Новогодний роман
Шрифт:
– Не бросится. Я предусмотрел такое развитие событий и отобрал у него уверенность - отдвинув полу шубы, Антон показал Запеканкину черную головку монтировки похожую на змеиную головку. В подтверждение слов Фиалки машина завелась и сердито заурчала. Они наблюдали как машина уносила своего разъяренного хозяина, исчезая в городских хитросплетениях.
– Уверенность - совсем нелишняя вещь в наше время, Петр - изрек Фиалка, поигрывая монтировкой. Он широко размахнулся . Пролетев по изогнутой параболе монтировка вонзилась в один из сугробов, что росли в палисаднике у дома Фиалки. Покончив с кодовым замком, Фиалка отворил железную дверь и впустил Запеканкина в парадное. Они прошли мимо прожорливых почтовых ящиков, их открытые щели напоминали рты вечно голодных птенцов и начали подниматься по лестнице. Антон Фиалка презирал лифты.
–
Врожденная толика хрипотцы ничуть не уродовала низкий с удачно поставленным тембром голос Фиалки. Напротив она придавала ему неповторимый шарм и обаяние. Запеканкин не всегда вполне отдавал себе отчет в том, что говорил Фиалка. Немудрено было запутаться в дебрях фраз, терминов, аллегорий и метафор, куда не задумываясь бросал Антон Петра. Но слушал Фиалку Запенканкин всегда с удовольствием. Если Антон своими речами упивался, то Запеканкин, что называется, пил их мелкими обжигающими глотками, как круто заваренный с ноздреватой пенкой кофе, ощущая вкус, но не понимая способа приготовления.
– После довольно продолжительной разлуки мы видимся с тобой не более трех четвертей часа, а я успел преподать тебе два урока, два наблюдения, две ситуации обхождения с таким гибким и ускользающим из рук ваятеля материалом как человек. Поверь Запеканкин, было бы грустно считать, что ты, я, остальные - система, расчерченная таблица, где все давно известно и понятно. Наши деяния и наши чувства рациональны и запрограммированы. Гнев, милосердие, справедливость гордыня и чревоугодие - объясняются как химические реакции. Алкалоиды, вступают в реакцию с не алкалоидами, женятся, живут и расходятся. И эти песчинки, эта плесень, видимая только под микроскопом, имеет надо мной власть. Надо мной. Мне грустно это осознавать, Петр. Пусть это и правда. Но я не хочу такой правды. Удивительно.
– брезгливо фыркнул Антон будто угостившись какой-то неприятной гадостью. Тысяча лет цивилизации и к какому мы пришли выводу. Все зависит от микроба. Бр-р. Противно слышать. Петр. Пойми и поверь, жестоко не хочу я быть вскипятившейся кастрюлей с серой накипью страстей. Мы рождены, мне кажется, для большего. Потому и в общении я полагаюсь не на так называемые примеры и выписки из ученых талмудов. Мое оружие - это природное, доставшееся от предков чутье. Я не упертый догматик и не схоластик. Я - эмпирик. Поскальзываясь на банановой кожуре эксперимента, я смело иду вперед, торя свой путь. Здесь я остановлюсь и обращусь к антропологии, чтобы разъяснить мою позицию более подробно. Ты позволишь мне Петр?
– Да-да Антоша - Запеканкин очнулся от нирванического состояния полнейшей прострации, в которое он погружался всякий раз как Антон начинал разглагольствовать. Они поднялись на шестой этаж и стояли перед незакрытым переполненным мусоропроводом. Фиалка не обращал внимания на мерзкий запах. Где-то далеко, в другом измерении, гудел лифт и пищали от натуги его провода. Из квартир доносились голоса и музыка. Накладываясь друг на друга они создавали ощущение другого еще более мерзкого запаха. Это невозможно было объяснить, но Запеканкин чувствовал именно так. У него начала кружиться голова.
– Я польщен -сказал Антон и они двинулись дальше. Запеканкин облегченно вздохнул.
– Итак, мы живем в интереснейшую эпоху Петр. В эпоху, когда в идеально совершенную и идеальную, казалось бы навеки законченную цепочку, созданную титаническими усилиями Спенсера и Дарвина. В цепь человеческого роста, а это единственная научная схема, таблица, цепочка, которую я признаю, настойчиво вторгается новое звено. Его еще никто не видит, никто не бьет тревогу, но оно рядом, оно практически здесь. Да. Да. На смену морально и физически устаревшему хомо сапиенсу грядет новый зверь. Хомо макина. Что такое робот, Петр -внезапно спросил Фиалка.
– Ну-у - протянул Запеканкин - Железяка.
Отчасти согласен. Чапек, чешский писатель, впервые введший это понятие, думал так же. Но давай разберемся. Возьмем так сказать продольно, а не поперек. В сути своей робот машина, созданная для исполнения ряда функций. Робот-домохозяйка. Робот-космонавт и политик. Единственное чего у них нет - это возможность изменить свою судьбу. Во всех фантастических произведениях роботы бунтуют, набравшись человечности и стремятся как одержимые повесить на себя тяжкое ярмо свободы выбора. Значит, заканчиваю я робот - это не железная рука как ты возможно думаешь. Робот - это железные мозги. Что же происходит сейчас. Достаточно пристально взглянуть. Происходит непоправимое превращение человека в робота. Наши мозги вместе с понижением процентов по потребительским кредитам получают все больше железа. Мы лишаемся выбора Петр. Мы выбираем только то, что предлагают , но мы не знаем, кто формирует предложение, а значит наше мироощущение, Петр.
Вот тебе еще цепь. Семья-школа-армия-вуз-семья-работа-смерть. Прямая, до кислоты дорога. Можно оригинальничать в смене отправных точек: смерть-армия школа семья или школа вуз армия смерть работа. Можно перемещать их до бесконечности, но это не изменит сути. Дорога выбранная нами прямая. На зигзаг осмеливаются лишь единицы. Мы поем осанну техническому прогрессу. Мы считаем, что облегчили себе жизнь, но усложняем ее нашим потомкам. Им придется бунтовать, чтобы снова стать людьми. В этом вижу прогресс, в отрицании смертельной традиции. А роботехника после этого тупиковый процесс. Но верю. Верю - внезапно загрохотал Антон - Горит еще Прометеев огонь. Пламя его не погасло.
– бросал с вызовом Антон, обращаясь к закрытым квартирам, к электрощитку и Запеканкину.
– Наша задача, mon frХre отыскать его. Освободить инстинкты и дать им гореть так как они того пожелают. Затухнуть или разгореться синим пламенем. Теперь - продолжил Антон, когда немного отдышался - вернемся к тому, с чего начали. Где мои ключи? Вот. Открой, пожалуйста, Петр.
– он протянул Запеканкину ключи - И передай мне кейс. Благодарю. Я взял двух людей: разных по возрасту, положению и достатку. Поставил в равные условия. Первое: баулы и синий мундир. Приснопамятные баулы. Это мое поражение. Признаю. Разбит в пух и прах. Но это и моя победа - воскликнул Фиалка. Вера моя напиталась и приобрела большую силу. Я все отвлекаюсь. Ты прости. Ты сожалеешь о баулах, а я горжусь синим мундиром. Как крушил я его, как травил. Что таксист. Так жалкий мазок ремесленника. А мундир? О, это скала. Мы провели с ним три часа. Три часа терзал я его. " Ваш билет. Нет у меня билета. Штраф пожалуйста. Пожалуйста. В валюте не принимаем. Сходите. Не сойду. Не трогайте меня я вас укушу" - Фиалка рассмеялся, вспоминая происшедшее.
– А ты говоришь баулы. Тапочки возьми...Как обычно на прежнем месте. Какой же ты бестолковый. Шубу мою повесь. Тра-та-та. Вот мы и дома. Запеканкин переобувался, а Фиалка уже кричал из ванной, заглушая шум воды.- У него, наверное, жена на группе, сын оболтус и дочь проститутка, а как крепок. Как крепок.- восторгался Фиалка. Он появился из ванной с полосатым махровым полотенцем. Вытирая шею, лицо и волосы Фиалка продолжал говорить.
– "Ваши вещи" Сталь, скала, булат. Больше скажу Петр. Когда я вижу таких людей, мне хочется жить. Понимаешь. Очень хочется. Второе. Таксист. Это дело чести Петр. Уж очень он самоварен. Сам себя в столпы общества записал. Затих в своей железобетонной программе. Внуки и монтировка. Пришлось подкинуть в топку дровишек да изрядно пошуровать кочергой, чтобы наш огонь разгорелся. Но ведь разгорелся. Петр. Сколько раз говорить. Не бросай свой плащ на пол. Есть вешалка. Не бойся, вешай рядом с моей аристократкой. Ничего с ней не станется, если повисит с твоим разбойником. Тем более что мезальянсы стоит приветствовать. Они так горячат кровь, а Петр?
– Наверное, Антоша.
Запеканкин стоял посреди прихожей, не зная ,что делать дальше. Фиалка не пригласил его пройти
, а сам он не осмеливался сделать это и теребил взлохмаченные концы своего радугового шарфа. В квартире было жарко, и Запеканкин покрылся тонкой противной пленочкой пота. Ему ужасно хотелось почесаться, но он не знал ,как на это отреагирует Антон.
– Ты еще здесь?
– спросил Антон. Он разбирался с хитрым замочком на кейсе - Дуй в маразум. Засыпай пельмешки. Сегодня будем веселиться.