Новогодние неприятности, или Семья напрокат
Шрифт:
Близость ошеломляет. Рассыпается колючими искорками по коже. Пронизывает электричеством, как будто мы с Юлькой лучшие его проводники.
Каждое прикосновение воспринимается по новому — как будто раньше я не жил, не дышал, не любил. А сейчас освободился от невидимого груза, сбросил шоры с глаз и теперь топлю на максималках.
— Невероятная.
То ли говорю, то ли в мыслях транслирую. Не знаю. Реальность размазывается. Мы с Юлей несемся на космической скорости к пику и рассыпаемся там на атомы. Дрейфуем в невесомости, категорически
Кажется, не на ковре в затерянном среди снегов шале лежим — на покрывале из звезд.
Слова пропадают. Даже слоги — и те улетучиваются. Конечности опутывает сладкая истома. Веки тяжелеют и начинают слипаться.
По моему виску стекают бисеринки пота. Юлин лоб блестит от влаги. От нас мощной волной валит жар. И я готов бесконечно смотреть на ее припухлые губы, на маленькие ладони и на изящные ступни. И я бы остался на полу в гостиной до самого утра, если бы Алиса не спала в соседней комнате.
Так что приходится попрощаться с мечтой и встать. Ведет нехило. Штормит. Без усилий не получается поймать фокус и разобраться, что в груде вещей — что.
— Не мерзнешь? — отдышавшись, я помогаю Юле подняться и укутываю ее в свою рубашку, запахивая ткань на вздымающейся высокой груди. Получаю едва различимое «нет» и мажу большим пальцем по щеке, прежде, чем подхватить Сладкову на руки.
Вот такая утренняя понедельничная прода.
п.с. У меня только что стартовала история Никиты Лебедева и Киры. Жду вас всех и очень нуждаюсь в поддержке! (перейти можно по кнопочке новинка в аннотации)
— Нам надо расстаться.
— Я беременна.
Произносим одновременно. Только Лебедев вслух. А я мысленно.
— Кира, родная… дело не в тебе…
— А в ком?
Хрипло усмехаюсь и с силой сцепляю пальцы. Грудь заливает кислотой.
— В Даше. Она ждет от меня ребенка. Извини.
Семь лет назад я вычеркнула Лебедева из своей жизни. Семь лет назад я скрыла, что ношу под сердцем его сына.
А теперь он вернулся. Чтобы забрать свое…
Глава 23.3
Ощущаю себя юнцом. Желторотым пацаном, который дорвался до сладкого. Разбушевавшиеся инстинкты сворачивают грудину. А потребность прикасаться и вовсе доходит до абсолюта.
В спальню двигаюсь по внутреннему компасу. Каким-то чудом не задеваю предметы, попадающиеся на пути. То и дело таскаю ноздрями Юлькин запах и в сотый раз рассыпаюсь на атомы.
Опускаю Юлю на кровать бережно. Как будто она хрупкий сосуд, который с легкостью может сломаться от мимолетного дуновения ветра. Пережидаю долгих десять секунд, сбивая похоть, и устраиваюсь рядом.
Аромат кожи, перемешанный с потом и едва уловимыми нотками цитруса, снова рвет крышу. Пальцы сами впечатываются в округлое ладное бедро, нос приклеивается к впадинке на шее. Замираю.
Понимаю, что что-то нужно произнести. Заверить Сладкову, что все было по-настоящему и мои чувства давно вышли за рамки пиар-компании. Сказать, что она лучик света в темном царстве, богиня, бомба и что там еще говорят девчонкам в таких случаях.
Но слова застревают в горле и царапают нёбо. Ни единого звука не издаю. Только крепче притискиваю к себе Юльку и выдаю потускневшее.
— С Новым годом.
— Спокойной ночи, Демьян.
К счастью, Юля все понимает. Ну, или относится к той категории девушек, которые никогда не выносят мужчинам мозг. Она молчаливо кладет свою ладонь поверх моей ладони и терпеливо ждет, пока я укрою нас одеялом.
Ни требований не выставляет. Ни вопросами не засыпает. Только лишь жмется ближе, поглощая мое тепло, и дышит шумно и часто. У меня же от этой близости фейерверки рвутся перед глазами. Случается короткая остановка сердца. Системы снова коротит.
Засыпаю не сразу. Какое-то время вслушиваюсь в чужой постепенно успокаивающийся пульс и прикладываю усилия, чтобы не разбудить задремавшую Юльку.
Странно это все. И одновременно гармонично. Ее белокурая голова идеально умещается на изгибе моего локтя. Ступни примерзают к моей голени. И мы превращаемся в единый сообщающийся сосуд.
Не разделишь. Не разъединишь.
— Демьян… Вставать пора, да?
Завтрак, конечно же, пропускаем. Будильники нагло игнорим. Благо, Алиска спит беспробудным сном во второй спальне.
Небосвод освещает палящее солнце. Оно красит белоснежное покрывало за окном радужными искрами, ползет по шелковой простыне нашей кровати и замирает в паре сантиметров от наших носов.
Юля прячет лицо в подушку. Я жмурюсь. И категорически отказываюсь выпускать Сладкову из своих объятий.
— Спи. Первое января. Можно.
Роняю отрывисто. Голос скрипит, как несмазанная телега. В мозгу проносятся впаявшиеся в подкорку картинки, от которых мгновенно становится горячо. Кровь снова несется бурлящим потоком по венам. Ладонь непроизвольно скользит вверх — от Юлиного пупка и до впадинки между ключицами, и замирает.
Полы рубашки раскрылись. Ткань сбилась. Ничто не мешает наслаждаться бархатом чужой кожи, кроме совести. Хотя… она тоже молчит.
— Демьян…
Юля осекает меня робко и совсем неуверенно. Скорее шелестит, нежели требует. А потом вытягивается в напряженную струну, стоит моим рукам лишить ее ненужной рубашки, а губам прикоснуться к острой лопатке.
— Демьян…
Повторяет совсем уж глухо, но действий никаких не предпринимает. Напротив, распластывается по простыни и затихает, кусая тыльную сторону ладони.