Новые земли Александра Кубова
Шрифт:
Первый раз я понял тогда про Булю, сам по себе, после того, как Буле стало плохо, а теперь потому, что мне Александр Григорьевич разгадал картину.
Но, может, так и ещё будет, и ещё, и ещё. И может, я ещё много чего нового буду находить в Буле, хоть она уже умерла.
И потом ещё совсем другое. Я так и не всегда понимал, когда Александр Григорьевич говорил всерьёз, а когда нет. Правда, он считает, что я ещё встречусь с Джоанной?..
Уехали
После того как уехали археологи, я снова стал ходить в горы. Брал с собой клетку с Морисом и забирался чёрт те куда. Иногда даже там уроки учил, устные, конечно. Если бывали ясные денёчки, я залезал в свою пещеру и смотрел вниз на море. Море казалось таким тёплым, таким летним. Смотрел, как рыбаки сети снимают с кольев, как пароходы идут. Иногда задумаюсь — и мне какая-нибудь лодка покажется вдруг парусником с белыми парусами, а на носу стоит капитан в бархатной куртке, в шляпе с пером и трубку курит. И мы подплываем, и нас встречает много-много лодок, все нас приветствуют, кричат «ура», а на берегу стоит Джоанна и держит под уздцы прекрасного коня в яблоках.
Если когда-нибудь случайно вспомню про больницу, мне не по себе становилось. Как я ни видел тогда, ничегошеньки я не видел и не понимал!..
Как-то я написал письмо Александру Григорьевичу и теперь занимался тем, что высчитывал, через сколько дней может прийти от него ответ. Я считал: моё письмо ну пусть шесть дней — то да сё, пока получит, пока прочитает, пока соберётся ответить, хоть он долго не будет собираться, — и обратно шесть дней. И я прикидывал, какого числа я могу получить от него письмо. Хотя я себе и говорил, что раньше и быть не может, всё-таки дня за три до высчитанного срока начал подлавливать почтальона Таню и спрашивать её, нет ли мне письма.
И один раз в совсем даже нежданный день почтальон Таня окликнула меня на дороге:
— Эй, Саша, тебе извещение на бандероль!
Я схватил извещение и сначала никак не мог понять, от кого это. А Таня мне говорит:
— Да куда ты там смотришь? Это же фамилия контролёра на почте. А бандероль из Москвы, с тебя магарыч.
В школе я все уроки думал, от кого же это, хотя наверняка это от Александра Григорьевича, а сначала я подумал, что от Джоанны, но раз из Москвы, то от Александра Григорьевича. И после школы я побежал сразу на почту и ужасно волновался: а вдруг мне не выдадут, тут же надо написать номер паспорта, а у меня не только номера, но и паспорта нет?
Но мне выдали — я заполнил только свой адрес и расписался. Тут же разрезал бритвой бечёвку и развернул бумагу — передо мной был «Джек-Соломинка». Я обалдел, но нет, это была не та, не Джоаннина книжка, это была другая, в новенькой совсем обложке — конечно, это подарок Александра Григорьевича. Я открыл книжку, и на первом листе шла размашистая надпись:
«Открывателю новых земель Александру Кубову» — и стояла подпись Александра Григорьевича.
Была и ещё одна книжка: «История Древней Греции». Та была без надписи.
Я взял книжки и пошёл. Когда я уже открывал дверь, мне крикнули:
— Эй, парень! А кто бумагу будет за тобой убирать?
Я вернулся и сунул бумагу и бечёвки в корзину. Книги я не положил в портфель. Портфель я нёс в одной руке, а книги — в другой, и всё время смотрел на них, и открывал носом обложку «Джека», и снова читал надпись.
Было уже холодно, лужи на дороге затянулись тонкой ледяной коркой — я наступал на неё, и она сразу разбивалась как стекло.
Я шёл и думал.
Будет весна, и приедет Александр Григорьевич, и мы будем копать, и теперь-то я буду уже настоящий профессионал, а потом ещё лето и ещё лето, а потом настанет лето, когда я поеду в Москву и буду поступать в университет на истфак, отделение археологии.
Буля! Помнишь, как ты жалела, что я не умею ни рисовать, ни петь, ни играть на гитаре, но, знаешь, мне это не понадобилось. Ты так порадовалась бы за меня, Буля! Неужели ты никогда ничего обо всём этом не узнаешь?
Ну, подай мне какой-нибудь знак, Буля, как тогда, когда ты сжала мне руку…