку. Я тоже не ему подаю.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, спокойно ли спите по ночам, — замечаю напоследок.
Я знаю, что и не ответит, поэтому, больше не мешкая, выхожу из ложи. Только на улице я наконец-то вдыхаю
Вот теперь мне нужно поговорить с Соней.
Глава 54.
Дима назначает мне встречу в парке возле школы. Ничего особенного, это место, где мы обычно гуляли после уроков. Чем ближе я к парку, тем сильнее бьется сердце. У меня миллион вопросов к Диме, но ни идеи, как начать разговор.
Он уже здесь, сидит на нашей лавочке и просто смотрит перед собой. При виде Димы сердце сжимается, но в то же время что-то меня сдерживает от того, чтобы не броситься тут же ему на шею. Хотя мы не виделись дней десять, и я ужасно соскучилась.
— Привет, — тихо произношу, подойдя к Диме.
Он поднимает на меня голову и смотрит. Не встает обнять и поцеловать.
— Привет, — отвечает.
Тяжело сглатываю. Паника нарастает, хочется развернуться и убежать от страха, но вместо этого я делаю над собой усилие и сажусь на лавочку рядом с Димой.
«Люблю тебя очень», прогоняю в голове его слова в смс, чтобы хоть как-то приободриться.
— Как дела? — задаю самый идиотский вопрос, какой только можно.
— Все хорошо.
— Папа сказал мне, что ты остался свидетелем.
— Да.
Пауза. Он мучительно смотрит на меня, а я на него. То ли от жары, то ли от нашего не складывающегося разговора, мне становится дурно. К горлу подступает тошнота и там застревает. Я пытаюсь ее сглотнуть, но безуспешно. В итоге решаю игнорировать.
— Ты хоть собирался рассказать мне? — выдавливаю с укором.
Дима шумно вздыхает.
— Я хотел оградить тебя от всего этого. Моя жизнь далека от сказки, Соня.
Фыркаю и качаю головой.
— Мой папа судит твоего брата. То есть, ты вообще никогда не собирался мне об этом рассказывать?
Из меня сочится обида. Я чувствую себя обманутой и преданной. Хотя последнее, конечно, не так, но все же.
— А надо было?
— Вообще-то, да. Вообще-то, ты брат подсудимого, а я дочка судьи. Ты понимаешь, в каком положении сейчас находится мой папа? Да мне даже сидеть с тобой на одной лавочке в парке опасно! А я ходила с тобой по улицам, по ресторанам, по кинотеатрам… Мы могли бы встретить кого-то из папиных знакомых… Они бы узнали…
Я замолкаю, потому что начинаю испытывать резкую нехватку кислорода. Жадно хватаю ртом воздух. Ужасная изнуряющая жара забирает из меня последние силы.
— То есть, ты бы не стала со мной встречаться, если бы изначально обо всем знала?
— Я этого не говорила, — достаю из сумки бутылку воды и делаю несколько глотков. — Я не говорила, что не стала бы с тобой встречаться, но нам следовало делать это намного осторожнее.
— Да уж куда осторожнее? — хмыкает.
Дима правда не понимает или прикидывается? Мой папа может потерять работу из-за него! Из-за его беспечности! И хорошо, если просто потерять. А если против папы начнется служебное разбирательство? А если папе инкриминируют превышение должностных полномочий или еще что-нибудь в этом роде?