Новые горизонты
Шрифт:
— Для каких целей потребна ссуда?
— Для расширения Путиловского завода. Видите ли, его хозяин приглашает меня в компаньоны, и мы с ним наметили строительство новых цехов — нужно разнообразить выпускаемую заводом продукцию.
Ха! Какой невозмутимый товарищ нам попался! Никакого удивления на лице, будто крупные питерские заводчики постоянно мальчишек в напарники зовут. У него даже речь не изменилась, так и продолжает говорить тихо и флегматично. При этом старательно акцентирует уважительное обращение ко мне, выделяя голосом Вы, Вас.
— Насколько мне известно, Николай Иванович сам в значительных долгах, и когда от них избавится, никто не знает.
— Да, в долгах. И будьте уверены, ему ещё долго придётся с ними мириться, впрочем, как и мне. Слишком много у нас планов по развитию производств в России, а вот подъёмных средств пока маловато. Остаётся лишь занимать и занимать.
— И что же собираетесь изготавливать?
— Паровозы, вагоны, трубы, проволоку, чистую медь, оружейную и котельную латунь. В дальнейшем — по обстоятельствам.
— Вижу, Ваши замыслы потребуют больших капиталов. Тогда хотелось бы Вас предостеречь: нежелательно вкладывать в дело сразу все средства, тем более заёмные. При неудачном стечении обстоятельств можно лишиться и дома, и усадьбы.
— Ну, это, слава богу, не все мои средства: в Красноярске мне принадлежат два завода и два дома, один из которых кирпичный четырёхэтажный — такой же, как в Петербурге. К тому же я там совместно с купцами взялся за строительство третьего завода, общая сумма вложенных в него капиталов превысит два миллиона рублей, и моя доля там шестая. Кроме этого, в прошедшем году я зарегистрировал полтора десятка золотых приисков в Сибири, и этим летом начнётся их разработка, но, сами понимаете, первое добытое золото ещё нескоро принесёт доход49.
Яков Петрович, опять же без каких-либо видимых эмоций, прослушал список моих "скромных" достижений, полминуты задумчиво качал головой, глядя сквозь меня, а потом вкрадчиво высказался:
— Если прииски богатые, то под них тоже можно ссуду получить.
Ха, похоже, мою персону всё же причислили к людям, способным не только брать кредит, но и отдавать его.
— Да, вполне вероятно, года через два мне придётся их заложить.
— Что ж, я узнал достаточно и постараюсь Вам помочь. У меня есть знакомые, готовые предоставить испрашиваемую Вами ссуду, и завтра же я с ними переговорю. Триста тысяч за Ваш дом, полагаю, цена приемлемая?
Я кивнул. Надо же, ни один банк мне такую сладкую залоговую цену ещё не давал. И кстати, это что же получается, Яков Петрович заранее мой дом оценивал? То есть знал, что я кредит ищу? Или на всякий случай побеспокоился? М-да, интересно.
— Правда, процентная ставка в этом году уже не та, что была в начале прошлого, — продолжил он, — сказался осенний биржевой кризис.
Ну да, кто бы мог подумать, что по кредиту всё сложится идеально.
— Ничего, пусть предлагают свою цену, а я посмотрю, устроит ли она меня.
— Хорошо, тогда позвольте с Вами проститься.
— Всего вам хорошего. Жду в четверг.
Проводив гостя, мы с Софой ещё посовещались вдвоём и единогласно решили, что с Либерманом сотрудничать можно и нужно. На пройдоху он не похож, одна попытка предостеречь меня от разорения уже о многом говорит — человек, стремящийся лишь денег поиметь, о печальных последствиях кредита и не заикнулся бы. По-моему, это обычный деловой еврей, делающий свой "маленький гешефт" на личных связях. Я с такими, как он, не раз общался и сейчас гнильцы не учуял, а у нашей ведуньи Яков Петрович даже симпатию вызвал. Конечно, необходимо тщательно изучить все доступные сведения об этом дельце (на Бога надейся, а сам не плошай), но если уж мы оба предварительно вынесли ему положительную оценку, то это намёк на наше дальнейшее плодотворное сотрудничество.
Кстати, как выяснилось, Вяземский Либермана знает, встречал как-то у отца в конторе. По его мнению, это самый натуральный "биржевой заяц" — так нынче в Питере именуют свободных, нигде не зарегистрированных посредников, или, как ещё говорят, "маклеров закоулка". То есть моё первоначальное мнение о том, чем занимается наш гость, оказалось верным.
Само собой разумеется, что расспросы о нежданно-негаданно явившемся к нам "зайце" мы начали с папы Вяземского — раз уж он вёл с Яковом Петровичем свои дела, то должен знать этого человека. Алексей Михайлович рассказал немало, а в конце разговора ещё и к одному своему знакомому торговцу лесом за уточнениями направил, а тот — ещё к одному. В результате к четвергу мы уже имели полное представление и о господине Либермане, и о делах, им проворачиваемых. Порадовало, что все, с кем мы встречались, охарактеризовали его как очень надёжного делового партнёра. Значит, мы с "мамулей" в своих оценках не ошиблись.
Параллельно с расспросами о Либермане мы с Софьей Марковной разобрались и с "моей" тётушкой. Ой, да там, по сути, и разборок-то особых не было. Анастасия Георгиевна, как осознала, кто я, сразу в плач ударилась и каяться начала: мол, извини, дорогой племянничек, так уж получилось, что деньги, твоим отцом доверенные, я все истратила на покупку дома, и нет у меня возможности их отдать. В ходе беседы "тётя" со слезами на глазах уверяла нас, что получила официальную бумагу о моей смерти и лишь поэтому позволила себе столь сильно потратиться. Не станет же сын такого благородного человека родную тётку с компаньонкой зимой на улицу выгонять, крыши над головой лишая, ведь в родовой усадьбе ей жить не с руки, нет в той глуши должного врачебного ухода, а он так нужен пожилой женщине. И в четырёхэтажке ей жить некомфортно — шумно там, видите ли, и квартирки все маленькие. А в собственном-то доме им с компаньонкой очень хорошо!
Да уж, кто бы сомневался, интерьер и обстановочка у них, как я погляжу, весьма богатые. Шикарно устроились подруги. Не бедствуют. И, кажется, "тётя" надеялась на моё уважительное снисхождение, да Софа ей всю малину обломала. Если уж я в разговоре враньё заметил, то наша ведунья и подавно все нюансы словесной лжи отследила. Поэтому разозлилась не на шутку и, выставив меня из гостиной под благовидным предлогом — дамам посекретничать надо, — взялась за конкретную проработку Анастасии Георгиевны. Двадцать минут они "секретничали", и в итоге возвращались мы домой, став богаче на двадцать пять тысяч рублей. Причём не все "тёткины" деньги мы забрали, на безбедную жизнь у неё ещё остались наворованные сбережения, как-никак с аренды четырёхэтажки более семидесяти тысяч присвоено. Несомненно, мы могли и всё забрать, но посчитали лучшим договориться. Отныне и она мне ничего не должна, и, самое главное, я ей ничего не должен. У меня нет никакого желания заботиться о хитромудрой "родственнице" так, как о ней заботился старший Патрушев.
Адью, мадам, мы разошлись, как в море корабли.
Отчёт о работе с акциями и облигациями, предоставленный Либерманом в четверг, был выше всяческих похвал, а действия по покупке и продаже, предпринимаемые им в ходе ежегодных колебаний фондового рынка, говорили о большом опыте и отличном понимании настроений и желаний этого самого рынка. И хоть он никогда не числился маклером Санкт-Петербургской биржи, это не помешало ему вести свои дела чрезвычайно эффективно.
Яков Петрович нам всё подробно расписал и даже принёс биржевую отчётность за несколько лет. Сейчас стоимость всех ценных бумаг на бирже котируется ежедневно, и по этим котировкам выпускаются официальные прейскуранты, так называемые биржевые бюллетени, причём их даже в газетах печатают, и проследить взлёты-падения рынка ни для кого не составляет труда. Правда, по мнению Либермана, некоторые цены в бюллетенях не соответствуют действительности, и он кое-где вписал свои поправки. Между прочим, это замечательные данные для анализа, я их потом хорошенько изучил и понял, что Яков Петрович — очень осторожный человек, чрезмерного риска он не любит. Был бы у меня банк, я пригласил бы его заведовать фондовым отделом.