Новые сказки не нашего времени
Шрифт:
– Пусть так. И всё же не вижу твоей вины.
– Первый Закон видит, доктор. Поэтому меня так скрючило. Знаете, для нас, роботов, Первый Закон это что-то вроде ствола мозга у человека: повреждение ствола даёт самые тяжелые симптомы, вплоть до полного паралича.
– Ну-ну, не драматизируй. У тебя лишь нарушилась координация, да и то временно. Сейчас почти ничего не заметно.
– Но сначала было очень плохо. И вы ведь описали то, что увидели, когда звонили в Центр?
– Да. Но исключительно ради того, чтобы тебе оказали специальную помощь. Я же не роботехник.
– Помощь оказали вы, доктор – тем, что не отстранили от работы. И тем, что говорите сейчас со мной как… как с человеком.
– Спасибо.
– Скорее всего то же, что с моими двумя предшественниками: если мозг не слишком повреждён, перепрограммируют. Если ось Первого Закона нарушена необратимо – уничтожат. Для меня, как для личности, разницы нет. Просто… Кто будет помнить Дэна и других стриков, если сотрут мою память?
– Ну, это мы ещё посмотрим, – после долгого молчания сказал доктор, когда они, сделав полный круг, подходили к корпусам клиники. – Вот что, Руп. Чувствую, завтра предстоит долгий разговор. Я буду вести запись – в моём кабинете всё предусмотрено. В подходящий момент, когда мне понадобится их полная откровенность, я попрошу тебя выйти из кабинета и ждать в своей комнате. Не волнуйся – ты всё услышишь и увидишь позже, в записи. И не бойся – я тебя не отдам.
На следующий день прибыла целая делегация: Джей, Вик, и еще двое. Мужчина назвался координатором проекта, а женщина представилась как доктор Феддинг, робопсихолог.
– То, что я наблюдал у Рупа – это классический пост-травматический синдром, – бодро начал Молэй. – Я часто сталкивался с ПТС у молодых здоровых людей, в частности, у своих ординаторов после первой смерти их пациента. У моих ЛУЧШИХ ординаторов. Именно в такой ситуации оказался вчера Руперт, и я рад, что он отреагировал как будущий хороший врач. Кстати, ПТС хорошо поддаётся психотерапии.
– И вы применяли психотерапию к роботу, доктор? – ядовито осведомился координатор.
– Конечно, – спокойно ответил Молэй. – Удивительно адаптивная психика: одного сеанса оказалось достаточно, чтобы снять основные симптомы, в частности, грубое нарушение координации, которое я вчера описал по телефону. Вы сами можете видеть прогресс (Руп, пройдись, пожалуйста, по комнате). Психически сейчас он в пределах нормы. Думаю, через неделю и неврологические симптомы ПТС исчезнут полностью.
– Боюсь, доктор, вы всё же недооцениваете разницу между роботом, даже человекообразным, и человеком. Вы не возражаете, если наш робопсихолог осмотрит Руперта? – спросил координатор.
– Разумеется! Буду только рад, коллега, – Молэй поклонился в сторону молчаливо сидящей женщины с сединой в коротких волосах. – Надеюсь, мы поддержим профессиональные контакты и в будущем. Руперт, – обратился он к роботу, – проводи, пожалуйста, доктора Феддинг в свою комнату. После осмотра оставайся там; я сам к тебе зайду, когда совещание кончится.
Вечером, в конце психотерапевтической прогулки по парку доктор Молэй говорил Руперту: «Я с удовольствием читаю твой дневник – ты хорошо пишешь. А ты не думал записывать истории жизни, которые рассказывают тебе пациенты? Некоторые захотят писать сами, некоторые не смогут, и ты им поможешь. История жизни осмысляется, приобретает цельность, сохраняется. Этот метод называется мемуаро-терапией. Можно с их согласия помещать записанные и отредактированные истории в интернет, на сайт нашей клиники. Я уверен, что активное осмысление и, так сказать, «вечная память» в сети снизит страх напрасно прожитой жизни, страх забвения, страх смерти. Следовательно, и твоё напряжение после смерти человека, о котором ты заботился, тоже понизится. Каждый раз выводить тебя из ПТС слишком хлопотно. Лучше будем дружить с Первым Законом, верно?» Руперт согласно кивал, шагая рядом с шефом туда, где его любили и ждали. В парке темнело, и в корпусе зажигались окна. Загорелись фонари снаружи – у заднего входа стояла перевозка. Руперт рванулся туда. Доктор Молэй, ругнувшись, поспешил к центральному входу.
Это оказалась не перевозка, просто привезли продукты на завтра. Руперт обогнул фургон и вошёл в здание. В коридоре было тихо: все постояльцы уже спали или готовились ко сну. Вдоль пустого коридора и череды закрытых дверей Руперт шёл к центральному входу, навстречу доктору Молэю. Он уже миновал последнюю дверь, когда услышал тихие звуки – вроде музыка? – из прохода, ведущего к столовой и, по совместительству, залу собраний и концертов. Он свернул туда. Два силуэта в сумраке холла. Перебор гитарных струн, тихий женский смех. Потом негромкий хрипловатый мужской голос запел:
Ну что ж, пускай, пускай, пускай
Года уходят.
Ты одного не забывай –
Своей мелодии.
Другой такой, другой такой
Вовек не будет.
Погибнешь ты – уйдёт с тобой,
И мир забудет.
Но я пою, и эта блажь
Попытка, вроде,
Бессмертье взять на абордаж
Своей мелодией.
Пускай уходят в никуда
Года и люди.
Моя мелодия всегда,
Всегда пребудет.
Негромкий разговор, силуэты слились, снова разделились, и вновь зазвучала гитара. Руперт услышал тихие шаги сзади. Доктор и его ассистент немного постояли рядом, послушали ещё одну песню, а потом бесшумно удалились.
3. Суд идёт!
Гаад вполз в переговорную и расположился напротив своего подзащитного, аккуратно расправив кольца. Как обычно, на него сразу же обрушился поток мыслей клиента: «Изыди, Сатана! Иже еси на небеси… Чёрт! Дальше забыл!» Гаад быстро задвинул ментальную заглушку и прошипел в транслейтор:
– Здравствуйте, Алексей Тихонович! Давайте продолжим.
– За что!? – возопил Алексей. – Почему я попал сюда? Я же хороший, лучше многих! Родил сына (даже двух), посадил дерево (ещё пацаном, на школьном субботнике). – Он запнулся: забыл, как там дальше.
– Да-да, – терпеливо ответил Гаад, – мы это уже обсуждали. Эти данные, несомненно, в вашу пользу и я их непременно представлю. Но, видите ли, наш суд устроен немного иначе, чем у вас на Земле. То, что вы сделали – и хорошие дела, и плохие – всё это учитывается. Но главный аргумент – то, что вы НЕ сделали. Хотя и могли. Давайте, я сам буду задавать вам вопросы, а вы отвечайте.
О том, что имеют смысл только честные ответы, Гаад, конечно, говорить клиенту не стал. Если тот узнает о телепатии, в его мыслях забурлит такая каша, что семи дознавателям не разобраться. Иногда начинающие адвокаты делают такую ошибку, но быстро понимают, что адвокатская этика требует как раз обратного. Этому не учат в институте. Это надо почувствовать на собственной чешуе. Одного раза вполне достаточно.