Новые приключения Грязнули Фреда
Шрифт:
Мистер Тео в смущении на миг потупился, и этого мгновения отчаявшейся женщине хватило, чтобы свалиться ему на голову.
Ударившись о ящики, мистер Тео больно ушиб лицо и голову, но тотчас вскочил, успев схватить Лилиан за хрупкие плечи. Треск рвущейся ткани, звук пощечины… Тео не разжал хватку! Совсем близко ощущался нежный аромат духов.
– Пустите… Отпустите же меня… – хрипло проговорила женщина. – Я выдала себя… намеренно. Увидела, как вы достаете револьвер, и ужасно испугалась, что вы… покончите с собой.
Как она догадалась? Тео был поражен: эта насквозь лживая особа на сей раз сказала чистую правду.
– А губная
Продолжать было излишне. Во мраке, подобно легчайшему дуновению, раздались чуть слышные звуки гармоники и тотчас смолкли.
Воспользовавшись секундным замешательством мистера Тео, Лилиан выдернула руку и исчезла.
Тео медленно поднялся по трапу. Занимался рассвет. Палуба по-прежнему была безлюдной. Юноша решил ни с кем не делиться перелитыми впечатлениями. Он даже себе самому не мог объяснить смысл происшедшего… Хотелось бы только знать, куда она исчезает в мгновение ока, так что потом ее не сыщешь?
Что касается этой странной женщины, пока что мистер Тео со всей определенностью мог констатировать лишь одно: он любит ее. Любит безумно… Да и она, пожалуй, к нему неравнодушна, об этом свидетельствуют ее дерзость, коварство и неприкрытая грубость…
Тео поравнялся с каютой Гамильтона. Его лордство что-то бормотал во сне. А вот каюта Вильсона. Молодой, смазливый капитан оказался не лучшим приобретением. Следует признать со всей откровенностью: без Джимми От-Уха-До-Уха (пускай он без царя в голове и вечно ищет неприятностей себе на голову) и без Васича (кривого на один глаз, но прямого в своем стремлении всегда держать уцелевший глаз в залитом состоянии) ему бы пришлось туго.
Лицо оросили редкие, крупные капли дождя. Тео остановился на минуту: сердце бешено колотилось… Нервы сдают, что ли?… Из каюты Вильсона донеслись негромкие слова:
– Если Куэбра не подоспеет вовремя, все наши планы пойдут насмарку!
– За Куэбру я спокоен, – отвечал другой голос. – Но эта окаянная гармоника может все дело испортить.
Интересно! Что бы это значило?!
Тео постучал и вошел в каюту. Изумлению его не было границ.
Что за чертовщина? Кроме Вильсона, в каюте никого не было!
С кем же он разговаривал? Спрятаться здесь попросту негде.
– Что вам угодно, сударь? – с холодной учтивостью поинтересовался Вильсон.
Тео сделал над собой усилие. Чутье подсказывало ему не выдавать, что он слышал обрывки разговора. Какой смысл уличать Вильсона в притворстве – в открытом море силы их слишком неравны.
– Настроения экипажа беспокоят вас?
– Да уж, хочется, чтобы страсти улеглись.
Куда же мог исчезнуть другой собеседник?
– Надеюсь, больше сюрпризов не будет.
Напрасно мистер Тео надеялся. Едва он успел сообщить Джимми, что капитан и команда затевают что-то недоброе, как неожиданно появился радист.
– Судно в море шлет сигнал бедствия. Взорвался котел!
– На помощь! Полный вперед! – воскликнул Тео. – Как называется судно?
– «Что новенького, господин Вагнер?».
Глава двадцать третья
Да-да, «Господин Вагнер» завершил свой земной, вернее, морской путь. Подходил он к концу не лихо, а плелся еле-еле по океанским просторам, спотыкаясь, сбиваясь на ходу, как и положено дряхлым старикам. Так и хочется добавить: пыхтя и с трудом отдуваясь, подобно замученному почтальону, сегодня вручающему вам посылку и думающему при этом о завтрашнем
Многострадальный, побитый и покореженный корпус корабля, не бог весть какого справного и при жизни, его погнутые трубы океан поглотил незаметно, ленивым зевком и упокоил в топях ила, нежного и мягкого, словно материнское сердце. Старая, ржавая посудина, Капитан Грязнуля Фред, команда из весьма подозрительных типов – все они пошли ко дну. А вместе с ними потонул и выраженный крупными буквами живейший интерес к окружающему миру: «Что новенького?…» «Ничего особенного», – шелестят в ответ волны, и они безусловно правы.
Пять часов утра. «Стенли» на всех парах примчал к месту катастрофы. На сверкающей под лучами восходящего солнца водной глади от происшедшей трагедии и следов не осталось. Впрочем, нет… о борт корабля ударялись обломки мачты, бочка…
– Как в воду глядел… – растерянно бормочет Вихлястый Скелет.
Лорд Гамильтон снял шляпу. Все путники выстроились на палубе с непокрытыми головами. Молча смотрели они на пляшущие в волнах деревянные обломки и уйму мелкого хлама – на все, что пока еще напоминает: совсем недавно здесь, по поверхности океана, куда-то спешило судно, везя людей и людские амбиции. Всего лишь несколько часов назад кочегар приготовил себе сандвич с ветчиной, а штурман решил после вахты черкануть письмецо жене – что ни говори, но двадцать совместно прожитых годов так просто из жизни не вычеркнешь; кто-то из матросов заложил страницу в Библии, чтобы потом продолжить чтение… А теперь лишь эта издевательская кучка хлама напоминает о великом хаосе, из которого все мы вышли и в который обращаемся после ничтожно краткого земного существования.
Было и прошло…
Колючка Ванек, Щедрый Ротшильд, Джимми От-Уха-До-Уха, Филипп Язык-Без-Костей обменялись взглядами – испуганными, вопрошающими, укоризненными. Они стараются не смотреть на жалкую кучу обломков, но взгляд тянет туда как магнитом. Ведь это все, что осталось от «Бригитты», зачумленного корабля.
Но вот разворачивается краткий трагикомический эпизод. На палубе появляется господин Вагнер, сокрушенный горем скорбящий глава семьи, перед которым молча расступается толпа сочувствующих, давая ему дорогу. Но где та дорога, которая давала бы достаточный простор амплитуде колебаний господина Вагнера? Лицо его угрюмо, глаза влажны, он шагает, вернее, несет себя, поддерживая за штаны, мужественно пытаясь скрыть свою скорбь, а заодно и крайнюю степень опьянения. Последнее скрыть не удается: господин Вагнер икает, отчего пришпиленная к котелку свеча со стуком падает на пол. Господин Вагнер замирает у борта и смотрит на толщу воды, поглотившую названный его именем корабль, как опрокидывают одним махом рюмку спиртного. Он сунул руку в карман, чтобы в знак траура бросить в море горстку засохших цветов, но при виде летящих за борт очков в золоченой оправе сообразил, что по ошибке залез не в свой карман.
На сей раз, учитывая печальную ситуацию, господину Вагнеру простили ошибку. Ему позволили постоять в скорбном молчании, нарушаемом лишь птичьим щебетом, доносящимся из внутреннего кармана его пиджака.
– Внимание! Разворачиваемся… Полный вперед!
Сэр Максвелл приглушенным голосом изложил мистеру Тео свою просьбу: если он скоропостижно скончается в результате какой-либо безжалостной хвори, желательно забальзамировать его бренные останки. Если же кончины не произойдет, то он отказывается от бальзамирования.