Новогодний роман
Шрифт:
– Самый лучший. Похоронный.
Похоронный самогон отправился в грелку. Кроме этого в ААА-Ре находился многослойный коктейль без палочки и лимона от мамы Шарло, достаточно хмельного вина, шампанского, полбутылочки можейковской акриловой бырлятинки от Бом-би-бо и бурлящее красочное Юпи с живописными видами на Джони Уокер от Егора Махоркина. Как бы холодно не было Сергуне, пить такой раствор она отказалась.
– Спасибо, Петя. Я уже согрелась.
– Сергуня?
– Да, Петя.
– Сегодня Новый Год. Вы знаете.
– сообщил Запеканкин невиданную весть.
– Вот.
На раскрытой рукавичке Запеканкина Сергуня увидела коричневую коробочку.
– Что это, Петя?
– Это вам.
Расстеряха
– Какое оно красивое Петя.
– рассматривала колечко Сергуня.
– Оденьте его, пожалуйста.
Сергуня стянула перчатку. Колечко пришлось ей впору. Что и говорить, оно было создано для нее. Элегантное, как будто прямиком из "Касабланки" Джона Кертиса, скромное, как обаяние довоенной польской паненки, вертящей парный фокстрот на краю пропасти и прекрасное, как настоящая верная любовь. Кольцо Янки. Кольцо, созданное Гасаном Гасановичем. Или самим Прусом?...
– Ой.
– вспомнила Сергуня.
– Петя, а у меня нет для вас подарка. Я забыла, глупая.
– Не надо.
– отмахнулся Петр.
– Вы мне уже сделали подарок.
– Какой же?
– удивилась Сергуня.
Запеканкин отвернулся и пробормотал что-то в кудлатую бороду. Сергуня сумела расслышать. Он сказал.
– Это вы...
В этом месте, полагалась бы, расцветить скромную вязь повествования многозалповым красочным салютом. Достойное окончание для этой прозаической фантазии. "Они сидели тесно прижавшись друг к другу, яркие и крупноплановые своей любовью, а за ними по нищему и блеклому экрану бегало обезумевшее от страха стадо разноцветных тараканов, застигнутых на месте преступления в черной хозяйской кухне. Шаги приближаются. Секунда и хозяйская рука найдет выключатель. Следующая. Брызжет свет, и тараканы взрываются. Горячие уголья, все что от них осталось, согласованно разносит в разные стороны: звездочками и тому подобными тюльпанчиками. Действо было затеяно, чтобы в лишний раз оттенить симпатичных автору героев, и в который раз на примере разномастных "избяных зверей", убедить читателя в торжестве справедливости. Этого не будет. Вернее будет, но несколько иначе. Сцена с салютом планировалась изначально. Раскроемся больше. Она была написана. Чрез небывалое напряжение всех умственных сил, между прочим. Оставалось поместить ее в нужное место, чтобы вышла приличная и содержательная финита. Но вмешалась злая, не подвластная писательскому воображению, воля. Жизнь вторглась. Как удалось установить позднее, некто Некто - заведующий департаментом салютаций и окончательного кадастра израсходовал вверенные ему фонды нецелевым способом, и вместо тополиных пиротехнических зарядов, покрывавших город догорающим праздничным пухом в прежние годы, накупил на ломаный грошик китайской чепуховины. По бумагам все вывел верно, фонды положил себе в карман, а фейерверка город так и не увидел. Как и Сергуня с Запекакнкиным... Тревожно как, братцы... Во рту горечь свинцовая и под ложечкой засосало. Видно, совсем мир развинтился, если коррупция в сказку пробралась, помешала ее логическому овершию. Ну да, не привыкать. Будем как все вывертываться... Барашка в бумажке предлагать. Авось сойдет.
– Однако, бинго!
– хлопнул в ладоши донельзя довольный Антон Фиалка. Он наблюдал за Сергуней и Запеканкиным через окно избушки Петра. Фиалка подошел к незатейливому, но добротно сервированному столу. Выпил быстро, по-доброму, на одном дыхании без допсредств.
– Классика... Как думаешь, Черчи?
Черчи положил свою усатую жирную мордочку на сложенные лапы и демонстративно заснул в своем аквариуме. Он не любил этого суетного человека, но тот нравился Петру. Черчи приходилось с этим мириться. Меж тем Фиалка не унимался. Он легко постучал по аквариумному стеклу:
– Эй, мизантроп. Черчи, будь милосерден. Не прошу многого, о насущном молю. Загнусь без аудитории...
Черчи глаза не открывал. Антон покачал аквариум. Постукиваясь о стенки, Черчи не сдавался. Он героически спал. Антон сдался, он вернул аквариум на место.
– Ты сам не понимаешь, чего лишился, купированные твои мозги! Молить потом будешь, не приму... Я с граммофоном побеседую, тебе же игнор во веки вечные.
Антон подхватил со стола все, что требуется, и переместился к массивной, как шкаф, ламповой радиоле "Гайдна". Антон установил красный флажок на магнитной равнине между Харьковым и Берлином. Радиола загудела разбуженным ульем, иногда потрескивая сухими разрядами, то ли соглашаясь, то ли противясь. Заговорил Антон после того как чокнулся с радиолой, выплескивая содержимое своего стакана.
– Для начала, родная. Давай... С новым Годом тебя... и так далее, если регламент позволит... Давай почеломкаемся, что ли?
Черчи удивленно приоткрыл один глаз. Нет, все верно. Антон Фиалка целовался с радиолой.
– Собственно, сказать имею... и это главное. Я доволен. Не знаю, что их ждет впереди. Каково им будет идти в обратную сторону таким...таким... ну, ты в курсе.. Не ворчи, старуха. Переключу сейчас, будешь с чужих голосов петь. Цени, что дадено, трещалка.
Антон постучал по мутноватой, как из речного льда, крышке.
– Понимаешь меня...
Антон переусердствовал, и радиола замолчала. Антон поковырял штемпселем розетку в краске и на плетеной мышиной косичке. "Гайдна" загудела и затрескала.
– Хорошо.
– одобрительно сказал Антон.
– Не могу, понимаешь, когда ответа нет. Костенею бесповоротно.
– Поэтому я здесь.- услышал Фиалка простуженный и хриплый голос. Нимало не удивившись и не оборачиваясь Фиалка заметил:
– Я всегда это знал. С такими мошенническими глазами как у тебя Черчи нельзя молчать. Однако, смотреть я на тебя не буду. Голос в собственной башке - это еще куда ни шло. Как минимум пофигительные порошки вместо ужина, как максимум - вознесение при или после жизни да свечки за 10 копеек в сердцах и вокруг твоей траурной фотографии. Вот и все, но говорящий кот это тебе не какое-то отклонение, это, мил дружок, ни больше не меньше, мина с зажженным фитилем под мирозданием. Так что и пытаться не буду.
– И все же я попросил бы тебя помочь мне - продолжил голос.
– Чем же я могу тебе помочь?
– спросил Антон с язвительной усмешкой.
– Убеди меня в том, что я существую.
– Забавный ты, Фрик, Черчи.
– с этими словами Антон оставил в покое радиолу и обернулся. Нервно вздрагивая, Черчи спал в своем аквариуме, а у теплой печки в неизвестно откуда взявшемся гамаке лежал неопрятный босой человек с большими и влажными глазами. Опережая вопрос Антона, он сказал:
– Прости, я ленивей любого справочного бюро, но ты так долго звал меня, что я не мог не прийти... У тебя спички есть?
Антон молча поднялся, протянул зажигалку и снова сел, не сводя глаз, со странного гостя. Человек вытащил из нагрудного кармана грязной фланелевой рубашки мятую пачку Парламента, долго копался, пока не остановил свой выбор на прилично длинном окурке. Закурил, блаженно выпуская клубы несвежего прогорклого дыма.
– Спрашивай. Ты что-то хотел спросить у меня.
– Почему ты такой?
– невольно вырвалось у Антона.
– То есть я хотел сказать.
– Антон волновался так, словно, всю жизнь до этого момента он был Запеканкиным.