Новые Миры Айзека Азимова. Том 4
Шрифт:
Со временем я написал учебник по биохимии вместе с Уокером и Бойдом под заглавием «Биохимия и обмен веществ у человека» («Уильямс и Уилкинс», 1952). В 1954 году вышло второе издание, а в 1957-м — третье, причем каждый раз успеха наша работа не имела. Еще один учебник в соавторстве с Уокером и медицинской сестрой, работавшей не на факультете, предназначался для школ медицинских сестер и назывался «Химия и человеческое здоровье» («Макграу-Хилл», 1956). Он провалился с еще большим треском [3] .
3
Со
При всем при том «Биохимия и обмен веществ у человека» приобщила меня к радостям писания научно-популярной литературы, и это навсегда изменило и меня и мою писательскую карьеру.
Я намеревался сделать целую серию рассказов-разговоров вроде «Дарвинистской бильярдной», но передумал (быть может, к счастью) из-за кислого приема, который Гораций оказал «Бильярдной» (неверно мною истолкованного), а также из-за лаконичной оценки Уокера, прочитавшего рассказ в журнале: «Наши разговоры много интереснее».
Но ничто не пропадает зря. Суждено было настать времени, когда я обрел новый источник вдохновения, на этот раз в застольных разговорах «Пауков под крышкой люка» — своеобразного клуба, в котором я состою. И я написал серию рассказов детективного типа, исключительно из разговоров за обеденным столом. По большей части они публиковались в разных номерах «Эллери Куинс мистери мэгезин» начиная с января 1972 года. Двенадцать их вошли в мой сборник «Истории Черных вдовцов» («Даблдэй», 1974). А к этому времени я завершил еще двенадцать «Новых историй Черных вдовцов».
Шах Пепе С
Shah Guido G.
Шах Пепе С.
Быстро выяснилось, что жизнь в Бостоне не стала препятствием для моей литературной карьеры (Фактически ничто после работы над докторской диссертацией в 1947 году не превращалось в такое препятствие.)
После двух месяцев, прожитых в наемной квартирке (трущобного качества) совсем рядом с факультетом, мы переехали в пригород — если это так можно назвать. Ни я, ни моя жена не умели водить машину, когда приехали в Бостон, поэтому нам пришлось подыскать жилье рядом с автобусным маршрутом. И мы нашли ею в довольно жалком городишке Сомервиль — примитивную квартиру на чердаке, где летом было невероятно жарко.
Там я написал свой второй роман «Звезды, как пыль» (Doubleday, 1951), тогда же маленькое частное издательство «Гноум Пресс» издало в 1950 году сборник моих рассказов о позитронных роботах «Я, робот» и первую повесть из цикла «Академия» в 1951 году. [4]
В 1950 году я научился водить машину, а в 1951 году, к нашему великому удивлению, у нас родился сын. После девяти лет брака мы пришли к выводу, что обречены остаться бездетными. Однако в конце 1950 года у моей жены начались довольно загадочные физиологические явления, единственным объяснением которым стало то, что она беременна. Помню, первой намекнула мне на это Ивлин Голд (она тогда была миссис Гораций Голд). Я рассмеялся и ответил ей: «Нет, нет», но все же оказалось, что это «да, да», и 20 августа 1951 года родился Дэвид.
4
«Гноум Пресс» не очень-то разбогатела на этих книгах и на «Академии и империи» и «Второй Академии)», опубликованных в 1951-м и 1952 году. Поэтому издательство «Даблдэй», сыграв роль Белого Рыцаря в мою пользу, заставило «Гноум Пресс» в 1962 году, к моему великому облегчению, продать права на эти книги. С тех пор их успешно публикует «Даблдэй», заработав (и продолжая зарабатывать) на этих книгах весьма значительные суммы для меня и для себя. (Здесь и далее примеч. авт.).
Научившись быстро писать книги и сделав хороший старт в направлении автомобилей и потомства, я стал готов ко всему и начал принимать предложения любого рода.
Среди многих НФ-журналов, выходивших в начале 50-х годов, был один под названием «Марвел Сайенс Фикшн» — реинкарнация более раннего «Марвел», выпустившего девять номеров с 1938-го по 1941 год. Прежний журнал специализировался на рассказах, делавших акцент на секс, поданный в весьма неуклюжей и дурацкой манере. [5]
5
Это обстоятельство весьма косвенным образом подтолкнуло меня написать рассказ «Playboy and the Slime God», опубликованный в мартовском номере «Эмейзинг Сториз» и потом включенный в мой сборник «Приход ночи» под гораздо лучшим названием «Что это за штука — любовь?»
Когда в 1950 году «Марвел» вновь ожил (он и на сей раз продержался всего полдюжины номеров), меня попросили написать рассказ. Я мог, конечно, припомнить печальную историю этою журнала и отказаться, но как раз тогда мне в голову пришла идея рассказа, который я не мог не написать, потому что всем, кто меня знает, известно, что я неисправимый шутник.
Рассказ этот назывался «Шах Пеле С.», и был впервые опубликован в ноябрьском номере «Марвел» за 1951 год.
Фило Плэт ежегодно возвращался на место своего преступления. Своего рода эпитимья. В каждую годовщину он взбирался на голый гребень гряды и смотрел на мили и мили искореженного металла, бетона и костей.
Унылая пустыня. Обломки металла все еще не покрылись ржавчиной и торчали как клыки, оскаленные в бессильной ярости. Где-то в этом застывшем хаосе валялись скелеты тех, кто погиб — тысячи и тысячи — всех возрастов и обоего пола. И может быть — как знать? — пустые глазницы слепых черепов с проклятием обращены на него.
Смрад над пустыней давно развеялся, и ящерицы забирались в свои норы, никем не тревожимые. Ни один человек не приближался к огороженному кладбищу, где остовы валялись внутри кратера, созданного сокрушительным падением. Только Фило приходил. Год за годом он возвращался — и всегда, словно оберегаясь от дурного взгляда стольких незрячих глаз, брал с собой свою золотую медаль. Когда Фило стоял на гребне, она вызывающе поблескивала у него на груди. На ней было выбито просто: «Освободителю».
На этот раз с ним был Фултон. Когда-то Фултон принадлежал к низшим — в дни до падения, в дни, когда были высшие и низшие.
Фултон сказал:
— Меня поражает, что ты так упорно возвращаешься сюда.
— Я не могу иначе, — ответил Фило. — Знаешь, грохот удара был слышен на согни и сотни миль вокруг, и сейсмографы повсюду в мире зарегистрировали толчок. Мой корабль находился почти прямо над этим местом, и его отшвырнуло на десятки миль точно взрывной волной. Но я помню, помню только один звук — всеобщий вопль, когда Атлантида начала падать.
— Это было необходимо сделать.
— Слова! — вздохнул Фило. — Там были младенцы, и много безвинных.