Новости конца света

Ростова Ирина

— Вот так и будем жить, — заключил Илья. — Плохо, но недолго.

— Простите, — внезапно обратился к нему кто-то с на редкость культурным голосом. — Это Вы будете Конь-Бел?

Илья судорожно обернулся, в одну сторону, в другую, но говорящего не обнаружил. Тот, тем временем, вежливо откашлялся.

— Ниже. Ниже, — деликатно направил голос свои поиски. Илья опустил, наконец, глаза на землю и удивленно встретился взглядом … с самой обыкновенной серой с цветными подпалинами кошкой. Самая обычная гладкошерстная Мурка или Маська, каких если не сотни, то десятки в каждом населенном пункте.

— Простите, — чувствуя себя полнейшим дебилом, сказал Илья. — Это вы мне?

— Любезнейший, — ответила ему пушистая мадам с оттенком апломба, раздраженно

помахивая коротким хвостом. — Вы тут наблюдаете других разумных существ?

— Разумность — понятие относительное, — немного нервно ответил Илья и глупо хихикнул. — И возможно, ко мне не относящееся.

Кошка фыркнула, как это умеют делать одни лишь кошки, и сказала:

— Вас поджидает ваш коллега, — сказала она. — Извольте проследовать за мной.

— Где поджидает? В зале поджидания? — уточнил Илья, продолжая нервно похихикивать.

— Какая глупость, — не выдержала кошка, неодобрительно глядя на него. — Феерическая! Я видела его на самой маленькой поляне, которая с крошкой-дубом. Это не какой-то там зал поджидания.

— Молчу, — пообещал Илья. — До самой маленькой поляны обязуюсь молчать, только, мадам кошка, скажите мне, какой конкретно коллега меня ждет?

— Конь-Черен, — ответила кошка, поворачиваясь на одном месте так, что в один момент на месте двухцветного носа оказался трехцветный хвост с белым кончиком, укоризенно покачиващийся. — Не стойте столбом!

Илья спохватился, зашагал за ней. Наученный опытом общения с хвостатой братией, он даже по сторонам не смотрел, только под ноги: его собственный кот очень уважал процесс неравномерного хождения, когда идешь, идешь перед человеком, а потом резко ап! — и встаешь намертво. К числу результатов таких экзерсисов обычно относились извинения человека перед превосходящим пушистым разумом. Но вообще-то ситуация была на редкость сюрреалистичной. Пусть Илья верил в сугубую разумность котиков и кошечек и кота своего научил невразумительно выговаривать “ням-ням” при выпрашивании вкусняшек, но в самом деле говорящая кошка относилась к категории температурного бреда. Возможно, ему стоило поблагодарить небеса, что хвостатая мадам хотя бы не была наряжена в плащ и сапоги, и не ходила на задних лапах, тыкая в людей маленький острой шпагой.

— Мадам кошка, — позвал Илья по прошествии нескольких задумчивых минут. Та полуобернула к нему голову и, кажется, вопросительно приподняла бровь. — Как вас хоть зовут?

— Кошка, которая просыпала корицу, — сообщила она, явно теряя интерес к своему подопечному. — Мы почти пришли.

— Да? — уточнил Илья и осекся, потому что между деревьев мелькнула прогалина, и кто-то, идущий по ней навстречу им. И этот кто-то выглядел как порождение компьютерной игры и больного воображения геймдева, а вовсе не как нормальный Пони.

***

Что-то нехорошее в мире происходило. Мир страдал, мир волновался, и мы все, конечно, слышали, как он жалуется, недовольный, даже испуганный. Этот, которому снились ужасные и разрушительные сны, продолжал спать, и его грезы тревожили и Реальность, и Пограничье, и даже Сонный мир. Те из нас, кто спускался ниже, говорили, что чем дальше, тем больше тревога. Впрочем, с этих сорвиголов сталось бы преувеличивать просто для того, чтобы привесить себе подвигов. Будучи котом и, следовательно, плутом, другим котам, и, следовательно, плутам я не доверяю ни грош. Если дело не касается, конечно, знатной битвы. Именно в сражении ошибиться трудно: кот кота не подведет, не бросит и сторону не сменит. А вот в остальном можно, пожалуй, довериться только Двекошке, и то не всегда, и, конечно же, Кошке, нежной, как Сливки. Но вот только ей до всех этих разборок как-то недосуг. Я попытался было ей рассказать о том, что происходит, но она лишь зевнула своей безупречной пастью с острыми, как иглы зубами, и сказала:

— Не переживай, кот Рвот. Все образуется.

И вот и все. Мудрость ее была непоколебима.

А вот я места себе не находил, и редкую ночь спокойно спал в своей постели, и ни одного дня не мог мирно отдохнуть в тиши нашего всегда мирного в дневное время дома.

Именно поэтому ни одно событие не могло застать меня врасплох. Я как раз закончил расправу над очередным выводком каких-то мелких, неубедительных мефоз, когда все мое кошачество, все внутреннее ощущение приключения натянуло, как струну, и она зазвенела, перебивая все звуки реального мира: “Вставай, враги, беги, враги! Вставай, лети, беги, враги!”

Я так и подпрыгнул! Выпуская из когтей слабо трепыхающуюся мефозу, потому что она мешала галопировать, вторую изо рта я так и не выпустил, и так, зажевывая, и побежал спасать мир, сквозь слои серого тумана проваливаясь ниже и ниже по серпантину осколков порушенной реальности, ориентируясь на продолжающий звучать внутренний зов.

Я перескочил с одного клочка реальности на другой и влетел куда-то в Пограничье, и в первые мгновения даже понять не мог, что тут вообще происходит, и кто вообще звал. Мимо с мявом пронесся какой-то кот, и я побежал следом, справедливо полагая, что тот, видимо, в курсе. К счастью, мой невольный попутчик в самом деле бежал в правильном направлении, и даже на правильного, на мой взгляд, участника драки набросился.

Нет, не поймите неправильно, все бесхвостные для меня примерно одинаковы. Что у них можно запомнить? У всех два глаза, один нос, один рот, и все примерно на одинаковых местах, поэтому различить их, кроме своего собственного, не так-то просто. И двое человекообразных, решивших подраться, для меня были примерно идентичны, только разных пород. Но я совершенно точно знал, что один из них нас, котов, звал, а второй нет, следовательно, и целью был он. Я отважно вступил в бой, но в последний момент, уже вися когтями на плече общего врага, внезапно обнаружил в зубах забытую мефозу. И плюнуть было жалко, заточпут, сожрут, присвоят победу, и не плюнуть — как-то глупо. Пока я обдумывал свою дилемму, враг встряхнулся, скидывая нас всех, разметав вокруг, и я, обидевшись, поудобнее перехватил зубами свою добычу и снова ринулся в атаку, как и, судя по всему, все остальные мои коллеги и сородичи, тоже расстроенные таким неуважительным отношением. Ведь каждый дурак знает: если на тебе лежит (или висит) кот, прогонять его никак нельзя, это святотатство. А за святотатством следует неизбежная кара, и именно это мы и постарались организовать, снова и снова набрасываясь на врага. О, он был силен. И ловок. И сил у него было предостаточно, но нас было много, да и тот, который нас звал, не зевал, продолжая атаковать, поэтому наш враг, кажется, просто устал. Поняв, что не удается расправиться с нами всеми быстро и эффективно, он, так и не открываясь полностью для нападения, легко соскользнул ниже, в Сонный мир или еще глубже, и я мудро решил не следовать за ним: в конце-концов, мало ли у него там подмога и расстановка сил будет не в мою пользу? Вместо этого я сел, где стоял, выплюнул окончательно придушенную мефозу и начал ею закусывать, более не обращая внимания на окружающее безобразие. Хотя немного, конечно, было интересно, что за тип нас позвал. И что за тип от нас сбежал. Но недостаточно интересно, чтобы бросить на произвол судьбы ценную добычу.

Я уже догрызал последние полуэферемные области мефозы, отфыркивая во все стороны разлетающиеся мелкой сыпучей золой перья, когда рядом со мной на землю капнула огромная капля кетчупа. Я достаточно посмотрел на нее, изучая, потом поднял голову, встречаясь глазами с довольно-таки грустным бесхвостным огромных размеров. Бесхвостный жевал бутерброд из пяти сосисок и двух кусков хлеба, и именно оттуда кетчуп и капнул.

Я сделал укоризненную морду.

— Извини, — покаялся бесхвостный, который, как оказалось, был не настолько туп, чтобы не понять меня с первого раза. — Но капнуло же мимо, не на тебя. А так, да, виноват. Не могу остановиться жрать. Да и вообще что-то себя запустил, и никак не заставлю себя спортом заняться, только и хожу, что на других смотреть, — он печально впился в свой огромный бутерброд, знатно от него откусывая, и начал жевать так, что аж за ушами трещало.