Новогодний маджонг. Соединяя пары
Шрифт:
Прошло уже два дня, как Владимир Петрович решительно и уверенно забрал из Вишневки свою семью. Но стоило ему закрыть глаза, как снова и снова виделась одна и та же картина.
Кто-то из полицейских закричал, приказывая посторонним не мешать проведению операции.
– Сами вы посторонние, – хмыкнул Танеев и не сдвинулся с места. Молоканов и Дьяконов словно застыли рядом.
– Ладно, бог с вами, – ругнулся кто-то в бронежилете, пробегая мимо. И уже через несколько минут в распахнутую калитку Вова увидел, как из дома выходят Фроленко и Сандрозд с поднятыми руками.
–
«Должно быть, приданое Луизы Кимовны», – мысленно усмехнулся Владимир Петрович.
Затем со двора в наручниках выводили преступников. Вова вгляделся в одутловатые отечные лица людей, по вине которых его близкие несколько часов просидели взаперти.
И чуть не пропустил момент, когда Танеев ринулся к дому.
– Стой, куда? – рыкнул Петухов.– Митрич, еще нельзя!
– Учи ученого, – буркнул Риткин отец и опрометью кинулся к дому. Молоканов побежал следом, слыша, как сзади несется, чуть не наступая на пятки, Хоппер.
Вова вспомнил тот момент, когда распахнулась дверь в пультовую. Увидел Маргариту, бросившуюся ему на шею.
– Ритка! – он подхватил ее, прижал к себе, но, прежде чем зарыться лицом в волосы заметил, как Танеев крепкой рукой обнял Татьяну Алексеевну, а Хоппер упал на колени перед Надеждой.
– Нечего тут реветь в три ручья, – пробурчал Митрич, даже не подумав выпустить из своих объятий жену. Потом окинул взглядом диван, где на одной половине на подушках восседала Одинцова. А с другой – лежал Байк. Рядом с собакой сидел Санька и аккуратно водил ладошкой по мохнатой морде, перебирая в пальчиках черную шерсть. Байк почти незаметно дернул ногой. Танеев слишком хорошо знал свою собаку и сразу понял, что пес пришел в себя, хоть глаза до сих пор оставались закрытыми.
– Байк, – чуть слышно позвал Митрич. Пес тут же открыл одно веко и посмотрел на хозяина. Санька весело загукал и постучал ладошкой по собачьей морде.
– Молодец, Санька! – радостно заявил Танеев. – И вы, куры, тоже ничего.
Все дружно расхохотались.
Но через час-другой, просматривая записи с десятка видеокамер, Молоканову захотелось выть. Он с нескольких ракурсов видел, как его теща бьет сковородкой наотмашь здорового Валеру Сандрозда, заметил, как к тому на помощь спешит Фроленко. И словно замер на месте, когда распахнулась дверь пультовой, и в проеме показалась Маргарита. Вова мог дать голову на отсечение, что заметил, как его любимая сделала сначала маленький шажок назад. То ли специально, то ли инстинктивно. А затем резкий выпад руки и рывок на себя. Все. Дверь захлопнулась. И как дальше ни ярились враги, но Владимир Петрович точно знал, что его близкие люди чудом избежали большой беды. Рядом в кресле Танеев схватился за сердце.
– Лихие бабы! – криво усмехнулся он, внутренне гордясь женой и дочерью. – Нюша этих чертей точно бы сковородкой забила! И Ритка – умница, успела мать в пультовую затащить и все двери закрыть. Моя дочь!
– Повезло им, Митрич, – крякнул Михаил. – Очень повезло. Эти твари ни перед чем бы ни остановились.
– Бог отвел! – подытожил Танеев. – Давайте
Посреди застолья пришел Лутонин, и его на радостях тоже усадили за стол. Но прежде чем сесть, он перецеловал всех женщин в доме, не обойдя даже Надежду, чем заслужил мрачные взгляды остальных мужчин.
– Я даже лист Бонапарта принес, думал отдать. Черт с ним, с блестяшкой, – искренне заверил он окружающих после третьей стопки. – Пусть бы лучше пропал, чем кто-то из вас пострадал. Рита, Таня! Я виноват перед вами, сам понимаю. Я свою вину искуплю!
– Леша, да ты о чем? – тут же запричитала Татьяна Алексеевна. Но в разговор влез Митрич.
– Кровью, кровью искупишь, Лешка! – громко заявил он.
– Да ну тебя! – огрызнулся Лутонин. – И так мне нос разбил! А мне завтра в Копенгаген на переговоры лететь.
– Копенг-х-гаген! – передразнил Танеев. – Подумаешь! Ну и не лети. Перенеси свои переговоры. Пусть лично их королева тебя о встрече попросит!
– Наверное, придется переносить, – пробурчал, соглашаясь, Лутонин. – Как я с таким носом поеду?
– Пластику сделай, – хмыкнул Митрич. – Или скажи, что ты медведя с поводка упустил, и старейшина рода тебе наподдал.
– Какой старейшина? Кого ударил? – снова всполошилась Татьяна Алексеевна.– Леша? Саша? – Она с тревогой глянула на мужа и кузена.
– Все хорошо, Таня! – в одночасье заверили Танеев и Лутонин.
Молоканов наблюдал, как подвыпивший тесть на глазах превращается в озорного мальчишку.
– Вовчик, твоя помощь нужна! Сейчас крепления в стену вкрутим. Хочу сковородку в зале повесить. Она сегодня многим жизнь спасла.
Хоппер быстро поднялся из-за стола.
– Мы домой. Надюшке вредны громкие звуки.
Он вопросительно посмотрел на жену, и она чуть заметно кивнула. Михаил кинулся в коридор и вернулся оттуда с пуховиком и сапогами. Принялся одевать Надежду, а потом подхватил на руки.
– Это у вас игры такие? – фыркнул Лутонин.
– У Нади сотрясение мозга, – тут же вставила Татьяна Алексеевна. – Ей ходить пока врачи не разрешают.
Лутонин серьезно воззрился на Одинцову, потом перевел взгляд на Дьяконова.
– Это последствия взрыва у соседей? – поинтересовался свирепо.
Надежда нехотя кивнула.
– Ну да, – пробурчал Хоппер. – Оттуда бревно прямо в затылок прилетело.
– Врачи что говорят? – резко осведомился Лутонин.
– Сотрясение мозга, необходим покой, – хмыкнула Надежда. – Гематомы нет. В районной больнице врач сказал…
– В районной?! – возмутился Лутонин. – А в город чего не поехали? Томографию лучше в Центре здоровья сделать.
– Так закрыто все! – отрезал Дьяконов. – После праздников, если лучше не станет…
– А мне почему не позвонили? – продолжал кипятиться Лутонин. – Надя, я чужим людям в беде помогаю. А тут свои… Значит, так, – сам себя оборвал он. – Я свяжусь с главным врачом, договорюсь, и сразу поедете на обследование. Возражения не принимаются!
– Хорошо, – сразу встрял Хоппер, словно не заметив попытку жены возразить. – Мы согласны, только за все заплатим сами. А вы лучше больным детям помогите.