Новые Миры Айзека Азимова. Том 4
Шрифт:
Тогда его редактором была Беа Мэхэффи, чрезвычайно красивая молодая женщина. (Через два года писатели-фантасты голосованием присвоили ей звание редактора, которому приятнее всего приносить рукописи.)
Когда я появился в редакции 7 апреля, Беа радостно меня поприветствовала и сразу спросила, почему я не привез для нее рассказ.
— Вам нужен рассказ? — спросил я, купаясь в ее красоте. — Я вам напишу рассказ. Раздобудьте мне машинку.
Если честно, я просто пытался произвести на нее впечатление,
Пришлось выполнять обещание. Поскольку в те дни много писали о восхождении на Эверест (альпинисты подбирались к вершине уже тридцать лет, и седьмая попытка только что завершилась неудачей), я быстро подумал и написал «Эверест».
Беа прочитала его, одобрила и предложила мне тридцать долларов, которые я охотно принял. Я быстро потратил половину этих денег на роскошный обед для нас двоих, и с таким рвением старался выглядеть очаровательным, светским и учтивым, что официантка с тоской призналась мне, что очень хотела бы видеть своего зятя таким, как я.
Полный надежд и с легким сердцем, я проводил Беа домой. Я не уверен, что было у меня на уме, но если у меня на уме и было нечто не совсем приличное (конечно же, нет!), то ничего из этого не вышло. Беа так ловко ухитрилась оказаться в своей квартире, оставив меня в коридоре, что я даже не заметил, когда она открыла дверь.
В 1952 году все уже были готовы отказаться от попытки подняться на Эверест. Если бы не фотографии. С точки зрения фотоискусства эти снимки оставляли желать лучшего — нерезкие, поцарапанные, интересные только темными пятнами на белом фоне. Но пятнышки были изображениями живых существ. Я сказал:
— Какого черта! Вот уже сорок лет идут разговоры о существах, бегающих по ледникам Эвереста. Нам пора этим заняться.
Джимми Роббонс (прошу прощения, Джеймс Абрам Роббонс) подтолкнул меня к такому выводу. Он всегда был помешан на альпинизме, понимаете? Он в мельчайших подробностях знал, что тибетцы обходят Эверест стороной, потому что это — гора богов. Он мог описать каждый таинственный схожий с человеческим след, когда-либо обнаруженный во льду на высоте двадцать пять тысяч футов. Он наизусть знал все сомнительные истории о белых паукообразных существах, которые пробегали по скалам над последним лагерем, достичь которого альпинистам стоило такого труда!
Хорошо, что в Планетарном топографическом управлении нашелся подобный энтузиаст.
Последние фотографии, однако, придали вес его словам. В конце-то концов с очень большой натяжкой в пятнышках можно было угадать людей.
— Вот что, босс, — сказал Джимми. — Дело не в том, что они там, а в быстроте, с какой они передвигаются. К примеру, эта фигура — она же смазана!
— Камера могла дрогнуть.
— Но утес-то достаточно резкий. Только представьте, каким обменом веществ нужно обладать, чтобы бегать при такой бедной кислородом атмосфере. Послушайте, босс, поверили бы вы в глубоководных рыб, если бы никогда о них не слышали? Даны рыбы, которые ищут новые экологические ниши и в поисках их забираются все глубже и глубже в океанскую бездну, пока в один прекрасный день не обнаруживают, что вернуться-то уже не могут. До того удачно адаптировались, что способны существовать только под многотонным давлением.
— Ну-у…
— Черт побери! Возьмите то же, только наоборот. Живые существа могли оказаться оттесненными вверх по склону горы, так? Они способны свыкнуться с более разреженным воздухом и более холодными температурами. Способны питаться только мхами, да изредка — птицами, ну, как глубоководные рыбы в конечном счете питаются органическими остатками, которые медленно по частицам опускаются в бездну. И в один прекрасный день они обнаруживают, что не могут спуститься вниз. Я ведь даже не утверждаю, что это люди. Пусть серны, или горные козлы, или барсуки, или еще кто-то.
— Очевидцы утверждают, — возразил я упрямо, — что фигуры отдаленно напоминают людей, а найденные следы, бесспорно, выглядят человеческими.
— Или медвежьими, — покачал головой Джимми. — Они не различимы.
Вот тут-то я и сказал:
— Нам пора этим заняться. Джимми пожал плечами и ответил:
— На Эверест пытаются взобраться вот уже сорок лет.
— Господи! — воскликнул я. — Все вы, альпинисты, чокнутые, факт! Вам вовсе не хочется подняться на вершину. Вам интересен только способ, каким вы это проделываете. Хватит валять дурака с ледорубами, веревками, лагерями и прочими декорациями Клуба джентльменов, который отправляет простофиль карабкаться вверх по склонам раз в пять лет или около того.
— Что вы задумали?
— В тысяча девятьсот третьем году изобрели аэроплан. Вы что-нибудь про это слышали?
— Хотите пролететь над Эверестом?! — Произнес он это тоном, каким английский лорд воскликнул бы: «Застрелить лисицу?!» или рыбак охнул бы: «Ловить на червяка?!»
— Да, — сказал я. — Перелететь через Эверест и спустить кого-нибудь на вершину. А что?
— Он долго не проживет — ну, тот, кого вы спустите на вершину.
— А что? — спросил я еще раз. — Ему сбросят припасы, кислородные баллоны, а он в скафандре. Все очень просто.
Потребовалось время, чтобы заставить ВВС сначала выслушать меня, а затем согласиться выделить самолет, так что Джимми Роббонс успел изменить свое мнение настолько, что выразил желание быть тем, кого сбросят на Эверест.
— Как-никак, — почти прошептал он, — я буду первым человеком, чья нога ступит на его вершину!
Это вступление к истории, а ее можно рассказать и проще и короче.
Самолет выжидал две недели в наиболее благоприятную часть года (то есть в отношении Эвереста), пока не наступила умеренно скверная летняя погода, а тогда поднялся в воздух. Цели они достигли. Летчик сообщил по радио группе поддержке, как именно выглядит вершина Эвереста при взгляде сверху. А затем описал, как именно выглядел Джимми Роббонс, по мере того как его парашют становился все меньше и меньше.
Тут разразился новый буран, и самолет еле-еле добрался до базы, а затем прошло еще две недели, пока не наступила более или менее летная погода.
И все это время Джимми находился в одиночестве на крыше мира, а я ненавидел себя как убийцу.
Через две недели самолет отправился проверить, не удастся ли обнаружить труп несчастного исследователя. Не знаю, что бы им дало, если бы они его обнаружили, но в этом все человечество! Сколько людей погибло в последней войне? Кто способен сосчитать такие множества? Но чтобы спасти одну-единственную жизнь или хотя бы подобрать труп — на это не жаль ни денег, ни чего-либо еще.