Новые неприкасаемые

Дилэни Джозеф

– Эбби! Я…

Чедвик шагнул вперед, примиряюще подняв руки и собираясь ее обнять.

Нога Эбби угодила ему в пах, а когда он согнулся от боли, она сжала ножницы и вонзила оба длинных лезвия ему в спину. Потом шагнула в сторону и стала смотреть, как он медленно оседает на пол. Когда Чедвик перестал шевелиться, она выдернула ножницы, вытерла их, бросила в чемодан и продолжила свои сборы.

* * *

Тайри Хоси стоял, ежась на ледяном ветру, и страстно желал, чтобы репортаж поскорее закончился. Это был уже пятый выезд на сегодня, и глаза ему словно запорошило песком, а ноги совсем

окоченели. Район тоже был не из приятных, и он прекрасно понимал, что микрофон оружием не назовешь.

Оператор, громадный негр Абдул Хабиб Уоткинс, несмотря на свой внушительный рост, явно разделял его чувства и разрывался между работой и необходимостью присматривать за машиной с оборудованием. Настроив камеру, он дал Тайри сигнал начинать.

– Это типичный день в Южном Бронксе, — заговорил Тайри. — У меня за спиной знаменитое здание, некогда известное под названием «Форт апачей». Теперь его называют иначе — «Небесная горка». Это здание — часть великой американской «ферм-машины». Днем и ночью полиция доставляет сюда арестованных. Они входят в эту дверь, поднимаются на лифте на верхний этаж, а затем, вероятнее всего, снова спускаются вниз и через служебный выход попадают в переулок с противоположной стороны здания. Но оказываются не в тюремном фургоне, а на свободе.

Тем, кому удалось оказаться внизу, больше не нужно убегать от полиции. Все признанные «ферм-позитивами» знают, что за любое преступление, кроме убийства, вооруженного ограбления или изнасилования, их даже не арестуют. В тюрьмах для мелких нарушителей закона не хватает места, а прокурорам известно, что с тех пор как семь месяцев назад суд над убийцей Джастином Судано закончился его оправданием, у них буквально не осталось шансов вынести обвинительные приговоры прочим преступникам.

А таких людей на наших улицах сейчас гораздо больше, чем когда-либо. И не только здесь, в Нью-Йорке, но и в Чикаго, Лос-Анджелесе, Питтсбурге и любом большом американском городе, поскольку искушение безнаказанностью пересилило страх, который прежде сдерживал кое-кого из них.

Кроме того, у них немало свободного времени. Почти все позитивы слоняются без дела, поскольку не могут найти работу.

Тест на «синдром Элбана» весьма прост. Наличие фермента в крови можно определить в ходе очень простого исследования. Работодатели, за которыми официально признали конституционное право проводить таковые, теперь зачисляют в штаты своих компаний медиков, единственная цель которых — выявлять работников с положительной реакцией: тех самых несчастных людей, которых в современной Америке начали называть «новые неприкасаемые».

Следствие: там, где до сих пор была просто нестабильность, наступил хаос. В воздухе запахло революцией. Мир замер в ожидании: что противопоставит наше свободное общество надвигающемуся разгулу уличной анархии?

В любом другом месте на Земле проблему решили бы штыками и концентрационными лагерями. Кстати, во многих странах именно так и поступили. «Синдром Элбана» не признает национальных границ, не уважает ни расы, ни пола, ни общественного положения. Но в нашей стране эту игру, кажется, придется сыграть до конца, и многие полагают, что с ее окончанием американскому обществу — каким бы оно ни было до сих пор — придет конец.

Репортаж из 41-го округа Южного Бронкса вел Тайри Хоси, «WBC News»

* * *

– Я все-таки согласился встретиться с вами, доктор Элбан, несмотря на то, что вы натворили.

– Не

я, господин Президент, природа. И если не доктор Элбан, то кто-нибудь другой обязательно установил бы эту связь. Лично мне очень жаль, что и вы оказались жертвой фермента, но это, признайтесь, не влияет на факт его существования.

– Сейчас его называют «синдром Элбана». Большая честь для врача! Его имя попадает в учебники, верно?

– Господин Президент, давайте перестанем ходить вокруг да около. Мне известно, что вы позитив. И это не предположение.

– Однако сама история моей жизни начисто опровергает вашу теорию. Мне шестьдесят четыре года, из них я и дня не провел в тюрьме и ни разу не был арестован. Уж меня-то вам не удастся очернить.

– Я и не пытаюсь. В конце концов, я сам позитив.

– Что?

– Да, я тоже болен, и тоже никому об этом не говорил. И у меня тоже чистое досье, на бумаге. Но это вовсе не означает, что в моем прошлом нет поступков, которых следует стыдиться. Дело не в этом. Мы с вами, вероятно, достаточно стары и имеем достаточно высокий социальный статус, чтобы болезнь не заявила о себе: поэтому каждый из нас не представляет опасности для других. Но между нами находится огромное число менее удачливых людей. Только в нашей стране их почти четверть миллиона.

– По-вашему, виноват я? Но я лишь жертва.

– До определенной степени. Вы же видите, что происходит вокруг. Люди, как вы и я, наверняка существовали на протяжении всей истории человечества, но лишь теперь наличие фермента в крови расценивается как роковое обстоятельство. Теперь тест позволяет обществу идентифицировать часть своих граждан как преступников — и не статистически, а на индивидуальном уровне.

– Я жил с этой болезнью. Вы, очевидно, тоже. Мы же смогли миновать все ее опасности, значит, и они смогут.

– Выходит, оставим все, как есть? Вы в порядке, я в порядке, а остальные пусть крутятся, «как смогут»?

Президент Кинней промолчал. Элбан поднялся из кресла.

– Вокруг нас творятся чудовищные вещи. Всех обязывают пройти тестирование, результат которого недвусмысленно утверждает, что каждый позитив — потенциальный преступник, способный даже на массовое убийство, и что в рамках нашей юридической системы он обладает полным иммунитетом к наказанию. Тест настолько непоколебим, что Соединенные Штаты Америки не могут наказать человека, попытавшегося убить президента страны. Вы хоть представляете как поступает обычный работодатель, когда к нему приходит позитив и просит работу? Его выставляют в ту самую дверь, в которую он вошел, и чем скорее, тем лучше. Правительство здесь не исключение Помните Чедвика? Он мертв. Его убила сожительница, обвинив в том, что из-за него она потеряла работу в АНБ.

Как вы поступаете с такими людьми, господин Президент? Разумеется, человека, совершившего действительно тяжкое преступление, в некоторых штатах можно запрятать в кутузку, но только на определенное время. А как насчет остальных, тех, кто еще не поддался власти рока и, может быть, никогда не поддастся? Имеете ли вы право наказывать законопослушных граждан за проступок, который ни когда-нибудь могут совершить?

– Чего вы от меня хотите?

– Выходите из укрытия, господин Президент. Присоединяйтесь ко мне, воспользуйтесь вашим влиянием среди прочих тайных, но выдающихся позитивов. Давайте сообща откроемся миру и докажем, то не все из нас так уж плохи. Дадим хоть какую-то надежду людям на улицах.