Новейшая оптография и призрак Ухокусай
Шрифт:
– Ладно, оставим бессмысленные споры. Я хотел поговорить о другом. Мне нужна твоя помощь.
Франтуан приподнялся, с веселым изумлением взирая на отца:
– Я не ослышался? Вам нужна помощь бесстыдника и бездарного тунеядца?
– Именно. Сразу скажу, дело деликатное и я не могу обратиться к кому попало. Помнится, ты как-то упомянул о своем знакомстве с неким молодым человеком отнюдь не последней в этом городе фамилии, который по каким-то причинам люто ненавидит оптографа Сударого?
– Да, есть такой. Незагрош Молчунов. Так вам, значит, он понадобился? Ну и ладно, а то я уж подумал, что конец
– Нет, сынок, про господина Молчунова я на всякий случай уточнил, привлекать ли его – сам решишь. Мне нужен именно ты…
Франтуан поднялся с кровати и остановил отца резким жестом:
– Позвольте, cher p`ere! Не понимаю я ваших расчетов. Не далее как неделю назад посреди гостиной кое-кто, ломая руки, с пафосом заверял, что «il a pas plus de fils» [4] , и талдычил «d'une vie v`ecue en vain» [5] . Не напомните ли, кто это был?
4
«у него нет больше сына» (фр.).
5
«о напрасно прожитой жизни» (фр.)
Де Косье помедлил с ответом.
– Какая, к черту, разница? – промолвил он наконец, и тщательно скрываемая, но все же заметная нервозность вдруг исчезла из его голоса. – Я пришел не к сыну, а к разумному, которого однажды, несмотря ни на что, спас от тюрьмы.
– Вот это я понимаю, – кивнул Франтуан. – Что ж, mon cher p`ere, кого надо убить?
Де Косье заставил себя улыбнуться.
День был хорошим, а настроение Сватова – нет.
Праздник – день основания города – удался на славу. Метеомаги обеспечили теплый солнечный день, на улицах поставлены были столы с угощениями и палатки, на площади – качели и балаганчики с иллюзиями. Музыка повсюду, песни, смех, и мелькают среди нарядных храповчан скоморошьи пестрые одежды, цыгане пляшут и с ними медведь в монисто. Катанья, городки, бой за снежную крепость… Честно сказать, все это Знаком Бывалович любил куда больше, чем балы и приемы, которыми тешило себя высшее общество Храпова.
Однако сегодня ничто было не в радость, и потому, посетив мероприятия, которых он по долгу службы избежать никак не мог, от остальных городничий отмахнулся и поехал в управу. По дороге приказал вознице завернуть в «проклятый» дом, намереваясь задать Свинтудоеву несколько вопросов, однако фантом, как видно, был не в духе и ни на какие призывы не откликнулся. Сватов оставил ему записку: так, мол, и так, надо кое-что уточнить, а ежели кое-кто еще раз посмеет игнорировать самого городничего, так сослать мерзавца в ближайший Дом-с-привидениями – дело недолгое.
Фантомы – они такие, с ними построже нужно…
Домовой тоже не откликнулся, но на него Знаком Бывалович сердиться не стал. Жаль ему было Лапотопа. Он уже предлагал бедолаге перебраться в казенное здание, но тот отказался: слишком дом свой любил.
Сидя в возке в распахнутой шубе, Сватов размышлял над возвращением Ухокусая. После визита Сударого он уже было составил запрос в полицейское управление Спросонска, но потом отложил его, рассудив, что ничего толкового ему не ответят. Два года назад полиция оказалась бессильна, бессилен оказался и господин Копеечкин. И ничего, по-видимому, не изменилось с тех пор. Раз уж спросончане сами никого не известили, значит, вообще не уверены, что к ним вернулся тот самый Ухокусай.
Наверное, только у господина оптографа и есть какой-то шанс разгадать тайну свинтудоевского демона.
«И вообще, не мое это дело», – раз двадцать на дню говорил себе Сватов, но мысли упрямо сворачивали на Ухокусая. Все казалось: вот еще чуть-чуть – и додумается скромный провинциальный городничий до чего-то самого важного, на зависть всем столичным звездам сыска…
Да, особенно неприятно было думать, что опять приедет Копеечкин, конечно, с кучей полномочий, а там уж как водится: «Все должно быть сделано, как я сказал», а зачем да почему и не спрашивай. Потому что он тут звезда сыска, а они все так, для количества…
«Завидую», – признавался самому себе в минуты просветления Знаком Бывалович. Да, он, честный служака, любимец города и, без прикрас, истый патриот малой родины, люто завидовал славе Пуляя Белосветовича, хотя и понимал умом, что тот конечно же действительно толковый сыщик и неплохой разумный, если и честолюбивый, то в меру. Понимал все это Сватов, но завидовать продолжал…
И потому немедленно испытал приступ раздражения, когда возок остановился возле управы и он увидел переминающегося у крыльца, точно ему могло быть холодно, знакомого фантома-связного.
Вместо вежливого приветствия тот встретил городничего укором:
– Что же вы, Знаком Бывалович, с собой амулет не взяли? Как-никак это канал экстренной связи. Я же без него телепортироваться к вам не могу, а у меня новости спешные…
– Вот бы здорово было, объявись вы при всем честном народе со своими спешными и наверняка сверхсекретными новостями! – проворчал Сватов в ответ, поднимаясь по ступенькам. – У нас тут, знаете ли, и своих забот хватает. Ну, какие новости-то?
– Теперь уже и смысла нет говорить, сами увидите-с.
– Это еще что значит? Ты у меня смотри! – прикрикнул на него Сватов. – Положено – передавай.
– Господин Копеечкин послали меня предупредить о скором визите.
«Началось!» – подумал Сватов.
– И когда же он прибудет?
– Уже прибыли-с.
Действительно, звезда сыска вместе с двумя помощниками дожидались в приемной, пролистывая пухлую кожаную папку. Поздоровавшись, Сватов пригласил всех в свой кабинет.
– Удивительно, как быстро до наших краев добрались, Пуляй Белосветович.
– Не так быстро, как следовало бы.
– Не угодно ли чаю с дороги?
– Не угодно. Хоть я и не смог прилететь тотчас же, ради этой поездки мне пришлось отложить важные встречи, так что давайте сразу приступим к делу. В первую очередь: вы уверены, что свинтудоевский «демон» вернулся?
– Нет, – ответил Сватов, чувствуя странное удовлетворение от того, как вытянулось лицо столичного гостя. – Я отправил сообщение в строгом соответствии с оставленными вами инструкциями – при первых же подозрениях. Но ни о какой уверенности речи идти не может. Извините, если мое послание ввело вас в заблуждение…