Новые горизонты
Шрифт:
Мою "жажду крови", затуманившую разум, Софа развеяла всего одной фразой:
— Я еду с тобой.
Чёрт, Саша, твоё желание рвануть в гостиницу и грохнуть там подручных усатого, а затем реквизировать награбленное вполне понятно, но... жизнь на этом не заканчивается. Просчитывай последствия, мысли в кучу собирай. Есть ли у тебя шанс НЕ засветиться в противоправных деяниях? Боюсь, что нет. На каторгу захотелось? Тоже нет. Значит, нужно поступить хитрее.
— Так... хм... заявимся к нему под видом подвыпившей компании, вознамерившейся полюбоваться картинами, им приобретёнными. Привезём наливки. Гришка ящик притащит, я в саквояже ещё захвачу. Да, точно. В саквояже ценности потом и вынесем. Нам потребуется...
Минут двадцать обсуждали план штурма "вражеского логова" и согласовывали действия.
— Макар! Макар, твою мать... — пьяненький канский чиновник, еле поднимающийся по лестнице и практически повисший на моём плече, приправил свою речь крепким матерным словцом.
Фу-у, какое бескультурье. И это руководящий работник имперского госаппарата?! Не перестаралась ли знахарка, влив в него последнюю порцию алкогольного коктейля собственного производства? Не переложила ли туда грибочков, корешков и прочей алхимии? Дойдёт ли он до номера? Иначе вся операция рискует завершиться не начавшись.
Но нет, завидя слугу, городничий бодренько выпрямился и ожил:
— Макар, с кухни лучшее неси! Под восхитительную наливку наших гостей.
Я попытался образумить "собутыльника":
— Пётр Иванович, мы закуску с собой взяли.
— Пусть! Лишним не будет, — прервал дебаты усатый и прикрикнул на слугу: — Бегом давай!
И Макар с лисьей мордой умчался в гостиничный буфет за соответствующими моменту продовольственными припасами. Судя по рассказу городничего, это его поверенный в делах. А где же охранник? Ну конечно в номере, где ж ему ещё быть. При деньгах сидит, голубчик. У-у, какая рожа у него страшная. А ведь и вправду на медведя похож, правильно пацаны этого ухаря описали. Сразу становится понятно: серьёзный молодчик, уже кучу народа отправивший на тот свет. Взгляд цепкий, настороженный. Кисть правой руки за отворотом сюртука. Ой да знаем, знаем, что ты там револьвер прячешь. Твой хозяин обо всём поведал. И присматривать за тобой я буду тщательно, чтоб ты, паршивец, нам дело не испортил.
— Вон отсюда! — незатейливо выпроводило начальство охрану.
Вышел, гад, но неторопливо и не закрыв за собой дверь, встал в гостиничном коридоре и откровенно следит за тем, как я с шутками-прибаутками бутылки из саквояжа вынимаю. Усатый тотчас уселся возле стола и махнул рукой:
— Наливай!
— Может, Софью Марковну дождёмся?
— И с ней успеем выпить. Наливай!
Гришка принёс ещё наливки с корзиной закуски, поставил всё и ушёл. Макар прискакал с жареным гусем и рыбной нарезкой. Разложил её по тарелкам на столе, а затем по приказу хозяина, достал из дорожного сундука картины и расставил их вдоль стены. На стол выложил пять маленьких миниатюр и удалился, неплотно прикрыв дверь. Ну кто бы сомневался! Подглядывать и подслушивать собирается, не иначе. Не успели мы с Петром Ивановичем выпить по первому бокалу, появилась Софа, прочитала нотации слугам и рассказала им о том, какой у них замечательный хозяин, а войдя в номер, захлопнула дверь. Ха, ребятам теперь остаётся лишь слушать, понаблюдать за нами не получится, тут даже сквозной замочной скважины нет.
Наша красавица подошла к картинам и принялась их рассматривать. По мне, так ничего интересного там нет, посредственные натюрморты и пейзажи, но, по словам городничего, тянут они на полторы тысячи серебром. Ну и пускай дальше тянут, нам эта мазня без надобности, мы здесь ради содержимого сумки под кроватью.
Посидели для приличия полчасика, побеседовали о картинах и о живописи в целом. Пётр Иванович оказался знатоком и ценителем искусства. Надо же, натура гнилая напрочь, а о современных живописцах говорит с пафосом и восхищением. Впрочем... ты, Сашок, по жизни и не такие казусы видывал. Наверно, не существует людей с абсолютно чёрной-испорченной душой, да и с абсолютно светлой-доброй тоже. В каждом присутствуют и свет, и тьма, но процентное соотношение того и другого у всех разное, и приоритеты расставлены по-своему.
Сын однажды столкнулся с несправедливостью в институте и с ужасом у меня спрашивал: "Как в головах некоторых могут совмещаться низменные, подлые замыслы и думы о высоком? Реле-переключатель, что ли, у них в мозгу какое-то особенное установлено? Сперва рассуждаем о прекрасном, а после мгновенно переключаемся и планируем гадости неугодным?".
Пришлось объяснять: у любого человека, вообще-то, не одно реле в голове заложено, а тысячи, да может, и сотни тысяч. Они с самого рождения постепенно накапливаются. Их создают и родительское воспитание, и обучение в школе, и жизненные обстоятельства, и даже собственные размышления. Вот подумал ты о ком-нибудь плохо или, наоборот, хорошо, причём неважно, заслужил он это или нет, — и всё, релюшечка в мозгу сформирована. При общении с этим человеком она включается, и ты оцениваешь его поступки и слова уже не так, как слова и поступки других в схожих ситуациях.
Бывают реле маленькие, бывают большие, а есть и гигантские. Последние самые опасные, они меняют психику кардинально. Их способно породить лишь сильное влияние извне. В жизни обычно это либо стрессовая ситуация, либо намеренное гипнотическое воздействие, либо массированная пропаганда — не имеет значения, религиозная она, национальная или социальная, попадёшь под такую, и ты, считай, моральный калека. Включается реле, и вроде бы нормальный человек начинает реагировать на окружающую действительность неадекватно, например радуется жуткой смерти ребёнка или горящим умирающим людям только потому, что они оказались иной веры или с иным мировосприятием в душе, да зачастую просто случайно угодили не в то место и не в то время.
И у Петра Ивановича, кстати, в голове переключатель тоже будь здоров стоит, но создавался он постепенно, шаг за шагом. Сначала брезгливое отношение к бедным — быдло, потом ненависть к людям, находящимся выше его по положению, — сволочи. Далее появилось желание гнобить одних и устраивать пакости другим. Ну и в конце, как финальный аккорд, пришло понимание того, что допустимо даже убивать по своей прихоти, если удастся избежать наказания.
Чтобы притупить бдительность слуг, мы иногда вызывали Макара — в целях уточнения стоимости той или иной картины. Между прочим, одна из разложенных на столе миниатюр принадлежала семейству Патрушевых, и я её выкупил, сторговав с восьмидесяти рублей до пятидесяти пяти. Деньги пообещал завтра отдать. Покупку на виду у глазастого Макара убрал в пустой саквояж, пусть он зрительно зафиксирует, что, кроме неё, я ничего выносить не собираюсь.
Интересно, кто эта молодая женщина, изображённая на миниатюре? Мать Александра Патрушева? Или бабуля? А может, роковая любовь Патрушева-старшего? Хотелось бы прояснить сей момент.
Так! Наступает главный и заключительный этап операции по экспроприации неправедно нажитого.
— И дверь там плотнее закрывай, хватит подслушивать, — по сигналу Софы кричит усатый выходящему слуге.
Как только дверь закрылась, я тихонечко направился к цели нашего здесь пребывания. Открываю заветную сумочку и начинаю перекладывать содержимое в свой саквояж. Блин, большая шкатулка с драгоценностями не помещается — маловата у нас кошёлочка! Ну, значит, все побрякушки просто пересыпаем осторожненько в наши закрома. Сверху кладём два кожаных кошеля с монетами и толстую пачку бумажных денег. А вот с ценными бумагами следует разобраться, кое-что чиновничек должен подписать. Под продолжающийся непринуждённый разговор я в темпе просматриваю ворох разнообразных листков, отбираю нужные, передаю Софе, остальное запихиваю под рубашку. Ох, как неторопливо Пётр Иванович расписывается. Видать, очень любит это дело. А закорючка-то какая у него кучерявая, мама мия!
Подхожу к окну, приоткрываю его и киваю стоящему на противоположной стороне улицы Кузьме Тихому, он кивает в ответ. Притворяю окно, но не до конца. Высота тут всего два с половиной метра, юркий сапожник легко заберётся. Прячу подписанные документы, и... всё... пора прощаться. Распахиваю дверь перед Софьей Марковной, стараясь держать тяжёлый, раздувшийся саквояж за спиной. Она раскланивается с городничим, а выйдя в коридор, зачитывает Макару с охранником очередную лекцию о внимательном отношении к нуждам хозяина. В этот момент я и проскальзываю за её спиной на лестницу. Спустившись, прислушиваюсь к тому, как усатый спроваживает слуг спать и захлопывает дверь. Фу-у-у! Наша часть операции прошла успешно, теперь главное, чтобы Тихий не подкачал.