Новые арабские ночи
Шрифт:
— Цель у меня, сэр, — отвечал с новым поклоном молодой человек, — просто посмеяться.
— Посмеяться? — переспросил Флоризель. — Над кем же или над чем?
— Я сюда пришел не для того, чтобы излагать свою философию, — отвечал молодой человек, — а чтоб раздать желающим эти пирожки с кремом. Скажу только, что я и самого себя охотно подвергаю при этом риску попасть в смешное положение. Надеюсь, что это вполне вас удовлетворит. Если же нет, то мне останется только съесть двадцать восьмой пирожок, хотя мне это уже и надоело, признаться сказать.
— Мне вас жаль, — сказал принц, — и я охотно избавлю вас от такой необходимости, но только с одним условием. Если я и мой друг съедим у вас по пирожку, а к этому у нас нет, в сущности, ни малейшей склонности ни у того ни у другого, то вы
Молодой человек как будто задумался.
— У меня еще несколько дюжин пирожного на руках, — сказал он, — и мне предстоит обойти много ресторанов, прежде чем я окончу свою задачу. На это потребуется время. Если вы очень проголодались…
Принц перебил его вежливым жестом.
— Мой друг и я — мы пойдем с вами оба, — сказал он, — потому что нас чрезвычайно заинтересовал ваш оригинальный способ проводить вечера. А теперь, когда условия мира выработаны, позвольте мне подписать договор за обоих.
С этими словами принц съел один пирожок с необыкновенно грациозной любезностью.
— Замечательно вкусно, — сказал он.
— Вижу, что вы знаток, — отвечал молодой человек.
Полковник Джеральдин также съел одно пирожное.
После того как угощение было предложено всем остальным посетителям, причем одни отказывались, другие принимали, молодой человек с кремовыми пирожками отправился в другой такой же ресторан. Оба комиссионера, по-видимому, совершенно освоившиеся со своей глупой ролью, вышли вслед за ним. Принц и полковник составили арьергард и пошли под руку, улыбаясь друг другу. В таком порядке компания обошла еще два трактира, в которых повторилась только что описанная сцена: одни отказывались, другие принимали неожиданное угощение, а молодой человек всякий раз съедал сам отвергнутый пирожок.
После выхода из третьего трактира молодой человек пересчитал свой наличный запас. На одном блюде оставалось шесть пирожков, на другом три, итого девять.
— Джентльмены, — сказал он, обращаясь к своим двум новым путникам, — мне очень не хочется задерживать ваш ужин. Я положительно уверен, что вы проголодались. Мне почему-то кажется, что вы имеете право на мое особенное уважение. Сегодня для меня великий день: сегодня я заканчиваю свою глупую карьеру нарочито глупейшим образом. В этот день я желаю быть приятным для всякого, кто оказал мне хоть малейшее доброжелательство. Джентльмены, вам больше не придется ждать. Хоть я и расстроил свое здоровье предшествующими излишествами, я все-таки, рискуя жизнью, немедленно ликвидирую связывающее нас условие.
С этими словами он принялся пихать себе в рот и есть один за другим оставшиеся пирожки. Потом он обернулся к комиссионерам и дал им каждому по два соверена.
— Вот вам за ваше изумительное терпение, — сказал он и отпустил их с поклоном.
Несколько секунд он глядел на свой кошелек, из которого только что выдал деньги своим ассистентам, потом рассмеялся и бросил его на самую середину улицы.
— Ну-с, джентльмены, я готов, — сказал он.
Компания зашла в небольшой французский ресторанчик в Сото, который пользовался одно время громкой, но совсем незаслуженной славой и вскоре был совсем забыт, и заняла отдельный кабинет во втором этаже. Там трем собеседникам подан был изящный ужин, который они облили тремя или четырьмя бутылками шампанского, беседуя о разных посторонних вещах. Молодой человек был весел и разговорчив, но смеялся чересчур громко для человека из хорошего общества. Его руки сильно дрожали, а в голосе слышались порою какие-то неестественные ноты, с которыми он, видимо, не мог справиться. Убрали десерт. Все трое закурили сигары. Принц обратился к молодому человеку и сказал:
— Я уверен, что вы простите мне мое любопытство. То, что я от вас видел, мне очень понравилось, но и очень смутило меня. Хоть это и будет с моей стороны нескромностью, но я все-таки скажу, что мой друг и я — такие люди, которым вполне можно доверить тайну. У нас у самих имеется много такого, о чем мы не хотели бы, чтобы знали другие. Посторонние уши от нас лишнего не услышат. Если, как я предполагаю, вы наделали каких-нибудь глупостей, то вам с нами нечего стесняться: больше нас двоих, кажется,
— Вы мне очень нравитесь, мистер Годол, — отвечал молодой человек. — Вы внушаете мне невольное доверие. Против вашего друга майора я тоже ничего не имею. Мне он кажется знатным лицом, только переодетым. Во всяком случае, я уверен, что он не солдат.
Полковник улыбнулся на этот комплимент своему искусству переодеваться, а молодой человек продолжал с воодушевлением:
— Именно поэтому мне бы и не следовало рассказывать вам свою историю. Но, быть может, именно эта самая причина и побуждает меня вам ее рассказать. По крайней мере, я вижу, что вы совсем приготовились выслушать рассказ про мои глупости, и я не в силах причинить вам разочарование. Своего имени, вопреки вашему примеру, я вам не скажу. От предков своих я произошел самым обыкновенным путем и получил от них в наследство триста фунтов годового дохода. Сколько мне лет — это тоже неинтересно. От предков же, по-видимому, я унаследовал и легкомысленный нрав. Воспитание я получил хорошее. Умею играть на скрипке почти настолько хорошо, что мог бы зарабатывать себе деньги службой в непервоклассных оркестрах. То же замечание можно отнести к флейте и к корнет-а-пистону. Играть в вист я научился настолько, что могу проигрывать около сотни фунтов в год в эту научную игру. Благодаря знанию французского языка, я мог в Париже мотать деньги почти с такой же легкостью, как в Лондоне. Словом, моя личность полна всевозможных совершенств. Приключения я испытал самые разнообразные, до дуэли из-за пустяка включительно. Два месяца тому назад я встретил молодую женщину, вполне подходящую к моему вкусу, как в нравственном, так и в физическом отношении. Мое сердце растаяло. Я увидал, что нашел, наконец, свою судьбу, и готов был совсем влюбиться. Но когда я сосчитал, сколько осталось у меня от моего капитала, то оказалось, что меньше четырехсот фунтов. Скажите, я вас прошу: разве может уважающий себя человек пускаться в любовь, имея за душой всего только четыреста фунтов? Я нашел, что нет. Но уже одно присутствие моей очаровательницы ускорило таяние моих денег, и сегодня утром я дошел до остатка в восемьдесят фунтов. Эту сумму я разделил на две равные части: сорок предназначил для одного определенного дела, а другие сорок истратил сегодня все до наступления ночи. День я провел очень интересно, устроил много всяких штук помимо известного уже вам фарса с пирожками, доставившего мне счастливый случай с вами познакомиться. Все это я проделал для того, чтобы завершить безумным концом безумно прожитую жизнь. Когда я у вас на глазах выбрасывал кошелек на мостовую, в нем ничего не было. Теперь вы знаете меня так же хорошо, как я сам себя знаю: безумец, но в своем безумии последователен и постоянен и, кроме того, могу вас в этом уверить, не нюня и не трус.
Все это было рассказано горьким тоном, который свидетельствовал о том, что молодой человек глубоко сам себя презирает. Слушатели пришли к заключению, что его любовный роман задел его сердце гораздо сильнее, чем он в этом сам себе признается. Пирожки с кремом — это фарс, которым прикрыта трагедия.
— Не странно ли, — сказал Джеральдин, переглянувшись с принцем Флоризелем, — что простая случайность свела нас троих вместе в этой громадной пустыне, именуемой Лондоном, и что мы все трое находимся приблизительно в одинаковом положении?
— Как? — воскликнул молодой человек. — Разве вы тоже разорились? Значит этот ужин — то же самое, что и мои пирожки с кремом? Значит, это сам черт свел здесь трех своих клиентов для последней пирушки?
— Черт, сказать к слову, поступает иногда замечательно по-джентльменски, — возразил принц Флоризель. — И я очень рад такому совпадению. Мы с вами находимся еще не в совершенно одинаковых условиях, но я сейчас уничтожу остающееся неравенство. Я возьму с вас пример и поступлю совершенно так же, как поступили вы, когда доели свои кремовые пирожки.