Новые приключения Гулливера
Шрифт:
Рельдресель же вдруг замолчал. Он пристально смотрел на меня своими крошечными глазками, и личико его было совершенно спокойно.
— Не бойся, — сказал вдруг он, и в его тонком голосе послышалось презрение. — Тебе ничто не угрожает, глупый великан. Ты благополучно покинешь эти края — так, как того желаешь. Но я скажу тебе вот что. Разве столь сложную операцию можно осуществить без ведома и поддержки его величества? Если бы ты не был трусом, я бы посоветовал тебе самому прибыть в Лилипутию. Я даже готов посодействовать твоей встрече с императором Гольбасто IV. И ты расскажешь ему все так, как рассказал сейчас мне. Ты обвинишь меня в убийстве непокорного священника, в убийстве кормолапа Гурго
— Но если он был отравлен, зачем же понадобилось отрубать ему голову? — спросил я.
— Чтобы его смерть в случае обнаружения тела могла быть выдана за дело рук еретиков-фанатиков. — Рельдресель пожал плечами. — В тайну были посвящены Флимнап и Болголам, — он посмотрел на меня, и я готов поклясться, что по его крохотному личику скользнула улыбка. — Назвать вам того, кто все придумал? Или вы уже догадались?
— Гольбасто Момарен, — сказал я вполголоса. — Император Лилипутии. Без его ведома невозможно было проделать все это. Скайриш Болголам не решился бы на такую чудовищную ложь.
— Разумеется, — Рельдресель кивнул. Странно было, что он ранее боялся произносить имена придворных, заинтересованных в той провокации, но сейчас, ничуть не смущаясь, назвал имя своего могущественного повелителя. — Ты сказал, что после того, как Гурго отправился к тебе — пугать якобы принятым планом, я еще какое-то время оставался во дворце. И ты прав — я должен был решить судьбу Гурго. Жаль, что твое приспособление, — он небрежным кивком указал на подзорную трубу, — не позволяет тебе видеть сквозь стены. Иначе ты увидел бы, с кем я советовался.
— С императором Лилипутии, — вновь сказал я.
— Да, с императором. Все делалось по его воле. И тогда, и сейчас. И знаешь, что я тебе скажу? Думаю, и твой нынешний гостеприимный хозяин знал об этом плане. Иначе для чего бы ему молчать, когда его то и дело обвиняли в укрывательстве священника-изувера? Да, ему предъявили ультиматум. Но вместо того, чтобы с возмущением отвергнуть обвинения, он промолчал и немедленно привел в боевую готовность свой многочисленный флот.
Я не нашелся, чем возразить.
— Что же до твоего приятеля Гурго, — Рельдресель вздохнул. — Ах, Куинбус Флестрин, неужели ты не понимаешь, что его убил ты? Нет-нет, не растоптав своими ножищами, разумеется, нет. Но если бы ты не приставал к нему с расспросами о найденных тобою останках, Гурго был бы жив…
— Он тоже знал истинную подоплеку этой истории? — спросил я.
— Нет, разумеется. Просто его предки тоже были тупоконечниками, его опала была связана с тем, что Гольбасто подозревал кормолапа в тайных симпатиях к еретикам. Поэтому Гурго панически боялся всего, что напоминало бы об этом. Он советовался со мной, и я предложил ему напугать тебя якобы принятым на заседании Тайного совета решением о твоем ослеплении. Самое главное, впрочем, было в другом. Когда ты показал ему нишу, Гурго обнаружил там перстень с гербом Фреля Релока.
При этих словах я вспомнил, как кормолап действительно нашел в нише какую-то вещь, столь мелкую, что я не мог ее увидеть.
— Он пришел к правильным выводам. Правда, в отличие от тебя, он вовсе не собирался громогласно заявлять о случившемся. Он хотел покоя. И я дал ему полный покой. Так что у меня были две причины от него избавиться — он узнал о судьбе Фреля Релока и он знал тайну твоего бегства. Ни то, ни другое не могло быть предано огласке. Ибо в этом случае его величество мог действительно приказать умертвить Человека-Гору. А я этого не мог допустить, — он говорил вполне серьезно, и я был удивлен.
— Вы меня пожалели? — недоверчиво спросил я.
— Нет, конечно, — Рельдресель негодующе фыркнул. — С чего бы мне тебя жалеть, глупое чудовище? Но разложение такой туши непременно отравило бы воздух во всей империи. А за здоровье горожан отвечаю я. И мои враги воспользовались бы эпидемиями, чтобы сбросить меня или даже казнить. За колдовство или за что-нибудь в этом роде, — тюрлилак помолчал немного. — Правда, — сказал он саркастически и в то же время задумчиво. — Кому она нужна, эта правда? Никому. Потому что императору Блефуску непрекращающаяся война столь же необходима, как и императору Лилипутии. Потому что главам эмигрантов, нашедших здесь убежище, необходимо оставаться врагами Лилипутии. Потому что адмирал Болголам надеется на новые чины и награды. Знаешь, почему он стал твоим врагом с самого момента твоего появления здесь? Потому что твоя сила сделала бессмысленной войну. А война нас всех кормила, Куинбус Флестрин. Кормила и будет кормить, когда ты уберешься отсюда на своей гигантской лодке и, я надеюсь, утонешь в открытом море.
По зрелому размышлению я решил не предавать гласности всю вышеизложенную историю. Главным образом потому, что, не окажись я вынужденным бежать в Блефуску, я, скорее всего, не смог бы изыскать возможности покинуть этот отдаленный уголок и вернуться на родину: ведь шлюпка оказалась выброшенной на берег Блефуску, а не Лилипутии. Кроме того, личность тюрлилака Рельдреселя, его, безусловно, отвратительные качества, могли бы стать для некоторых моих соотечественников моральным оправданием жестокого и безжалостного покорения столь удивительного народа, каким являются лилипуты. Именно поэтому я не стал рассказывать подробности моего побега из Мильдендо, а в отношении злодейских убийств, ставших причиной событий, ограничивался одной фразой:
На площади, где остановилась телега, возвышался древний храм, считавшийся самым обширным во всем королевстве. Несколько лет тому назад храм этот был осквернен зверским убийством, и с тех пор здешнее население, отличающееся большой набожностью, стало смотреть на него как на место, недостойное святыни; вследствие этого он был обращен в общественное здание, из него были вынесены все убранства и утварь. Этот бывший храм и стал моим домом.
Вообще же все случившееся впервые натолкнуло меня на мысль, что в миниатюрных и, казалось бы, хрупких существах, таких, как лилипуты, может таиться столько страсти, силы, самоотверженности, но и злобы, предательства и звериной жестокости. В дальнейшем я не раз возвращался к этой мысли. Надеюсь, впрочем, что читатель мой, который запасся терпением и для которого я вознамерился продолжить повествование, согласится с нею — перевернув последнюю страницу моих воспоминаний.
Часть вторая
Поединок в Лорбрульгруде
1
Мои читатели знают, что в Бробдингнеге я оказался по вине товарищей-моряков. Насмерть напуганные появлением местного жителя, они бросили меня на берегу. В оправдание можно сказать, что испытанный ими страх был вполне естественным. При виде великана без малого 70 футов ростом, способного небрежным движением руки опрокинуть фрегат или легким щелчком убить человека, любой забыл бы обо всем на свете, кроме собственного спасения.